Тринитротолуол из Перистальтики

В голове после падения все плыло, и мысли тянулись как-то заторможенно. Сначала я немного приободрился, что нашел себе компанию, потом испугался, что женщина — тоже из числа психованных бомжей, затем — что ее убили волки, сразу же — что рука может быть и оторванной, как лапы у того медведя… Ужаснувшись от этого подозрения еще больше, я наконец-то перевел взгляд с запястья на все остальное. И явственно почувствовал, как дернулось сердце и как на затылке поднимаются немытые волосы.

Женская кисть, естественно, переходила в предплечье. Почему-то покрытое редкими темными пластинками по бледной коже. Только вот дальше рука переставала быть человеческой — угольно-черная, бороздчатая, в толстых щетинках. А росла она из той же гигантской туши, с которой я вчера встретился в подвале. Тварь лежала рядом, придавив меня сверху второй лапой и прижимая к своему белому пузу. Именно от него и несло жаром.

Я лихорадочно отпрянул от необычайно мягкой и теплой кожи, под которой снег протаял чуть ли не до земли. Отпихнувшись, сбросил с себя клешню, попытался отползти в сторону. Потом понял, что надо было дергаться аккуратнее, но было уже поздно: тварь проснулась от моей возни. С неожиданной прытью туша извернулась, вскочив на суставчатые паучьи ноги. Передо мной очутилась уже знакомая морда, показывая набор здоровенных зубов — размером с кухонный нож.

Я зажмурился и судорожно сглотнул. Не было душевных сил даже на то, чтобы бояться, и потому я почти отстраненно ждал, как эта чудовищная пасть перекусит меня пополам. Бежать некуда, не успею — видел, как резво носится это членистоногое тело.

Однако монстр опять как будто издевался — прошла секунда, другая, потом где-то с полминуты, а он все не нападал. Я наконец-то поднял веки и осознал, что тварь просто рассматривает меня, слегка поводя мордой из стороны в сторону. Она щелкнула, присвистнула, и мне почему-то почудилось, что зверюга чем-то озадачена. А после вышло совсем странное: на мое плечо опустилась та женская рука, которая крепилась к туше где-то в районе головогруди, и погладила меня. Через одежду и отмороженную кожу я не почувствовал прикосновения, но выглядело это именно так.

Затем зверюга отошла в сторону и принялась с аппетитом уплетать останки волков, очевидно, недоеденных вчера. Ненадолго прервалась, подняла жуткую башку и махнула все той же рукой, словно приглашая присоединиться. Я машинально помотал головой, отказываясь от сомнительного угощения, хотя в желудке возмущенно заурчало. С чего-то вдруг захотелось этой собачатины — не думал, что настолько оголодал. Наверное, все из-за стресса. Удивляюсь, как еще держусь в здравом уме, учитывая события последних суток. Ну, может, уже и не в здравом, кто его знает.

А ведь при свете дня я убедился, что у твари на одной лишь левой стороне башки аж два крупных глаза. И еще, кажется, россыпь мелких… Впрочем, это могли быть и просто какие-то кожные выросты. Но это такие мелочи по сравнению с остальным…

Вчерашнее впечатление не обмануло: больше всего невозможный монстр походил на черно-белого кита-косатку — даже пятна на голове были такими же. И белое брюхо. Только этого кита зачем-то поставили на четыре пары хорошо знакомых паучьих ног, а спереди прикрутили клешни. Потом передумали и вместо одной из них пришили вполне человеческую руку. Еще хвост у зверюги загибался кверху и своим рельефом парадоксально напоминал скорпионий, но жала на его конце я углядеть не смог. Взамен него там красовалось что-то похожее на китовый плавник. На морду щедро насыпали разных глаз, а потом получившуюся нелепицу пустили на промысел в леса. Где она почему-то не загнулась, а устроила легкий геноцид местным хищникам. Наверное, часто меняет охотничьи угодья, иначе такой туше не прокормиться — зверье быстро кончится.

По всем законам природы такой твари существовать не могло. А если бы и существовала, то уж точно не в таком климате. Ее части друг другу явно противоречили, это было заметно невооруженным глазом. Хотя бы по тому, как она пожирала волчьи останки: кусала чудовищными челюстями, мотала головой, отрывая куски. На морде при этом бестолково шевелились клешневидные выросты, похожие на жвалы, а толстое горло конвульсивно сокращалось.

