Тринитротолуол из Перистальтики

Тут прямо мне навстречу из-за ограды сиганул голый мужик. Бухнулся в снег, ошалело помотал головой. Невидящим взглядом мазнул по окрестностям, начисто проигнорировав мою ушастую рожу, вскочил, фыркнул, как лошадь, и понесся вдоль околицы, сверкая задницей. Натурально, голый! Дурдом какой-то, а не сельская местность. Восьминогие киты с руками, моржи-нудисты…

Не успел я удивиться, как со стороны забора, откуда прилетел нудист, донеслись отборная брань и женский плач. Над изгородью высунулась чья-то борода, оттуда злобно плюнули, от души вдарили по плетню — так, что он весь затрясся. Ага, понятно. Кто-то досаду срывает, что голый морж таким шустрым оказался.

Бородач спрыгнул обратно во двор и начал орать на женщину. Бессвязно, но очень негодующе. Меня он тоже не заметил. Чувствую себя прямо-таки человеком-невидимкой… Ну или троллем-невидимкой, если учитывать местное название. Всегда бы так, а.

Не деревня, а сплошная Санта-Барбара. То горячий поклонник чью-то дочку вечерами навещает, то, видимо, любовные треугольники внезапно выявляются. А мне бы тут помыться под шумок… Хозяевам-то сегодня, уверен, будет не до того. С их семейными сценами.

И куда этот дамский угодник голышом-то побежал? Погода, мягко говоря, не летняя. А впрочем, он, должно быть, тоже присутствовал среди наших утренних гостей! Тогда так ему и надо. Пусть поморозит все, что болтается.

Я выждал немного, слушая отдаленные звуки скандала, потом все-таки решился. Только перелез через забор, как дверь лачуги с треском распахнулась, и оттуда пробкой выскочила женщина, следом за ней — разъяренный мужик. Он поскользнулся, ткнулся головой в сугроб, а его, очевидно, супруга унеслась вглубь поселка. Мне снова пришлось совершать чудеса акробатики — с разбегу дернул дверь и боком шмыгнул в пристройку. По испуганному квохтанью, которое послышалось сверху, я догадался, что на сей раз попал в курятник. Вот же невезуха! Спасибо хоть, куры вскоре заткнулись и не стали меня выдавать. Отсижусь, подожду. Посмотрим, как пойдет ситуация. Лишь бы никому не захотелось заесть стресс яичками.

Надо же, кто-то здесь и нормальное хозяйство ведет. Что ж тогда живут так убого?

У входа в курятник были свалены какие-то инструменты. Это я понял, когда уколол палец шилом. Помимо шила, тут обнаружились небольшая лопата, деревянное ведро, вилы и точильный брусок. Что им тут точить, лопату, что ли? Но мне он, кстати, очень пригодится — а то я уж и не знал, что делать со своими обломанными когтями. Хоть подпилю их теперь.

Вечер шел своим чередом, а хозяева все не возвращались. Я чутко прислушивался к темноте и спустя какое-то время заметил, что могу на слух фактически сосчитать кур по едва различимой возне. Еще кто-то большой хрустел и пофыркивал во мраке — лошадь, может быть? Услышал легкое подвывание ветра в настиле крыши, писк мышей и неспокойный стук собственного сердца. Так можно и пульс измерять — по звуку. Выходит, огромные ушные раковины — не только сомнительное украшение. Здорово, хоть какая-то польза от новой внешности. Не просто лопоухий, а лопоухий оправданно. Надо взять на заметку — больше полагаться на слух.

Как-то я подозрительно быстро смирился с тем, что сменил тело совершенно невероятным образом. Вот сижу, преимущества нахожу, мыться собираюсь. Похоже, хозяева решили выяснять отношения где-то в другом месте — почему бы мне этим не воспользоваться? Зря они, что ли, баню топили?

Просочившись в предбанник, я скривился. М-да. Темно, как в могиле, сам предбанник — крохотная клетушка, и пары шагов не сделать. Придется опять ощупью. Так-с, вот тут вставлена полочка, об которую я как раз отбил локоть. Больно, зараза, прямо по нерву сошлось. По логике вещей, на ней должно быть что-то из умывальных принадлежностей. Если они здесь где-то вообще имеются, конечно. О, пальцы коснулись какого-то скользкого бесформенного куска. Пахнет мерзко, хотя напоминает хозяйственное мыло. Пригодится, само собой. Еще отыскал ветошь, в которую завернули пучок сена. Сойдет вместо мочалки. Ножницы бы еще, космы обкорнать… Но не судьба. Зато нашелся грубый деревянный гребень. Все-таки удача.

