Трилогия Мёрдстоуна

— Покет?..

Грем остановился, глядя на Амулет широко распахнутыми глазами. По бледному лицу пробежала судорога, как будто под кожей одновременно подергивались сотни мелких мышц. Он облизал губы. Кончик языка у него был темно-синим.

— Покет? Что происходит?

Грем словно не слышал. Губы его изгибались, силясь произнести слова, но с них не слетало ни звука.

Вот теперь Амулет пришел в движение. Он медленно повернулся на триста шестьдесят градусов вокруг своей оси, а когда снова оказался обращен к Покету, тот вздрогнул и закрыл глаза. И когда снова открыл их, из них выкатились две крупные белые слезы, которые не столько потекли, сколько поползли, извиваясь, вниз по щекам. Покет поднял руку и смахнул их с лица на ковер. Они напоминали крупные рисинки — пока не начали крючиться и извиваться. От омерзения Филип, как завороженный, несколько секунд не мог отвести от них взгляда, пока Амулет на цепочке не дернулся снова и не налился такой тяжестью, что держать его пришлось уже обеими руками.

— Покет? Что происходит, черт побери?

Возглас его оборвался. Новые крупные белые слезы скатывались из глаз Доброчеста — из глаз, напоминавших теперь черные дыры. Синие кончики пальцев слабо скидывали их — и те слезы, что удалось смахнуть, корчились на полу. В широко открытом рту грема кишели черви.

Крик Филипа слился с другим звуком, напоминающим вздох экстатического наслаждения, — и Амулет сам собой раскрылся, распахнул створки, точно разбуженный приливом моллюск. Всосав весь свет из комнаты, он сконцентрировал его в единый синеватый луч, безжалостно устремленный на Покета.

Филип в панике попытался отшвырнуть проклятый талисман, но не смог. Как не мог и заговорить. Или отвести взор от Покета.

Который распадался. Голова грема запрокинулась, уста испустили последнее проклятие, выбросив при этом в воздух горсть белых личинок. Шейный платок слетел с оплывающего горла, на миг открыв зияющий косой разрез под ним. Бледная плоть длинных пальцев рассыпалась подергивающимися комьями. Одежда сползла на пол, и Филип успел мимолетно разглядеть кости и обвисшие сухожилия, но и их тут же поглотила белая липкая колышущаяся масса.

Покета больше не было.

Амулет втянул синий разящий луч обратно и со сдавленным иканием захлопнулся.

Филип остался в гостиной один. Точнее — наедине с бесчисленным множеством личинок. Он слышал их. Они бормотали, искали друг друга, вступали друг с другом в короткие жаркие дискуссии, собирались в группки. Группки объединялись в группы побольше. Громоздились друг на друга. Что-то строили. Воздух налился фекальным, гангренозным зловонием. Поскуливая, Филип залез с ногами на диван и сжался в уголке, подальше от творящегося кошмара. Амулет он сжимал обеими руками, выставив перед собой, сам не зная, зачем, но не в состоянии отпустить.

Миллионы червяков с чудовищной быстротой образовали огромную кучу, разделенную на три все отчетливее прорезающихся части. Кипящая, копошащаяся поверхность этих частей на глазах твердела и темнела, превращаясь в блестящий хитиновый панцирь. Выступившие наружу длинные щупальца сгустились в членистые конечности, потемнели, отрастили когти, ощетинились колкими волосками. Из спины формирующейся твари с треском отдирающейся липучки выскочили здоровенные склизкие почки, из которых выросли твердые прозрачные крылья, растянутые на черных металлических стержнях. Следом прорезалась и голова: два больших фасеточных пузыря над щетинистыми клейкими жвалами. Один глаз сверкал, второй напоминал больной грейпфрут.

Личинки, недавно еще составлявшие некромантскую форму Покета Доброчеста, сложились в гигантскую трупную муху, источавшую запах экскрементов и аммиака.

Полностью преобразившись, существо несколько секунд стояло неподвижно, а затем чуть переступило лапками и наклонило гротескную голову. С того конца, где располагался хоботок, высунулась губа, плоский волосатый отросток размером с коровий язык. Некротическая слюна стекала с него на ковер. Видимо, не обретя того, что искала, муха развернулась на проворных шипастых лапках в сторону Филипа.

Ему хотелось спрятаться за диван, но он не мог даже пошевельнуться, загипнотизированный и до странности безучастный. Он сам не знал, что подступает к горлу — душа или недавний ланч. Гигантский хоботок ощупью пробрался к дивану, нашел и залил слизью ботинок Филипа, а потом судорожными движениями пополз вверх, к живой плоти его ноги.

Амулет отпрянул, вздохнул и открылся. Режущее синее сияние на короткий миг обволокло муху мерцающим светом. Чудище отдернулось и завалилось набок, неистово суча лапками. Огромное брюхо конвульсивно подрагивало. От монотонного оглушительного гудения весь коттедж так и вибрировал. В окнах дребезжали стекла.

Эта волна звука выбила Филипа из транса.

— Сдохни, тварь! — заорал он. — Сдохни!

Хотя желание его шло от самого сердца, но возымело ровно противоположный эффект. Паралитическими, судорожными движениями муха снова поднялась и, смолкнув, застыла на подрагивающих лапках; со сложноустроенных челюстей стекала толстая нить слизи. А потом, так же проворно, как прежде, муха снова развернулась к дивану. Филип выставил в ее сторону Амулет, однако вспышки света не воспоследовало.

Он с силой встряхнул талисман.

— Ну же, ну!

Ничего.

— Ну пожалуйста, черт тебя побери, пожалуйста!

Муха приближалась.

И вдруг остановилась.

Парализованный страхом Филип обнаружил, что смотрит прямо в выпуклые фасеточные глаза. Оттуда на него глядели мириады искаженных лиц Морла Морлбранда.

Муха заговорила.

— Опусти Амулет, Мёрдстоун. Он не способен уничтожить меня здесь, за пределами Королевства.

Голос этот звучал, точно тысяча голосов, слитых воедино. Точно ночной голос безбрежного леса. Глубокий и — учитывая, что исходил он от мухи, совсем недавно прихлопнутой миллионовольтным разрядом магики, — необыкновенно самоуверенный.

Филип не мог, был не в силах даже пошевелиться.

— Я люблю страх, Мёрдстоун. Особенно — когда он чист. Неразбавлен. Беспримесен. Вкушу ли я его, если слизну сейчас пот с твоего чела? Или же в нем будет горькое послевкусие остаточных следов надежды?

— Не прикасайся ко мне! Пожалуйста. Не трогай меня. Забирай Амулет. Правда. Мне он не нужен.

Морло-мух чуть опустился, точно расслабившись.

— Не нужен? Тогда почему бы тебе не кинуть его мне? Давай, протяни руку и отпусти его. И все твои проблемы закончатся. Ну же.

Филип не мог. Пальцы его крепко сжимали Амулет, а когда он пытался отвести его в сторону, сила сопротивления талисмана во много раз превышала силу его рук.

Муха засмеялась дребезжащим смехом.

— Ты думал, что обладаешь Амулетом, верно? И ошибался — как и во всем остальном. Это он обладает тобой. Поверь мне, тебе самому было бы лучше, если бы я освободил тебя от него. К несчастью для нас обоих, я просчитался. Я мнил, что покорил и перенастроил его древние чары. Однако вижу теперь, что мне еще есть над чем трудиться. Я должен покорить более глубинные бездны. Спуститься в озера более густой тьмы.