Тридцатилетняя война

Фридрих лишился прав на свои земли тем, что умышленно подорвал имперский мир, и император мог отдать их своим друзьям. Внешне это выглядело бы благопристойно, хотя он и нарушал клятву, данную во время коронации и не позволявшую раздавать земли в Германии без согласия рейхстага [233] : эту правовую неувязку можно было бы урегулировать позднее. Решение о вторжении в Пфальц было принято в Брюсселе в конце 1619 года [234] , договор с испанским правительством Фердинанд подписал в феврале 1620 года, а приказ Мадрида Спиноле датирован 23 июня [235] . Прежде чем Спинола получил его, французы добились заключения Ульмского договора, уния вывела свою армию, и в Рейнланд мог идти кто угодно.

233

О клятве Фердинанда: Lunig, III, p. 57 f.

234

Lonchay and Cuvelier, I, p. 550.

235

Lundorp, II, p. 171.

4

Все последние десять лет авторы памфлетов писали об испанской угрозе, все десять лет независимые правители земель Германии страшились усиления императорской власти и попрания их свобод. Ангальт и рассчитывал на эти страхи, пытаясь объединить князей вокруг Фридриха. Почему же они оказались столь слепы, что не разгадали истинные намерения Спинолы, Фердинанда и короля Испании?

Нет, они не были наивными людьми. При дворе императора все хорошо знали, что два главных советника Фердинанда — Эггенберг и Гаррах — подпали под влияние испанцев [236] и ни одно решение не принималось без консультации с Оньяте, испанским послом [237] . Никто из князей не мог быть не информирован о военных приготовлениях Спинолы.

236

Fiedler, р. 117.

237

Bethune, p. 227.

Князья унии просто-напросто боялись предпринимать какие-либо действия. Для них было важнее показать свою непричастность к бунтовщику Фридриху. В свое время курфюрсты Саксонии и Бранденбурга и герцог Баварский — лютеранин, кальвинист и католик — объявили себя защитниками конституции. Понимали ли они теперь, что конституция в опасности?

Курфюрст Бранденбурга мог найти оправдание своей бездеятельности. Георг Вильгельм, старший сын в семье и кальвинист, наследовал отцу-кальвинисту в Рождество 1619 года. Мать-лютеранка хотела свергнуть его в пользу второго сына — лютеранина и заручилась поддержкой Иоганна Георга Саксонского. Молодой курфюрст, половина подданных которого были готовы восстать против него, обратился за помощью к соседу — королю Польши. Мать незамедлительно устроила брак старшей дочери, не испрашивая согласия ее брата, с королем Швеции, заклятым врагом польского короля. Отрезанный от Польши, Георг Вильгельм предложил свою помощь чехам в надежде на то, что они помогут и ему. Курфюрст Саксонский сразу же пригрозил войти в Бранденбург и поднять против него все лютеранское население. Георгу Вильгельму ничего не оставалось, как лебезить перед Иоганном Георгом и делать то, что он велит [238] .

238

Droysen. Preussische Politik, Theil III, pp. 30 ff.

Ничем не мог оправдать свое поведение курфюрст Саксонский. Да, он завидовал Фридриху и злился на то, что не его избрали королем Богемии, но, как протестант и конституционный властитель, Иоганн Георг должен был поддержать новую монархию в противостоянии с католической тиранией. Если он действительно дорожил германскими свободами, то не мог оставаться в стороне, когда Фридриха начали крушить войска из Испании и Фландрии.

