Трилогия Мёрдстоуна

Видит Покета.

Грем тер тонкие белые руки друг о друга, согревая их. Расстроено гудел и бормотал что-то себе под нос. Оглядывал комнату, явственно оценивая сложности, которые она теперь должна представлять для слепого евнуха.

— О-хо-хо. Ну-ну. Трам-пам-пам. Холера. Кто бы подумал. Знал, что ты умом не блещешь, Марлстоун, но за совсем уж полного кретина не держал. И ты теперь слеп и охолощен — и все по распроклятому твоему же упрямству. Ну чего уж тут. Охохонюшки. — Он вздохнул, вытянулся во весь свой невеликий рост и постарался принять деловой тон. — Пожалуй, лучше мне выправить твой елезвон, чтоб ты мог позвонить в службу слепых. И той твоей потаскушке. Скажи ей, если захочет чего посочнее, может теперь съесть эту вишенку.

Он устало указал на телефон, который тут же принял исходный вид. Покет повернулся к неподвижному Мёрдстоуну и несколько долгих мгновений печально смотрел на него. А потом чуть повысил голос.

— Слышишь меня, прыщ разнесчастный? Столбняк, который я на тебя напустил, выветрится довольно скоро. Сможешь передвигаться наощупь. Меня-то к тому времени простынет и след. Хотел бы сказать, что знакомство с тобой было сплошным удовольствием, но, правду сказать, оно было сплошной болью в заднице. Однако надо отдать тебе должное, Амулет ты раздобыл. Так что, когда будешь лежать тут, ощупывая пустые кармашки на чреслах, утешайся хоть тем, что, возможно — всего лишь возможно, — ты внес свою малость в спасение Королевства. Правда, имей в виду, молись всем тем, что у тебя осталось, чтобы Морл о том никогда не проведал. Холера, нет. Зря я вообще на эту тему.

Он торопливо начертил какой-то знак в воздухе, а потом шагнул к Филипу, протягивая руки за Амулетом. Филип невольно шагнул назад.

Доброчест застыл.

— Марлстоун?

— Что?

Доброчест присел. Быстро осмотрелся по сторонам. Выпрямился. Протянул руку.

— Марлстоун? Сколько пальцев я поднял?

— Три?

— Ты наугад сказал?

— Нет.

На несколько секунд время замедлило ход. А потом грем задергался в судорогах безумного спазма — словно от невыносимой боли. Вопли его заполнили комнату — корчащиеся, бьющиеся, преследующие друг друга, подобные загарпуненным китам, пытающимся уйти в глубины и умереть там.

Когда вопли стихли, а припадок закончился, Покет был сам на себя не похож. Сидя на корточках, он разглядывал мокрое пятно на ковре.

— Так ты все еще видишь, Марлстоун?

— Угу, — виновато сказал Филип.

— И яички оба тепленькие и на месте?

— Кажется. Да. — В комнате было душно и тихо. — Э-э-э… похоже, не сработало, — сказал Филип. — Ну то есть Клятва. Наверное, потому что…

Он не закончил фразы. Внезапно грем набросился на него. Полез вверх по его телу, точно перепуганный ребенок. Кусаясь. Царапаясь. Запуская жесткие пальцы, влажные и холодные, под «хэрродский» свитер в поисках Амулета. И вот — схватил.

То, что случилось потом, напоминало взрыв, но холодный, а не жаркий. И исходила от этого взрыва не волна звука, а тишина. Доброчеста отшвырнуло через всю комнату, точно тряпичную куклу. Филип вообще ничего не почувствовал. Он встревоженно наблюдал, как Покет перекатывается на полу и, пошатываясь, поднимается на ноги.

— Ты в порядке?

Губы Покета задвигались, однако с них не слетело ни звука. Он предпринял новую попытку.

— Слушай, Марлстоун. Сдается мне, мы увязли в дерьме куда глубже, чем ты и представить себе в состоянии. Не двигайся! Все хуже, чем я думал. Сдается мне, проклятущая штука заряжена черной магией. — Он уперся руками в колени, силясь отдышаться. — Ладно. Я тоже хорош, полез вот так наверх, как полоумный. Только не паникуй. Сними Амулет, плавно, без резких движений, и положи на пол. Тогда я попробую еще раз. Может, ты его каким-то образом заземляешь. Понимаешь?

— Честно говоря, не очень.

— Честно говоря, я тоже. Но попробовать стоит.

В кармане у Покета снова задребезжало. Он душераздирающе застонал и хлопнул по нему.

