Тринитротолуол из Перистальтики

Я прижался к стене спиной и начал осторожно красться к выходу, стараясь не выдавать себя ни единым звуком. И бессмысленно пялился на громадную тварь. Леденел от ужаса и тоже не мог отвести взгляд. Пришла идея, что на самом деле я валяюсь на больничной койке с проломленной головой, а все происходящее — коматозный бред.

Вид зверюги, которая меня пока не съела, с каждым шагом поражал все больше. Хоть вокруг и была подвальная темень, но разглядел я многое — наверное, уже привык.

Таких животных не бывает. Если бы в школе я прогулял все уроки биологии, то мог бы решить, что это какой-то мутант. Радиация, химия, все дела, ага. ГМО разные там. Но школьные знания, а также два курса биофака, которые я все-таки сумел закончить, не допускали этих нелепых выводов. Мутантов таких тоже не бывает. Не может быть.

Не может так случиться, чтобы из округлого удлиненного тела, гладкого, с головой, похожей на китовую, выросли четыре пары длинных лап, однозначно взятых у какого-то насекомого — суставы и членики очень специфические. Чтобы спереди вытянулись мощные клешни, как у рака или, скорее, скорпиона. Тварь сейчас сложила их под себя, но в память эти клешни врезались очень четко. Чтобы по бокам пасти, набитой зубами, появились еще и жвалы какие-то. А главное — глаза. Глаз у зверюги было много. Больше четырех. И почти все — разные. Один — как человеческий, только желто-зеленый и тускло светится…

Членистоногое так мутировать не могло — да его бы просто раздавило собственным весом, дорасти оно до подобного размера. Как эти хитиновые ноги таскают неохватную тушу, кстати…

Из млекопитающего такой твари тоже бы не получилось, естественно. Четыре пары членистых ног… Как будто из кусков разных животных собрали. И оно дышит, ходит, живет… Смотрит и собирается сожрать. Ничего, ничего, вот уже выход, доползти бы.

«Оно инопланетное или робот», — ужалила безумная догадка. И одним могучим рывком-прыжком — сам себя изумил — я выскочил из проклятого логова. Понесся прочь, подальше от неведомых монстров.

Запинаясь и увязая в глубоком снегу, я каждую секунду ожидал вновь услышать за спиной хруст и дельфинью трель, почувствовать горячее влажное дыхание и полсотни острых зубов, впивающихся в мясо. Но погони, слава богу, не было. Членистоногая жуть не захотела выбираться за мной на мороз. То ли побрезговала, то ли уже сытая.

Теперь, кстати, понятно, почему в подвале было так тепло… И, похоже, я знаю, кто убил и обглодал медведя. Вот что за хищные тачанки ползают по здешним ельникам. Бред, бред, бред…

Может, это и правда робот? А я — на каком-то садистском телешоу? Типа там, розыгрыши такие веселые? Почему-то же зверюга меня отпустила.

До чего она огромная!.. В длину — метров восемь, думаю… Перекусила бы одним махом.

Меня снова начало мелко трясти, ноги стали ватными — адреналин отработал свое. Только сейчас вспомнил про заточку, которая была в сапоге. И хорошо, что тогда не достал: кто знает, как тварь бы к этому отнеслась, а зарезать ее такой ерундой все равно не выйдет.

Я прошел километров десять и шел бы еще — лишь бы подальше от логова. Но день, несуразный, дикий и гибельный, давно закончился, и ночь спустилась очень быстро. А кошмарная зверюга осталась там, в подземелье. Значит, надо что-то решать с ночевкой. И желательно — на дереве. Туда многотонная туша вряд ли заберется, бродячие псы — тоже, а бомжи-убийцы, надеюсь, не заметят.

Беспокоил меня не столько сам холод, сколько то, что я его не особо чувствую. Причем по всему видно, что мороз стоит лютый. Замерзать без нескольких часов мучений, конечно, приятнее, но что-то меня это не слишком радует. И руки-ноги терять тоже не хочется.

