Триумф Боло
Шрифт:
Он должен умереть.
Меня сотрясают прямые попадания. Продолжаю атаку на разбитых гусеницах. Действуют колеса независимого привода. Я направляюсь прямо под корпус вражеской машины. Врезаюсь в его ноги. Манипулятором правого борта захватываю шарнир и резко тяну. Металл гнется. Металл скрежещет. Шарнир переламывается. Захватываю шарнир следующей ноги и дергаю. Гнется мой манипулятор. Шарниры скрипят. «Явак» опрокидывается на мою башню и взрывается. Внутренние сенсоры оповещают о высоком уровне радиации.
Я смещаюсь, и разбитый враг соскальзывает
— Уходи, — бормочет Пушкарь, слышу его по каналу связи. — Мне конец... Спасайся...
— Тихо...
Я подношу его ближе к корпусу и собираюсь уйти на максимальной скорости, на которую теперь способна. Но из-за гребня вырывается вражеская пехота.
Я разворачиваюсь, чтобы корпусом прикрыть от оружия противника моего раненого. На сломанных гусеницах разворот слишком долог. За это время Пушкарь поражен трижды. Он вскрикивает. Признаки жизни слабеют и пропадают.
Я в ярости.
Разворачиваюсь.
Атакую.
Перемалываю тела врагов изуродованными гусеницами.
— Рыжая... — Слабый голос в десантном отделении. — Помоги мне, Рыжая... Я ранен.
Останавливаюсь.
Мщение — недоступная мне роскошь. Виллум ДеФриз жив. Один цыпленок еще нуждается в наседке. Отступаю на максимальной скорости. По мне стреляют сверху. Воздушный «Явак» прилетел с базы противника. Отхожу по направлению к подъездной дороге. Еще одно прямое попадание в башню. Долго я так не выдержу. Излучаю широкополосный сигнал о помощи всем судам флота.
С орбиты открывает огонь флотская скорострельная пушка. Мой призыв услышали.
— Как раз успел снять с вашего хвоста этого летуна, ЛРК-1313. К сожалению, сейчас больше ничем помочь не могу. Направляйтесь к точке подбора и держитесь там. Придется немного подождать. К северу от вас адская мясорубка.
В ответ благодарю и направляюсь к точке подбора. Проверяю ранения Виллума ДеФриза. Мою психотронику наполняет тревога. Виллум очень плох. Радиационное отравление привело его в критическое состояние. Может быть, хелация продержит его в живых до момента, когда им сможет заняться корабельная медслужба. Я не могу потерять своего последнего цыпленка. Виллум пытается взобраться на операционный стол. Помогаю ему бортовыми манипуляторами. Пристегиваю его, чтобы предотвратить сползание от тряски. Ввожу ему большую дозу болеутоляющего и начинаю борьбу с последствиями потери крови и шока. Его стоны смягчаются.
Я нужна. Я хлопочу.
Направляюсь к точке подбора.
Виллум понимал, что умирает.
При взрыве, убившем Дуга Харта, он получил ужасные ожоги и раны. Затем перелом — переломы — где-то
в грудной клетке, когда другой взрыв метнул его на внутреннюю поверхность башни Рыжей. Следующий взрыв бросил его вдоль десантного отделения, сломав левую скулу и нос. Щека распухла, левый глаз больше не видит.Все это не смертельно.
Но радиация при взрыве «Явака»...
Какое-то время Виллум провел парализованный ужасом, поддерживаемый болеутолителями, едва справлявшимися со своей задачей. Все пошло к черту, он умирал здесь, совсем один.
Нет, не совсем один.
Рыжая говорила с ним. О хелации и судовом лазарете. Хотел бы он ей верить. Но не мог. Он хорошо видел показания дозиметров, когда боль была еще свежей и непривычной для него, когда она заставляла быть начеку и бороться. Никакие усилия Рыжей не могли дать ему возможность увидеть судовых медиков.
Говорить было мучительно больно. Но Рыжая была в такой панике, что он заставил себя преодолеть страшную боль и непослушание лицевых мышц.
— Рыжая...
— Что, Виллум?
— Без толку... Хелация... Если хочешь... но... без толку... Ничего не выйдет...
Виллум никогда не слышал о психотронике, впавшей в панику. До сих пор не слышал. Теперь он был тому свидетелем. Рыжая непрерывно и неистово бормотала, перебирая альтернативы хелации, обвиняя себя в смерти каждого из членов экипажа, умоляя его продержаться еще немного. Это казалось хуже всего. Но когда она заявила, что не перенесет смерти последнего своего мальчика и умрет с ним, что она спрыгнет в ближайший каньон, Виллум понял, что надо ее остановить:
— Нет...
Он пошуровал в фиксаторах ремней, удерживавших его на столе, соскользнул, качаясь, придерживаясь за обрызганные кровью переборки. Нет, Рыжая, ты этого не сделаешь. Нет тут твоей вины...
Ее бортовые манипуляторы пытались задержать Виллума. Пытаясь уклониться, он упал. Боль резанула сквозь тело, несмотря на инъекции. Он лежал, изнемогая от боли и смятения. Потом понял что на полу Рыжая его не достанет. Она все ещё умоляла:
— Виллум, пожалуйста, вернись на стол.
Он пополз на животе к боевой рубке.
— Виллум, вернись на стол, ты поступаешь нерационально, на тебя действует радиационное заражение. Я должна немедленно начать лечение...
От боли и дурноты ему хотелось скрючиться и вытошнить наружу все кишки. Но он помнил о ней. Он помнил, как программировать, как манипулировать экстренными ключами и перемычками, как вводить команды в ее психотронные схемы. Он моргнул уцелевшим глазом, чтобы удержать зрение, и вполз в боевую рубку. Захлопнул пневматический люк. Теперь манипуляторы Рыжей остались снаружи. Он защелкнул механический замок. Она не сделает этого... никакого самоубийства из-за нас...
Он вспомнил ночную канасту и предостережение Рыжей: не стремиться к тому, на что ты не способен. Он хотел быть нужным.
Что ж, сейчас он нужен.
Он нужен Рыжей больше, чем когда бы то ни было в жизни кому-то другому, как в работе, так и в личной жизни. Нельзя ее подвести.
— Виллум? Виллум, что ты делаешь? Скажи мне, пожалуйста. — Манипуляторы Рыжей остались снаружи, но ее зрение, слух и речь были с ним. Он прополз по останкам Дуга Харта и добрался до кресла Банджо. — Виллум, пожалуйста, вернись к медицинскому узлу. Это моя вина. Я не должна была атаковать. Я не создана для боя... но они бы всех убили... Виллум, вернись, пожалуйста, к медицинскому узлу...