— Давай, живо. Снимай и клади на пол. Пошевеливайся, ну же!

— Нет, — сказал Филип. — Не сниму.

Стон грема звучал словно из глубокого подземелья.

— Только вот не начинай все сызнова. С меня довольно, вошь ты навозная, псих вонючий. Мы, язвись оно, на самом краю. Разве не понимаешь, оно же и на тебя в любой момент напустится. Сними эту хрень немедленно!

— Не сниму.

Покет не колебался. Шаг вперед — и он ринулся на грудь Мёрдстоуну. Но не достиг ее. Не успел даже вступить в контакт с Амулетом, как его снова отбросило назад. Грем ударился о спинку дивана и рухнул за него вниз головой.

Короткое молчание. Запах мочи и печеных каштанов по всей комнате.

— Покет?

Боже праведный, только бы его там совсем не убило.

На ковер выкатилось синее яйцо. На миг оно застыло, а потом принялось кататься по полу неровными кругами, захлебываясь отчаянной чирикающей морзянкой. Покет вылез из-за дивана на четвереньках. Он жутко переменился. Весь обмяк, ссохся, словно жертва уличного маньяка-липосакциониста. После пары безуспешных попыток он сгреб яйцо и, шатаясь, заторопился к лестнице. На полдороге наверх он героическим усилием ухитрился повернуть голову и прохрипел последние слова:

— Клятый ромлянист!

И скрылся из виду.

Филип слышал, как захлопнулась дверь ванной. Слышал затихающий вой. Выждав добрых две минуты, он двинулся наверх. Постучал в дверь ванной и окликнул: «Покет?» Ответа не было, и он робко всунулся внутрь. Одно из креплений вешалки для полотенец было вырвано из стены, так что вешалка свисала на пол. Размотанный конец ролика туалетной бумаги болтался в унитазе. Покета Доброчеста не осталось и следа. Филип в ужасе задрал голову, но потолок был цел и невредим.

Стоя тут в ванной, совершенно один, Филип сказал:

— Подозреваю, заклятие не сработало потому, что ты неправильно назвал мое имя. Я Мёрдстоун, не Марлстоун. Это могло повлиять.

Он заглянул в унитаз — чисто на всякий случай.

— Мёрдстоун, — сказал он в него. — Мёрдстоун.

6

Большую часть того дня радость Филипа, что его миновали слепота и кастрация, заглушала все остальные его тревоги.

После того как Покета Доброчеста против его воли утащило обратно в Королевство, Филип выкурил пару сигарет, дожидаясь, пока слегка успокоятся расстроенные нервы. А потом вернулся к компьютеру и подвязал Амулет поясом. Ничего не случилось. Ни картинок, ни голоса, ни текста. Филип не ужаснулся — даже не удивился толком. После всего произошедшего некоторый перерыв был неизбежен.

Спустившись вниз, он выпил щедрую порцию виски, пока в микроволновке разогревалось куриное тайское карри из морозилки. По здравом размышлении, думал он, рисковать глазами и яичками ради миллиона фунтов было не слишком-то мудро. У него уже есть миллион — даже больше — в швейцарском банке. Да и не такие уж это деньги по нынешним временам.

Он съел карри, похожее на комковатую добавку для ванны, а потом посмотрел по телевизору ранний выпуск новостей, толком не вникая в суть. Бутылку виски он прихватил с собой в кабинет. Чуть позже он решил сменить заставку на экране. Минерва с вишенкой теперь казалась какой-то… неуместной.

Он перелистал содержимое папки «Мои фотографии», но ни одна из тех немногих фотографий, где не было Минервы, его не привлекла. Нашлась одна неплохая — с неоновым буйством Таймс-сквер, но иконки на ней были совершенно неразличимы. В конце концов Филип выбрал один из имевшихся майкрософтовских фонов с изображением Тадж-Махала, потому что папка «Мёрдстоун-2» хорошо смотрелась на синем индийском небе. А потом лег спать.

Проснулся он под чириканье ранних пташек и рычанье трактора, потому что его разбудило нечто вроде сна. Но нет, не сон, просто воспоминание. Некоторое время он щурился, глядя на пустой потолок, а потом повернул голову и увидел то же, что и всегда. Проверив мошонку, он удостоверился, что все на месте и более или менее в порядке. Утро он провел за домашними делами, время от времени легонько теребя себя через подкладку кармана штанов и периодически посматривая на зимний мир вокруг с насмешливо-веселым одобрением.