Как в парилку-то лезть, если даже рук своих не видно? Там же где-то печка, обожгу себе что-нибудь важное.

И неожиданно совсем расхотелось раздеваться. Случись что — придется драпать, как тому нудисту. А, черт с ним! Рванье это, в которое я закутан, ничуть не жалко, а сразу я не замерзну. Придумаю что-нибудь. Аккуратно поставил баклажку с жижей в угол, рядом сложил украденную одежду, быстро сбросил свое тряпье. Приоткрыл низкую дверцу, треснулся лбом об косяк, чуть не прищемил ухо и протиснулся в парилку.

Ух, как припекает! Кончики длинных ушей как будто мгновенно вспыхнули. Я сдавленно охнул, вынырнул в предбанник и старательно растер их снегом. Так, проблема. Пусть баня и остыла порядочно, но моему телу явно не слишком нравится жар. Особенно выступающим деталям.

Выход я нашел банальный: замотал голову рубахой, заранее смочив ткань. Держится, не сползает — можно повторить попытку.

Мылся я торопливо, но самозабвенно. Упорно растирал бока и грудь ветошью, четыре раза намыливался, остаток мыла извел на вычищение волос. Истратил всю воду в лохани, набрал туда немного снега, чтобы растопить и ополоснуться. К влажному жару постепенно привык, но основательно от него утомился. И все равно вынужден был присесть, чтобы уши не сварились. Поразительным образом избежал ожогов — глаза притерпелись, хоть свет в парную-помывочную почти не проникал, и печку я разглядеть сумел.

Величина у бани, конечно, такая, что даже в одиночку мыться затруднительно. Еще приходится сгибаться в три погибели. И не забывать о том, что печь нельзя цеплять коленями и прочими частями тела.

Я уже заканчивал расчесывать спутанные космы, одновременно промазывая их скипидаром, как вдруг ушные раковины вздрогнули от ощущения тревоги. Я весь обратился в слух: так и есть, через плохо проконопаченную стену сочились какие-то шорохи и глухое лопотание. Кто-то бродит рядом с баней, не отваживаясь зайти.

Скрипнула наружная дверь. Робко заглянули в предбанник. Раздалось нервное шушуканье:

— Ну, что там?

— А я почем знаю? Вроде нет никого. Ой! На полу тряпки свалены!

— Что же это? Постой-ка, чай, полночь уже?

— Ой! Полночь! Никак, нечисть повылазила! Банный дух!

Дверь тихонько притворили. Один голос был мужским, другой — женским. Хозяева вернулись.

— Я пришла, иду до ветру, а в бане кто-то шастает и водой плещет, — продолжили снаружи. — Ну, я за тобой сразу. Тебя искать.

— За мной сразу! Хахалей-то чего не позвала? — разозлился мужик, сопроводив реплику звуком затрещины.

— Ой! Да ты чего? У нас в бане нечисть, а ты опять за свое! — возмутилась жена. — Ни обмыться теперь, ни простуду выпарить! Баню святить надо, а что мы… поднесем? Последнего порося закололи.

— Это успеется! Сперва дверь подопри! Чтобы нечисть не утянула!

Дверь подопри? Ну уж нет! Я рванулся из парной, схватил в охапку одежду, какая подвернулась под руку. Чуть не пришибив кого-то, в клубах пара вывалился во двор, залитый лунным светом.

— Ах! — выдохнули рядом.

Женщина вначале уставилась на мой живот и на то, что пониже, потом перевела взгляд на лицо, завизжала и кинулась в сторону, вопя, как резаная:

— Вырвалось! Вырвалось!

Что там у нее вырвалось, разбираться я не стал. Мне моя свежеотмытая шкура была дорога, поэтому, не раздумывая, ломанулся по снегу в ту сторону, откуда пришел. Как назло, хозяин дома, высокий упитанный дядька, именно оттуда и бежал ко мне. Я резко свернул, что-то выронив. Уйду огородами!