Конечно, Иоганн Георг Саксонский не был человеком бескорыстным и его действия зачастую определялись личными интересами, но относился к числу искренних приверженцев германских свобод. Курфюрст Саксонский считал, что Фридрих, узурпировав власть в Богемии, нанес тяжелейший, а может быть, и смертельный, удар протестантам и конституционалистам. Он решил исправить ошибку Фридриха своим особым способом — отвернуться от него. На собрании в Мюльхаузене Иоганн Георг ясно показал, что не одобряет захвата богемской короны. И вскоре после этого он подписал с Фердинандом соглашение: в обмен на вооруженную интервенцию император должен гарантировать свободу лютеранской веры в Богемии и признать все секуляризованные церковные земли в Нижнем и Верхнем округах Саксонии. Друзья Фридриха расценили поступок саксонца как злостное предательство, однако Иоганн Георг, опасавшийся угрозы со стороны Испании, считал, что нашел самое верное средство защиты — снять необходимость в испанском вмешательстве. Фердинанд, восстановленный на троне Богемии как законный монарх самими протестантами и благодарный германским князьям, будет в тысячу раз менее опасен, чем Фердинанд, возвращенный на чешский престол испанскими войсками и династией Габсбургов.

Так впоследствии объясняли мотивы Иоганна Георга, но они, видимо, лежали и в основе его решения. К сожалению, династические амбиции взяли верх над политическими инстинктами. Настаивая на гарантиях для лютеранской веры в Богемии и признании секуляризованных земель в Северной Германии, он выступал как протестант и конституционалист. Однако Иоганн Георг одновременно потребовал и передать ему Лусатию. Внеся элемент своекорыстия, он испортил благовидность своих намерений.

Католик Максимилиан Баварский, подписывая в октябре договор с Фердинандом, руководствовался аналогичными соображениями. Он также хотел, чтобы Фердинанд вернулся на трон с помощью германского, а не испанского оружия, и в награду домогался титула курфюрста, принадлежавшего Фридриху.

Несмотря на сходство замыслов, династические амбиции не позволяли Иоганну Георгу и Максимилиану объединиться. Прознав о договоре Иоганна Георга с Фердинандом, Максимилиан заревновал и настоял на том, чтобы он возглавил войну в Богемии, а Иоганн Георг вел военные действия лишь в Силезии и Лусатии [239] .

Стремясь получить скорые дивиденды, эти два половинчатых патриота лишили себя возможности проводить общую политику. Оба совершенно не осознавали того, что, выторговывая у Фердинанда земли и титулы, давали ему в руки мандат на то, чтобы распоряжаться империей по своему усмотрению. Ни тот ни другой не понимали, что Фердинанд, принимая их содействие, вовсе не собирается отказываться от помощи Испании и не берет на себя никаких обязательств в отношении земель Фридриха на Рейне [240] .

239

Hurter, Ferdinand 11, VIII, p. 673.

240

Gindely, Geschichte, II, p. 442.

5

Катастрофа неминуемо приближалась. Католические прорицатели называли Фридриха «королем на одну зиму», в его распоряжении оставались весна и лето, но с каждым месяцем появлялись все новые признаки беды. В начале года он побывал в главных вотчинах своего нового королевства. С энтузиазмом его встретили в Брюнне (Брно), Баутцене и Бреслау (Вроцлав). Однако в Ольмюце (Оломуце) зал, где его принимали, властям пришлось заполнить крестьянами и солдатами, чтобы скрыть отсутствие католического дворянства. Фридриху было невдомек то, что половина жителей этого города ненавидят его за осквернение церквей [241] . Он простодушно мечтал о будущих выездах на охоту со своей королевой. На самое холодное время года Фридрих оставил ее в Праге и теперь жаловался в письмах: «Il m'ennuie fort de coucherseul» («Как надоело спать одному») [242] .

241

Lundorp, I, p. 986; d'EIvert, I, p. 113.

242

Aretin, Beytrage, VII, pp. 155, 158.

Мало-помалу Фридрих начал осознавать грозящую ему опасность. В ночь приезда в Брюнн границу перешел контингент польских войск, посланный в ответ на просьбу Фердинанда, и далекое зарево горящих деревень зловеще окрасило горизонт. Он не сообщил об этом жене, написав лишь о том, что «ужасно устал» — «Fesprit rompu» [243] .

