Трилогия Мёрдстоуна
Шрифт:
На протяжении всего этого монолога и еще немного после Покет Доброчест сидел среди сажи молча и неподвижно. А потом задумчиво пробормотал:
— Ага. Шурум-бурум и трам-пам-пам, — и посмотрел на Филипа, который, шмыгая носом, осел на диван. — Отлично. Выговорился? А теперь сядь-ка попрямее, вот хорошая лошадка. Мне надо кое-что сделать.
Он поднял левую руку и выпустил из нее разряд, от которого лимфатическая система Филипа на миг превратилась в муравьиную кислоту. Закусанный армией внутренних муравьев, Филип завопил, обливая колени «Хайленд-парком».
— Прощения просим за эту маленькую встряску, Мёрдстоун.
Филип приложился к бутылке и остался сидеть, угрюмо глядя на грема.
Тот с усилием сел поровнее, чуть поморщившись от движения.
— Теперь давай к делу. Потому как, хотя оно и может показаться иначе, я тут не со светским визитом. Так что слушай, Мёрдстоун, и сделай одолжение, не вклинивайся со своими вечными что-как-почему и зачем. Со времен нашего прошлого недоразумения, которое, сюрприз-сюрприз, обошлось мне в такую лихоманку, от какой у тебя задница на затылок вылезла бы, кое что произошло.
Он многозначительно откашлялся.
— А именно. Промычав-протелившись, почитай, цельный лунный цикл, Книжник Хомякан наконец изъявляет согласие созвать Заседание Ясного Стола всех уцелевших Читателей.
Тут Покет немножко выждал, чтобы дать время Филипу осознать всю неимоверную значимость этого известия.
— Первый за семь последних Круговоротов. Прегадски трудно было организовать, учитывая, как всех пораскидало, а огнельты перекрыли большинство Линий. А уж опасно-то как, можешь себе представить. Но вопреки всему большинство-таки собралось. Первой проблемой, конечно, стало то, что Ясного-то Стола у нас и нет.
— Знаю, — сказал Филип. — Он был утрачен во время…
Ледяной взгляд Доброчеста заставил его замолчать.
— Так что пришлось нам положить на мой топчан дверь. Вокруг чего, натурально, немало возникло всякой трескотни и у нас битый день ушел на всевозможные Клятвенные отречения, и Переголосования, и Торжественное то, Торжественное се, прежде чем мы хотя бы подступились к делу. Задергали меня по самый фитиль, доложу я тебе. Словом, если обрезать с истории лишний жир — а история, Мёрдстоун, была прежирная, поскольку иные из дряхлых ворчунов даже пердят Высокой Риторикой и по сравнению с ними Хомякан бодр, как дятел, — мы приняли Ясное Решение.
Покет снова помолчал, чтобы подчеркнуть весомость последней фразы.
— И хочешь знать какое, Мёрдстоун?
— Э-э-э, да. Да, разумеется.
— Уж я думаю. Итак, Ясное решение состояло в том, что я, Покет Доброчест, сочиню Невзаправдашний Гроссбух. Впервые за всю историю Королевства — чтобы кто-то хоть попытался. Как тебе такая петрушка, Мёрдстоун?
— Невзаправдашний Гроссбух? Ты имеешь в виду роман?
— Именно. Ромлян.
— Ладно. И… э-э-э-э…
— И написал ли я? О да. Довыправил письмена пару часов назад, на ваши деньги, чуть меньше даже.
— Господи, Покет, и оно… Ну то есть как?..
— Хорошо ли вышло? — Грем сдул сажу с кончиков пальцев и полюбовался своими ногтями. — Ну, мне в таких вещах судить — все равно что кошек в темноте оценивать. Но я бы сказал, да. Недурно.
Филип весь дрожал. Он отглотнул
из бутыли, чтобы успокоиться.— И ты намерен, ну то есть собираешься ли ты?..
— Отдать его тебе? Ну разумеется. Мне-то самому оно на кой?
Филип аккуратно поставил бутылку на диван рядом с собой и закрыл лицо руками, жалобно поскуливая.
— Мёрдстоун, в свинячью задницу! Я-то думал, ты обрадуешься.
Когда Филип опустил руки, лицо его было залито слезами.
— О господи, я… я… я так! Ты не представляешь… Спасибо, Покет, спасибо, спасибо, спасибо. Я даже выразить не могу, что это… ты не… О господи!
— Язви тебя, Мёрдстоун. Не изображай тут полоумную бабусю.
Филип взял себя в руки.
— Когда я его получу? Сегодня? Завтра?
Доброчест вскинул руку.
— Но-но, осади пока. Это еще не все.
— Не все? Еще не все?
— А вот. К Ясному Решению прилагается Ясная Подвеска.
— Подвеска?
— Да, Подвеска. Которую ты можешь назвать, холера, какое там у вас слово…
Филип понял.
— Условие?
— Точно! Оно самое. Условие. Состоящее в том, что в обмен на прописанного ромляна Клятва Четырех Сфер между Покетом Доброчестом и неким Мёрдстоуном будет возобновлена.
— А.
— Акай сколько угодно, Мёрдстоун, потому что в этот клятый раз никаких фигле-миглей уже не выйдет. Только попробуй увильнуть снова — требовать Уплаты я уже не стану, ни разу. Лишу тебя гляделок и семечков, ты и пикнуть не успеешь. Понял?
Филип кивнул.
— Да. Хорошо.
Грем подозрительно прищурился.
— Больно быстро ты соглашаешься.
— Ну, особого выбора у меня нет, верно? Мне осталось-то — всего три недели.
— Осталось? О чем это ты? На мой взгляд, ты вроде ничего так, Мёрдстоун. Если не считать бороды, вот она клочковатая.
— Нет-нет, я имел в виду, что мне надо закончить книгу, ну, ромлян, за три недели. Нет, даже чуть меньше трех.
— Три недели? Это же, дай прикинуть… Холера, это же уйма времени. Мне и половины хватило, чтоб управиться.
— Бог ты мой. Правда?
— Ну, я бы здорово спешил, конечно. Ладно, на чем я остановился? Ага. Через минуту мы заключим сделку. Но перед тем скажи мне кое-что — и без отговорок. Те твои письмена, дерьмо мушиное, на штуковине, в которой ты слова настукиваешь. То, что ты писал в прошлый раз, как я к тебе приходил и у нас вышло маленькое разногласие. Ты сделал, что я тебе велел? Отпел и изгнал?
— Что-что сделал?
— Ты, — Доброчест нетерпеливо взмахнул рукой, — отправил это обратно, откуда пришло?
— Нет, — признался Филип.
— Так я и думал, прыщ вонючий. Сам не знаешь, что тебе впрок, а что нет, да, Мёрдстоун?
— Я не знаю, как отправить это обратно, откуда пришло, — огрызнулся Филип.
Грем посмотрел на него, прищурившись.
— А ты что, просто сидишь и возразить не можешь? Или там вытереть табличку набело?
— Ну, я могу стереть текст. Ты это имел в виду? Вернуться к чистому листу? Это я, да, могу.
— Хвала Шишкам! Я уж думал, и тут завязли. Тогда ладно. Значит, именно это ты и сделаешь — и без фокусов, слышишь? Поднимешься наверх — нет, придурок, не сейчас — и сотрешь всю эту бесопись. Имей в виду — всю, до последнего слова. Я совершенно серьезно. Поклянись, Мёрдстоун. Хотя твои клятвы пара над крысиной струей — и того не стоят.