Вдруг вспомнилось: ведь с руками у меня что-то не так. Сильно не так. Очень сильно. Как я мог забыть?.. Короста там непонятная. Или что-то вроде. А еще… Точно! Нет, что такое, как же это может… Тут наверху резко каркнула птица, я вздрогнул и потер рукавицей щеку. Теперь не до отвлеченных рассуждений. Хотя почему же отвлеченных?.. Стоп, о чем я, о каких именно рассуждениях? А, ладно, наплевать. Раз забыл, значит, и неважно.

Ни о чем не хотелось думать — ни о маньяках с арматурой, ни о сожженной коже, ни о невозможных зубастых пауках, раздирающих медведей. Что толку ломать голову сейчас? Ночь бы пережить. Устал я очень. За всю жизнь не было столько смертельно опасных приключений, как за этот день. И заканчиваться они, судя по всему, не собираются.

Теплилась, правда, надежда, что сейчас я засну, а проснусь уже в палате, под капельницей, выходя из комы. И непонятный дремучий лес с его обитателями останется пугающим, но по-своему забавным вывертом сознания. Представляющим медицинский интерес, но совершенно безвредным. Но что-то пока елки, снег и ледяная лунная ночь казались чересчур уж реальными.

И собачий (волчий?) вой, донесшийся откуда-то издалека, тоже показался очень реальным. Вот будет глупо, если адский семиметровый паук не сожрал, зато загрызут банальные волки. Опять дурацкий нервный юмор…

Шутки шутками, а на подвернувшуюся ель я залез весьма быстро. И, как выяснилось через полчаса, совсем не зря: в темноте у подножья ствола замелькали светящиеся желтые точки, послышались скрип снега, возня и поскуливание — стая нашла добычу, только та оказалась высоковато. Однако хищники тут непуганые — запросто решили перекусить человечиной.

Руки и ноги затекли, и сильнее всего я боялся свалиться с елки, на радость зверям. Вдобавок жестокая стужа теперь уже стала по-настоящему ощущаться. Пальцы кололо сотнями ледяных иголок, тело пробирала крупная дрожь, стучали зубы. А ведь ночь лишь начиналась.

Волки тоже уходить не спешили, так и караулили под деревом. Не думаю, что они будут сторожить до утра — в конце концов, не единственная же я возможная добыча в этом лесу? Но до утра, скрючившись на тонких ветках, все равно не протяну — воткнусь в сугроб, как та ворона.

Удивительно: после всего, что стряслось с тех пор, как я пришел в себя посреди ельника, голодные волки внизу воспринимались как нечто само собой разумеющееся. Мол, ну звери и звери — надо просто пересидеть. Все равно на дереве ночевать хотел, пусть и не ожидал, что это так трудно. Психопаты с дубинами и арматурой были бы опаснее — они бы придумали, как меня с елки сковырнуть.

Вдруг хищники внизу насторожились, угрожающе зарычали. Причем очень громко и прерывисто. Крайне нервно, мне показалось. Потом снова был скрип снега, следом — протяжное шипение, а дальше — жалобный собачий визг, чавкающие удары, треск, всхлипы и скулеж. И все перекрыл пронзительный свист. Меня как будто со всей силы огрели бревном по голове — рухнул вниз, ломая ветви. Отключился, по-моему, еще не долетев до земли.

Очнулся же от жары и душноватого запаха, утирая пот со лба. Успел обрадоваться, что прошлый день и правда оказался сном или бредом. Ну явно ведь в казарме лежу, а не под елкой. Потянулся, открыл глаза и увидел перед собой белую льдистую корку, сияющую от солнца, поверх нее — тонкое женское запястье, а чуть подальше — окровавленную волчью морду, застывшую на снегу. Остекленевшие бельма пялились прямо на меня, а я — на них и на руку эту.