Тридцать ночей
Шрифт:
— Моя собственная земля?
Он кивнул.
— Если ты хочешь. Всё что ты пожелаешь. Это твоё.
Я не могла говорить, но слёзы, стоявшие в моих глазах, сказали всё за меня. Даже когда я, наконец, изрекла слова, они были молвой:
— Ты лучшее, что когда-либо за долго время со мной случалось.
Его улыбка исчезла, и строгая V-образная складка пролегла меж его бровей. Тектонические плиты переместились настолько резко, что я едва не расслышала, как они сменяли друг друга и потом замкнулись.
— Пошли, Элиза, — его голос был низким, когда он встал и поднял меня на ноги.
Проклятье! Что же я такого
Он включил поливальную установку близ "Леди Клэр" и, сохраняя молчание, обнял меня за талию. Он вновь стал литым из титана. Мы начали бродить по Шекспировской арене, в точности прослеживая наши первые шаги. Флорибунда, "Ла Франс". С каждым сделанным шагом, свет в его глазах меркнул.
— Айден, милый, что случилось? Мы должны вернуться домой? — я обхватила ладонями его лицо.
На секунду мне показалось, что он не ответит. Но он задержался у столистной розы, первый бутон у которой уже поник, а второй ещё пока не раскрылся. Нечто надломилось в выражении его лица. Его лоб нахмурился, а челюсть сжалась. Он закрыл глаза, его рука крепко ухватилась за мою талию. Каждый мышечный корд в его теле расширился и начал вибрировать. Моё сердце заколотилось в груди. Что такое? Что происходит?
Он открыл глаза. Больше они не были ни цвета бирюзы, ни даже цвета сапфира. Они были цвета непроглядной синевы.
— Элиза, — его голос был резким. — Думаю, настало время тебе узнать правду.
Глава 43
Верен долгу всегда
— Правду о чём? — прошептала я.
— Обо мне... Ты же хотела узнать, что я сделал, чтобы заслужить это.
Я сжала его руку.
— Мне не надо знать, если это причиняет тебе боль.
— Надо. Видишь ли, начиная с нашего второго совместного вечера, я тебе лгал.
Моя рука, сжимавшая его руку, ослабла и соскользнула вниз.
— Лгал мне? О чём?
— О том, что случилось двенадцать лет и восемнадцать дней тому назад.
Я заглушила свой потрясённый вздох, поскольку так или иначе не хотела давить на него.
— Ты уверен?
Он кивнул и протянул руку ко мне, ладонью вверх, словно не был уверен, возьму ли я её. Я схватилась за неё изо всех сил. Он вложил мою руку в локтевой сгиб своей руки и направился в сторону скамейки, на которой ранее восседала пожилая пара. Его глаза были сосредоточены на линии моего подбородка и горле. А затем он начал свой рассказ тихим, сбивчивым голосом:
— Мы базировались в лагере Вольтурно, расположенным за пределами города Эль-Фаллуджа, в течение двух недель. Три сотни морпехов, одуревших от тестостерона и адреналина, вооружённых до зубов. Наша миссия была обеспечить присутствие Штатов и проводить облавы на повстанцев и ополченцев. Метаморфические каникулы после наших молниеносных операций в Багдаде. Ни минометного огня, ни грязевых ливней, как минимум, два часа сна каждую ночь. Казалось, что мы побеждали.
— Помню, как первого мая лежал на своей койке, проснувшись в три ночи — писал письмо, размышлял. "Быть этого не может. Где все эти террористы-смертники, связанные с "Аль-Каидой"?" Затем в нашу палатку нырнул Маршалл, принеся с собой порыв ветра с песком.
— "Бросай свою херню, Шторм. Мы отправляемся в Эль-Фаллудж. У Паломиноса ку-лихорадка, а Мортон на своём
этапе или что-то типа того. Мы берём на себя патрулирование. Проведём некую разведку городских трубопроводов, которые ведут на рынок Хаджи".— Итак, мы собрались — весь мой отряд — с полной выкладкой, в бронежилетах, по восемь магазинов боекомплекта у каждого, по ножу, по два болонский сэндвича, по пакету чипсов "Раффлз". У Маршалла был своеобразный ритуал перед каждой миссией — он пел "Я встретил девушку". Будь то день или ночь. И плевать ему было на то, что кто-то в этот момент мог спать. Так что мы распевали во всё горло, пока я бегло просматривал карту трубопровода, и потом мы выдвинулись. Пешком, конечно, как же ещё можно было осмотреть трубы?
— Господи, там так воняло! Кромешная тьма. Через некоторые колена труб нам приходилось ползти, я возглавлял группу, поскольку запомнил путь.
— "Шторм, твои мозги — самое охренительное, что могло случиться с этим взводом", — рассмеялся Маршалл.
Айден сглотнул, и долгое время хранил молчание. Впрочем, как и я, потому что теперь я поняла, почему он так трансформировался, когда я произносила те очень схожие к этим слова.
— Короче. Мы вышли на поверхность у средней школы, расположенной близ центрального городского рынка, камуфляж насквозь был пропитан потом. Всё вокруг казалось нормальным. Было ещё слишком рано. Несколько детей, находящихся на школьном дворе, играли в футбол каской морпеха. А затем "бум"! — последнее слово он прошептал. — Взорвался двор. Улица. Рынок. Бум, бум, бум!
— Маленькое тельце приземлилось между мной и Калом. Не крупнее, чем то зелёное ведро. Грудная клетка вскрыта, куски лёгкого застряли между рёбрами, подобно губке..., — он запнулся и тяжело сглотнул, как будто к его горлу подступила желчь.
— Мы выкопались из-под обломков — откашливаясь, плюясь, блюя. Хендрикс продолжать орать нам, чтобы мы возвращались в Вольтурно. "Через пятнадцать минут, все хаджи будут у нас на хвосте, Шторм. Они сдерут с нас кожу живьём и продадут наши яйца на фалафель57."... Но разве можно было вот так взять и просто выбраться из чего-то подобного? Как можно уйти и, по меньшей мере, не проверить не уцелел ли хоть один ребёнок? Это дело чести, даже в том, как ведёшь войну.
— Так что мы ввалились во двор, в поисках выживших. Ничего, кроме тел, разбросанных на руинах. Мы попытались сложить вместе некоторые части тел — понимаешь, чтобы матери могли их похоронить.
— Проще всего подбирать части тел было для меня. Кожа на этой руке выглядит так же, как кожа на вот этой ноге. Эта рука в такой же полосатой рубашке, как и эта рука..., — его горло билось в конвульсиях.
— Вот тогда-то они нас и нашли... Партизанская банда повстанцев, втрое больше нашей группы. Они стали стрелять по нам без предупреждения, двое морпехов пали, прямо на те тела, которые они пытались уберечь. Мы отступили внутрь школы — мы с Маршаллом оказались в классе на втором этаже. Кал и Хендрикс — на третьем.
— Мы вели огонь по двору, прикрывая Джаза и других. А затем —
Он резко умолк, его пристальный взгляд ни разу не покинул линию моего подбородка. Его глаза были безмолвными, темнее непроглядной тьмы, но крупинки бирюзы мерцали то тут, то там, словно свет боролся с тьмой. Он плотно прижался спиной к скамейке, плечи были ещё более жёсткими, чем мне когда-либо довелось видеть. Он, по-прежнему, хранил молчание. Я не знала, сколько прошло времени.
— А затем что? — прошептала я, наконец, сжимая локтевой сгиб его руки.