Тринадцатая ночь

– Нет, спасибо. – Алкоголь определенно был плохой идеей. Сегодня ей понадобится каждый самый маленький кусочек ее здравомыслия.

– И я предполагал, что ты это скажешь. Тогда, может, имбирный эль*?

– Звучит здорово. – Он налил каждому по стакану. – У тебя тут вкусно пахнет, – заметила она. – Что готовишь?

– Пиццу.

– Для пиццы нужен фартук? – удивилась она, опираясь на кухонную стойку.

– Для теста для пиццы нужен фартук. Мука, знаешь ли. Да и с соусом я развел чуть больше грязи, чем предполагал. Но, полагаю, ты права: угрозы моим брюкам больше нет. – Он серьезно кивнул, снял фартук и повесил его на крючок.

А рот у Гермионы так и остался открытым.

– Ты сам сделал тесто и соус?

Он искренне не понимал ее удивления.

– Я и сыр собирался сделать, но не смог затащить сюда корову так, чтобы домовладелица ничего не заподозрила. Никаких животных, – наигранно фыркнул он.

– Ух ты…

– Знаешь, я насчет коровы пошутил. – Он кинул в напитки по несколько кубиков льда.

– И все же я до сих пор немного ошеломлена тестом.

– Да это не так сложно, Грейнджер. Любой идиот может следовать рецепту. Ты любишь пиццу?

– А кто нет?

– И я так подумал. Плюс, заметил, что в ресторане на той неделе ты взяла суп-пюре с овощами. Решил, вдруг ты вегетарианка.

Гермиона глубоко и шумно вздохнула, в изумлении поднеся руку к груди. Движение было почти неосознанным. Она стала вегетарианкой три года назад, но Рон до сих пор забывал не класть бекон в ее сандвичи.

– Я и правда вегетарианка. Спасибо, что заметил.

– Я много чего о тебе замечаю, Грейнджер, – он хитро улыбнулся ей, и она покраснела под его взглядом.

– Ну так, – внезапно ее до безумия стали интересовать кубики льда в стакане, – как встреча с коллегами вчера?

Его лицо потемнело.

– Нормально.

– И все? Нормально?

– Да. Все. Было. Нормально.

– Ну а ты…

– Грейнджер, я сходил. Ради тебя. Это не было очень ужасно, но повторять мне бы не хотелось. Договорились?

– Договорились, – пробурчала она и уперла руки в бока. – Знаешь, Дрейк, я всего лишь пытаюсь помочь.

– Да как, черт возьми, бесконечная болтовня Клементины Сеймор о ее гребаной дочурке-кларнетистке и идиотском сольном концерте может мне помочь? – он почти кричал.

– Ну… я читала много… научных исследований, в которых говорилось, что люди в подобных ситуациях …

– Да сколько, блять, научных исследований о людях, страдающих выборочной амнезией, можно найти в истории Программы Защиты Свидетелей?

– Ладно, их ситуации не были абсолютно похожими, – она осторожно подбирала слова. – Но из прочитанного мной следует, что людям идет на пользу максимальная интеграция в социальную среду.

– Ну не здорово, а? – спросил он, закатывая глаза. – Жаль только полиция забыла включить инструкцию, как мне интегрироваться в социальную среду, учитывая мою Официальную Биографию и поддельное свидетельство о рождении.

– Дрейк, это займет немного времени, но…

– Гермиона, ты не понимаешь! – Сарказма в его голосе не осталось ни капли, и тон стал до безумия серьезным. – Я не принадлежу этому миру!

Во рту у нее пересохло. Она заставляла себя дышать ровно.

– Не… не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

– Я… я и сам не совсем понимаю. Просто есть такое чувство. В подкорке мозга застряло.

– Ну, это понятно. Ведь ты родился в… ну, где бы ты там ни родился.

– Знаю. Думал об этом. У меня явно британский акцент, так что я не могу быть так уж далеко от дома.

– Дрейк…

– И вот тут я начал думать дальше. – Он сел на один из стульев и жестом пригласил ее сесть напротив себя. Она взяла стакан и присоединилась к нему. Его глаза в отчаянии смотрели в ее. – Если за мной охотился какой-то серьезный криминальный авторитет, то почему меня поместили в Лондон? По большому счету, Англия не такая огромная страна. Поэтому я решил, что, наверное, был где-то в другом месте, когда это случилось. Может, я учился в Штатах в университете и провел там несколько лет. Так что я, наверное, давал показания в Штатах, и они решили, что безопаснее будет отправить меня домой. Но я определенно вырос здесь. Определенно. И я это прямо чувствую, Гермиона. Чувствую. Погода, пейзажи, все это так знакомо. Но что-то все равно не так. Я вроде как принадлежу этому месту, но… не этому месту в этом месте. Есть в моих словах смысл?

– Типа того.

– Знаешь, – продолжил он, – тот дрочила, с которым я работаю, вечно говорит что-то типа: «Ой, твои предки, наверное, до охерения богаты, чувак», потому что он думает, я ходил в частную школу.

– И… почему он так думает?

– Да ты мой почерк видела? Как гребаный компьютерный курсив. Такой с кучей завитушек. Так что я, скорее всего, откуда-то отсюда и, скорее всего, ходил в частную школу. Я просмотрел странички всех частных школ Англии, надеясь, что хоть картинки как-то простимулируют мою память, но ничего.

– Дрейк… – начала было она.

– Забудь, – махнул рукой он. Поднялся из-за стола, подошел к кухонному окну и уставился в него. – Я знаю, что ты скажешь. Давай сменим тему.

– Ладно, – сказала она, ведя пальцами линию вниз по стакану, следуя за капелькой, катившейся по стеклу. – Эмм… видел какой-нибудь интересный футбольный матч? – попытка была слабенькая – мозг все еще был слишком занят обработкой информации, только что поведанной ей.

– Погоди. Я не закончил. Думал, что закончил, но нет. А что, если моя семья и вправду богата? Они ведь могут стать более привлекательной целью для тех преступников!

– Я уверена, полиция обо всем позаботилась, Дрейк.

Он фыркнул.

– В любом случае, – сказала она, присоединяясь к нему у окна, – я вообще-то собиралась сказать вот что: твой почерк еще ничего не доказывает. Может быть, ребенком ты просто интересовался каллиграфией. Или, может, у тебя от природы красивый почерк. Или ты…

– Да миллиарды «или», – отрезал он. – Но ни одно не помогает.

– Тогда перестань думать об этом.

– Не могу, – голос его был едва слышен.

Она взяла в свои руки его. Они были ледяными.

– Послушай меня, Дрейк: твое прошлое не определяет, кто ты есть.

– А что тогда определяет? – он не смотрел на нее.

– Твое внутреннее я.

Он с отвращением усмехнулся, но рук из ее ладоней не выдернул.

– И что это значит вообще, Грейнджер?

– Ну, знаешь… такой, какой ты внутри.

– А сколько «внутреннего я» определяется воспоминаниями человека?

– Ты в смысле про природу против воспитания? – она на автомате облекла его слова в научную терминологию.