Триады

Дьявол пришёл и осенил крестом

спящего андрогина с лицом дракона.

Вывел старик на улицу паука.

На пауке – ошейник, а старика

кличут Фаддей Евграфович Никаноров.

Вот он идёт быстро ли, медленно

вниз головой на городское дно,

видит бомжей, демонов, проституток;

в правой руке топорщится мокрый куст,

в левой – в смоле и листьях, горька на вкус,

пляшет ставрида-рыба на ножках гнутых.

В чёрные дыры затянутые дворы,

радуются пришельцу. И комары

пьют его кровь, превратившись в продажных женщин.

Лает паук на кошаков и крыс.

И андрогин кричит старику: «Проснись!» –

даром что сам сновиден он и нездешен.

По мотивам

Плохая карма

Плохую карму выдали Ивану.

– Хорошие разобраны давно, –

сказали, покачали головами…

Сидят и наслаждаются кино.

Там пьяный батя мается в передней.

В светёлке акушерка мельтешит…

Родился Ваня дураком последним,

читает Ваня книгу Берешит;

хохочет, ничего не понимает,

болтается у чёрта на рогах,

коту сапог кирзовый предлагает,

хотя коты не ходят в сапогах.

А где-нибудь в Италии далёкой

грустит старик, похожий на бревно;

папаша Карло, карлик одинокий –

плохая карма, сразу видно, но

есть у Карлито странная картина,

на ней в очаг пихает колесо

кубический гомункул Буратино,

а в правом нижнем – подпись: «Пикассо».

– Продай, отец, – откроешь галерею!

Тебя бы, старый, Феликсом назвать!

– Тьфу, – отвечает, – уходи, еврей, а

тот натюрморт бесплатно можешь взять.

* * *

Мы искали, где собака зарыта;

землю мёрзлую рыхлили, копали.

Обнаружили пустое корыто,

рыбий остов и скелет аксакала.

Голем Павлович сказал: «Это Пушкин.

Ну, не собственной персоною то есть.

Но куда запропастилась старушка,

что пилила аксакала всю повесть?»

Мы продолжили копать за собаку,

долго, коротко ли – без передышки.

Извлекли на свет гомункула в банке

и раввина в пожелтевшей манишке.

Голем Павлович сказал: «Это брат мой,

не раввин, а тот, который гомункул».

Мы решили возвращаться обратно,

совершили небольшую прогулку;

в повторяющихся снах заблудились,

покатались на змее Зодиака,

но не вызнал до сих пор ни один из,

где зарыта эта ваша собака.

* * *

Сунь Укун говорит обезьянам: «Прощайте!» -

машет лапой косматой руки.

Эмигрирует в Штаты ли в поисках счастья

или едет в республику ШКИД;

или, может, чудовище злобное вертит

на трёх буквах, последняя – «ю».

«Подари мне, любимая, персик бессмертья, -

обезьяне своей говорю.
–

Я хотел бы вонзить в золотистую мякоть

сладко ноющие резцы,

и, упав на траву, хохотать или плакать,

наполняясь энергией ци.

Сунь Укун испарился, а мы – ну ещё бы!
–

остаёмся на птичьих правах

в этих вечнозелёных прекрасных трущобах

без царя в золотых головах».

Аргумент

Было душно. Пел пернатый кантор

всей своею маленькой душой.

День перевалил через экватор

и на понижение пошёл.

Воздух плотной плёнкою казался.

Над асфальтом поднимался пар.

Гладил мальчик солнечного зайца

на веранде. Рядом мирно спал

молодой ретривер золотистый

и во сне рассматривал кота.

Кот же на рыбалку шёл, светился,

выпускал колечки изо рта.

В лапах – трубка, удочка, ведёрко…

И уже как будто не во сне

тёрли духи облако на тёрке,

чтоб летел на землю мокрый снег.

Замолкала птица, без оглядки

проносилась сквозь холодный свет.

Выпущен мальчишкой из рогатки,

мчался камень дезертирке вслед.

Разгонялся до потери пульса -

от натуги даже покраснел;

поравнялся с птицей, промахнулся

и исчез из виду вместе с ней.

* * *

Лёг в кровать, задумался, задел

локтем задремавшую супругу;

повернулся на бок, а затем

на спину… И вот идёт по лугу,

наступает прямо на цветы

жёлтые, багровые, любые:

вран-да-майна, мачеха-и-ты,

даже о ромашках не забыли.

Пьяный ангел валится в траву,

по земле катается, хохочет.

Бабочки по воздуху плывут,

закатив фасеточные очи.

Обернёшься – и черным-бела

роща расступается зловеще.

– Не смотри туда, сомнамбула, -

говорит сновидцу волнорезчик,

вырезая дивную волну,

на воду красавицу бросая.

Едет новобранец на войну,

руку под подушку запуская…

Он проснётся через полчаса,

весь в земле, укушенный женою;

распахнёт потухшие глаза

и заденет даму за живое.

Аргумент

«Не грусти, – говорил мне молчальник –

без озвучки, но я понимал, –

всё потеряно, друг, изначально;

обезьяна ты или кайман,

альбатрос или чёрная мамба,

наступает такая пора –

не спасут ни хореи, ни ямбы,

ни везение, ни доктора.

Эту фундаментальную тему

разрешают посредством ножа,

но куда бы душа ни взлетела,

существует ли, парень, душа?»

В отдаленье корова мычала,

дым курился над древней избой.

Скалил жёлтые зубы молчальник,