Да и ноги эти, мягко говоря, не самый удачный вариант для того, чтобы нести толстую китовую тушу. И вообще, дельфиньи формы тела лучше всего подходят для жизни в воде или рядом с ней. А паучьи ходули для этого не годятся никак.

Ну и главное — совершенно бесполезный высокий плавник на спине. Зачем он нужен на суше? Не как приемник же для солнечных лучей! Тогда он был бы шире как минимум раза в четыре. Еще и хвост этот загнутый — как с таким плавать? А грудных плавников-то нигде не видно, кстати.

Однозначно, судя по нашей с ним ночи, теплокровное животное, но при этом — местами покрытое хитином. Не могу даже представить, как у него с теплообменом.

С клешнями тоже какая-то ерунда — из одной, как я помнил по прошлой встрече, зачем-то тонкие пальцы вытягиваются… Вторая вообще рукой заканчивается.

В общем, может быть, я тут чего-то не понимаю, но выглядит эта тварь нежизнеспособной и несуразной. При всей своей наводящей ужас мощи и явно не самом мирном характере.

А еще мне сильно захотелось понять, почему она на меня не напала. Может, нужно сваливать потихоньку, раз уж членистоногий кит занят едой? Или он в принципе на людей не охотится? Слышал, что косатки к нам в этом плане совершенно равнодушны…

Пока я раздумывал, плавно и боком отодвигаясь к разлапистым елкам, нелепая жуть все же успела дожевать волчьи трупы. Кроме одного куска, бывшего когда-то, видимо, бедром убитого хищника. И теперь зверюга, шумно пыхнув дыхалом и выпустив столб пара на манер паровоза, снова воззрилась на меня. Смотреть в одну сторону всеми глазами сразу у нее не получалось, потому что они были расположены по бокам морды, как и у китов. На сей раз чудовище решило глянуть их левой половиной, и на меня уставились два крупных, посаженных друг над другом глаза. Не показалось мне — они действительно очень разные. Тот, что пониже, — по-моему, именно китовый. Во всяком случае, я себе так и представлял глаз косатки: темный, в тон коже, кругловатый, белок розовеет сосудами. А над ним, чуть смещенный назад, — совсем другой глаз… Миндалевидного разреза, изредка помаргивающий, с длинными пушистыми ресницами, на которых медленно тают снежинки. Почти как человеческий, только больше, и радужка очень странная — ярко-оранжевая, с легким зеленоватым отливом, на солнце горит янтарем.

Под китовым глазом — три или четыре темных пузырька, тоже довольно похожих на органы зрения, но гораздо более примитивные. Ну и дела… Не зверь, а конструктор какой-то. Собери монстра сам. Если и впрямь робот, это многое бы объяснило…

Ну вот, упустил момент. Членистоногая тварь уже тащилась ко мне, прихватив с собой недоеденный волчий окорок. Протянула его своей единственной рукой — кстати, левой — и выжидающе замерла.

— Нет, спасибо, я это есть не буду, — вежливо прохрипел я.

Голос у меня какой-то слишком грубый, звучит как несмазанный. Простудился, наверное. Немудрено.

Ходячий кит, видимо, не понял — придвинул свое угощение еще ближе, чуть не ткнув им мне в лицо. С сырого мяса капала кровь, на него налипли клочки серой шести, отчетливо виднелись борозды от огромных зубов, торчал обломок кости, неаппетитно свисали лохмотья шкуры… Да еще и обслюнявленное оно, должно быть. Нет уж, сам это кушай.

— Не буду, — повторил я настойчивее, для наглядности мотая головой и отпихивая окорок. Ну вот, теперь еще и рукавицы в крови извозил. Рванье, конечно, но других-то нет.

Удивленно пискнув, зверюга кинула недоеденное в пасть и зачавкала. Я детально рассмотрел, как мясистый язык пропихивает кусок в горло, и поперхнулся. Ну и зубки у этой твари, однако ж.

И клешня у нее неполноценная, уродливая. Как и все остальное. Это даже не целая клешня, а скорее только нижняя половинка. Хоть и исполинская, раздутая. Вместо верхней — те самые два пальца, на которые я обратил внимание в подвале. Выглядит жутко, но функциональности никакой, похоже. Разве что орехи колоть. Или черепа. Но полной клешней было бы гораздо удобнее.