Тринадцатая ночь

– Конечно, сможешь. Ты же Гермиона Грейнджер! – Его губы растянулись в улыбке на тысячу ватт.

Она тоже ему улыбнулась. Гарри был прав: это так похоже на нее – испытывать жалость к обделенным созданиям. Именно. Жалость. Как глупо было с ее стороны принять это за что-то другое.

***

Когда они добрались до «Убежища», Рон сидел за столиком один, уткнувшись в номер «Ежедневного Пророка». Гермиона собиралась было поздороваться с ним, но Гарри удержал ее за руку и прижал палец к губам. В глазах у него блестел озорной огонек.

– Волатус, – прошептал Гарри, направляя палочку на газету. «Пророк» внезапно взлетел, захлопав страницами у головы Рона.

– Вот же черт! – закричал он. В отчаянно попытке поймать газету, он опрокинул стул.

Посетители бара тихо рассмеялись и посмотрели на Рона, а вот Гарри и Гермиона ржали в голос.

– Чуть левее, Рон, – еще утирая слезы смеха, посоветовал Гарри.

– Ой, ну очень смешно, Гарри, – сказал Рон, наконец поймав газету. Он поднял стул и снова сел, надежно устроив «Пророк» под одной из ножек.

– Да ладно, друг, расслабься. Сегодня же пятница.

– Верно, – поддержала Гермиона. – Даже я сегодня готова напиться. Посмотри, – она показала руки, в которых ничего не было, – и документов с собой не принесла.

На лице Рона появилась усмешка.

– Да ладно? Это действительно стоит отпраздновать! Всем сливочного пива!

– А где девочки? – спросил Гарри.

– Скоро будут. Джери помогает Джинни со всякой свадебной ерундой.

– О? Что за свадебная ерунда? – как бы невзначай спросила Гермиона.

– Да черт меня возьми, если б я знал! Кажется, цветы выбирают.

– Как здорово. – Гермиона сделала все, чтобы в голосе не звучала горечь. Когда Джинни и Гарри только обручились, девушки провели часы за обсуждением того, как пройдет свадьба. Гермиона даже помогала Джинни выбрать для Гарри обручальное кольцо. Но с тех пор, как она рассталась с Роном, Джинни медленно, но верно начала отдаляться от нее. Сначала она думала, что все это – для защиты Рона, а потом, когда чувства от расставания поостынут, Джинни поймет, как она соскучилась по своей подруге. А теперь она, как и Рон, кажется, с легкостью нашла замену в Джери. Гермиона глубоко вздохнула и закусила нижнюю губу. Ну ладно, говорить так про Рона было нечестно. В конце концов, она действительно хотела, чтобы он был счастлив. И если эта бледная «Гарпия» с угловатым подбородком сможет сделать его счастливым, то так тому и быть. Но Джинни?

– А как там старина Хорьковая морда? – спросил Рон.

– Что? А, да. С ним все в порядке.

– Я определенно надеюсь, что под «в порядке» ты подразумеваешь, что он хотел бы никогда не появляться на свет.

– Нет, – вздохнула она. – Я совсем не то имею в виду.

– Вот черт!

Гарри разочарованно усмехнулся.

– Знаю, знаю. Ты до сих пор думаешь, что мы обошлись с ними слишком мягко.

– Ты прав. Это едва ли можно назвать наказанием.

– Рон, – прошипела Гермиона, – как тебе бы понравилось, если бы кто-то стер все твои воспоминания, отрезал ото всех друзей и семьи и просто выбросил в незнакомом месте.

– Конечно, мне бы не понравилось.

– Ну вот.

– Ну вот ни хрена! – воскликнул он. – Это вообще ни разу не то, что происходит с Хорьком!

– Это именно то, что происходит с ним.

– Да даже близко нет! Знаешь, что?

– Ой, ну просвети меня, пожалуйста, Рональд Биллиус Уизли!

– Да на хрен просвещу! Это не то, что происходит с ним, потому что он не знает, что это происходит с ним.

– Получается, это не наказание, если ты не понимаешь, что тебя наказывают?

– Верно, – сказал он, сложив руки на груди.

– Самая тупая вещь, которую я только слышала.

– Вовсе нет. Все идеально логично. Какова цель наказания?

– Служить целям правосудия, – не задумываясь оттарабанила Гермиона.

– Ну ладно. Это только одна точка зрения. И как это служит целям правосудия?

– Совет постановил, что это будет справедливым наказанием. И он его понес. Что и требовалось доказать.

– Да Совет ни хрена в этом не понимает!

– Ты был в Совете, – заметил Гарри.

– Агрх! – прорычал Рон. – Не напоминай мне. Поверить не могу, что позволил уболтать себя на это жалкое оправдание приговору.

– А что, если бы мы бросили его в одиночную камеру до конца его дней? Это бы тебя удовлетворило?

– Это было бы предпочтительнее, – пробормотал он.

– Почему? Это почти одно и то же.

– Ну, конечно, Гермиона.

– Рон, он оторван от нашего общества, он живет один, у него нет друзей, он…

– Ну уж нет, есть большая разница! Хорьковая морда ничему не учится. Он не учится на своих ошибках и не понимает, какой скотиной он был, и этот факт не будет съедать его изнутри до конца жизни.

– Полагаю, технически ты… – начала Гермиона.

– И опять же, – Рон прервал ее, совершенно игнорируя тот факт, что Гермиона уже почти согласилась с ним, – едва ли Хорек вообще на это способен. Я совершенно уверен, что совести у него нет.

– Ты этого не знаешь.

– Ты что, реально его защищаешь? – с недоумением спросил Рон.

– Нет, просто… Рон, ну ты подумай. Тот он, которого мы знали, вырос здесь, в том доме, воспитывался теми людьми. А тот он, который сейчас в квартире, ничего этого не делал. Он – чистая страница. И знаешь что? Он может быть придурком, но он совсем не ужасный человек.

– Святой, блять, Мерлин, Грейнджер. Да ты себя слышишь вообще? Это в тысячу раз хуже твоей кампании за домашних эльфов.

Глаза Гермионы сузились.

– Что, – прошипела она низким угрожающим голосом, – это значит?

– Ой-ой-ой, – вмешался Гарри. – Давайте-ка остановимся. Гермиона, я уверен, Рон не пытался… – Но до того, как он успел закончить, Джери и Джинни трансгрессировали рядом с ними с громким хлопком.

– Привет-привет, – Джинни помахала всем рукой и клюнула Гарри в щеку.

– Ты просто не поверишь, что за цветы твоя мама выбрала для свадебного букета! – сказала Джери Рону.

– Да, они жуткие, – согласилась Джинни. – Цвета урины и пахнут, как пара старых… – она запнулась, заметив напряжение в воздухе. – Мы вас прервали?

– Рон и Гермиона просто спорили о работе, – быстро объяснил Гарри.

– Ооо… Господи, да ты действительно любишь свою работу, Гермиона, раз уж говоришь о ней в баре в пятницу вечером, – елейным голоском пропела Джери. Она положила свою руку на ладонь Рона.