В такой ситуации мог сломаться и более сильный человек. Друзья предали, а воодушевленность подданных испарялась вместе с надеждами. Они избрали его не из любви к нему, а в расчете на его помощь [244] . Но он ничего им не дал. Вначале за счет личных средств Фридрих увеличил чешскую армию на семь тысяч человек [245] , однако уже в марте 1620 года искал займы в Лондоне, а к середине лета закладывал свои драгоценности и вымогал наличные деньги у евреев и католиков [246] . Войска бедствовали, свирепствовал тиф, голод и безденежье вынуждали солдат заниматься грабежом. Ан-гальт эпизодически казнил виновных, но это ничего не меняло. То тут, то там крестьяне устраивали самосуды или восставали [247] . Попытки прибегнуть к конскрипции не дали никакого результата. В Силезии кое-как набрали четыреста всадников, совершенно непригодных. В моравском Ольмюце не нашлось офицеров для рекрутов-крестьян, и они через пару дней разбрелись по домам [248] .

243

Ibid., II, vi, pp. 74-75; VII, p. 153.

244

Lundorp, I, pp. 859—860, 987.

245

Moser, Patriotisches Archiv, VII, p. 65

246

Lunig, VI, ii, pp. 172, 175; Calendar of State Papers. Domestic Series, 1619-1623, p. 131.

247

Annates, IX, p. 1002.

248

B. Duduk, Chronik der Stadt Olmutz Uber die Jahre 1619, 1620. Schriften der historisch-statistischen Section der mahrisch-schlesischen Gesellschaft zur Beforderung des Ackerbaues, 1, p. 44.

Испытывая нехватку лошадей, артиллерии и финансов, Эрнст фон Мансфельд все еще удерживал для Фридриха Пильзен. Летом он отправился в Прагу на поиски денег для своих людей. За ним последовал и полк, который он расформировал из-за отсутствия средств. Разъяренное воинство окружило его жилище в Праге, так что ему пришлось пробиваться с мечом в руках и при помощи королевских лейб-гвардейцев [249] . Возмутителей спокойствия было немало. И солдатня, и офицерство пользовались любой возможностью для того, чтобы бросить службу и пошататься по улицам и тавернам столицы [250] .

249

The Appollogie of Ernestus, Earle of Mansfielde, 1622, pp. 34—35.

250

Loyse Juliane, Memoires, p. 164.

В городе же действительно происходило что-то напоминающее Содом и Гоморру или пир во время чумы. Не прекращались балы и банкеты в домах дворян, лыжные выезды зимой и купания летом, а король взял моду разъезжать по городу в ярко-красной мантии и с желтым пером, залихватски вдетым в шляпу. Когда наступила теплая погода, он на глазах королевы и ее дамского окружения нагишом шел купаться в Молдау, и изумленные бюргеры толпились вокруг [251] . В Градчанах всегда было много желающих посмотреть на «бесплатное и забавное зрелище», которое являли собой юные король и королева, походить по королевским покоям, покачать на руках маленького королевича. Один из гостей даже догадался выкрасть на память шерстяные башмачки принца [252] .

251

Lundorp, I, pp. 925—926; Riezler, Kriegstageb"ucher aus dem ligistischen Hauptquartier, 1620. Abhandlungen der Koniglichen Akademie der Wissenschaften, Historische Classe, xxiii, Munich, 1906, p. 187.

252

Taylor his Travels.

Редко бывает, чтобы подданным не понравился такой наивный и благонамеренный правитель. Фридрих ждал любви, но натолкнулся на презрительное отношение министров и ненависть населения. Робевший перед советниками и путавшийся в статьях конституции, которую призван защищать, он казался глупее, чем был на самом деле. На протестантской ассамблее в Нюрнберге Фридрих, отвечая послу, заученно повторил фразу, предназначавшуюся для ответа на совершенно другой вопрос [253] . Он приводил в замешательство и придворных, и советников своим необычным поведением: ходил с непокрытой головой, обращался к Ангальту, прежде чем ответить на любой вопрос, слишком часто протягивал руку для целования. А на публике Фридрих всегда отдавал первенство королеве и позволял ей появляться в таких платьях, в каких не выпустил бы свою супругу из дома ни один уважающий себя чешский господин [254] .

253

Gindely, Geschichte, II, p. 308.

254

Hurter, Fredinandll, VIII, p. 126; Lundorp, I, pp. 926, 861.