Триумф королевы, или Замуж за палача

Вместо этого Макс заставил себя нырнуть в совершенно другие воспоминания, собственно говоря, те самые, ради которых он сюда явился. Хитросплетения придворной жизни, королевские склоки и примирения, сплетни и шепотки, переговоры с аристократами, сделки с торговцами — до всех этих знаний Максимилиану Штрогге, палачу и простолюдину, было не дотянуться при всем желании. Никто не станет говорить с ним, отщепенцем и королевским псом, ведь большинство людей, едва преодолев пару-другую ступеней сословной лестницы, забывают о существовании тех, кто ниже.

Нет, Карл Мейдлиг, искренне любящий свою будущую королеву и снедаемый чувством вины, а потому готовый на риск, унижения и вечную жизнь в тени, был более чем полезен им обоим. До поры.

Внезапное робкое прикосновение к руке вырвало его из мрачных размышлений.

— Меня пугает твое молчание. — Сюзанна поравнялась с ним, с трудом подстраиваясь под широкий шаг мужа. — Пожалуйста, мы можем поговорить?

— Дело мы уже обсудили. Или ты ждешь от меня пожеланий долгих лет жизни с любовником?

Они шли узкой улицей, дома вдоль которой выходили на мостовую глухими стенами и узкими дверцами для прислуги. Ни окон, ни торговых прилавков, ни даже огороженных заборами двориков. Людей тут не было вовсе, подслушивать некому, но Штрогге все равно мысленно выругал себя за слишком резкий и способный привлечь лишнее внимание тон.

Она виновато опустила глаза, вцепившись пальцами в ткань накинутого на плачи плаща:

— Ты зол, — тихо констатировала очевидное.

— Похвальная догадливость.

— И как далеко в воспоминания Карла ты успел заглянуть?

— Достаточно, чтобы насладиться вашей игрой в трогательное воссоединение в полной мере, леди Вики.

Она притормозила, вынуждая его сперва сбавить шаг, затем совсем остановиться.

— Если я скажу, что мне жаль, ты, конечно же, не поверишь. Я не хотела причинять тебе боль или оскорбить, Макс. Да, ты мой муж, я твоя жена, но мы оба знаем, что наш брак не был основан на симпатии. Он не предусматривал ни чувств, ни привязанностей.

— Измены он тоже не предусматривал.

— Ты знаешь не всё, — она нахмурилась, глядя на него немного настороженно, но твердо. — А я хочу, чтобы ты понял. Это важно, — она подняла его руку и приложила к своему виску. — Позволь показать.

Если он и колебался, то лишь секунду. Все прошлые попытки проникнуть в её разум терпели сокрушительную неудачу из-за отчаянного сопротивления, но попробовать добровольно, особенно сейчас, когда её не сковывает страх, а действие печати ослабло? Почему бы и нет?

Образы пришли мгновенно и выглядели, как сцены пьесы, развернувшийся на невидимых подмостках. Сюзанна, Карл, еще совсем юные, почти дети. Знакомство, дружба, робкий интерес, волнение от близости во время танца, смущение и восторг от удачно брошенной шутки, девичья неуверенность, первый поцелуй, открывший ей целый мир чувств и потаенных желаний. Весна, аромат цветов, восторг и одновременно мучительный стыд из-за нарушения запрета — всё это на мгновение стало его реальностью. Затем резко, почти без перехода, пришел страх и одиночество заточения. Отчаяние, горе, снова одиночество, горечь обиды, мерзкое ожидание унижения. Его собственное лицо, кислый вкус вина, грубое серое одеяло. Реальность, разбивающая мечту, но зато и долгожданная свобода, а следом ослепляющая радостью встреча с осколком счастливого, безмятежного прошлого. Её ощущения затягивали, как водоворот соломинку, меняясь подобно рисунку волн на поверхности штормового моря. Карл был для нее не человеком, и даже не первой наивной любовью, скорее тонкой нитью, связывающей Сюзанну Штрогге с Сюзанной Викторией Альгейрой, не той, кем она была, а той, кем она хотела бы быть.

Потом все резко оборвалось, не показав ему самое мучительное — момент близости, зато оставив после себя ощущение легкости и едва уловимого тепла. Сюзанна облегченно вздохнула и отступила на полшага, отпуская его руку.

— Я не горжусь тем, что сделала, Макс. И не надеюсь на прощение, потому что не уверена, смогла бы простить такое, окажись на твоем месте. Но я хотела пройти этот путь до конца, как женщина я имела право почувствовать что-то настоящее. Ну, или хотя бы отдаленно похожее на это самое настоящее.

Вместо ответа он шагнул к ней, стянул с её головы капюшон, а потом запустил пальцы в волосы, собранные на затылке.

— Так похожее или все-таки настоящее? — он с трудом удержался от того, чтобы силой не заставить её запрокинуть голову. Хватит и того, что теперь ни отвернуться, ни сбежать у нее не выйдет. — И что нам делать с этим?

Он склонился к её губам, коснувшись их в точности, как тогда в лесу: нежно, мягко. Вот только не отпустил, а подтянул к себе, превращая поцелуй из невинно-соблазнительного в настойчивый, пламенный, призывный. Сделав его таким, как хотелось ему, вложив в него жажду обладания, обещание гораздо большего, но и ярость и разочарование от невозможности получить то, что она с такой легкостью отдала другому.

Ему не потребовалось даже пользоваться магией, чтобы уловить её смятение. Похоже, Сюзанна ждала чего угодно: брани, грубости, возможно, пощечины или оскорбления, но не мучительно-острого наслаждения возникшего где-то между осознанием притяжения и абсолютного бессилия перед его правом делать так, как угодно ему.

Сперва она оторопело замерла, а потом прижалась к нему всем телом, не желая останавливаться и словно бросая вызов. Её руки скользнули вокруг его шеи, притянули линаара так близко, что стук сердца отчетливо отдался в его груди.

— Макс…

— Молчи.

Не важно, что она хотела сказать, сейчас у нее нет на это ни малейшего права. Он толкнул её спиной вперед, прижал к стене дома, одной рукой перехватил правое запястье, сжал, лишая возможности прикасаться к нему. Второй же бесцеремонно прошелся по её тонкой шее, скользнул под расстегнутый плащ, сжал грудь, скрытую не жестким лифом придворного платья, а всего лишь парой слоев тонкой шерстяной ткани. Сюзанна дернулась под его рукой, глаза её распахнулись, тут же закрылись, с губ сорвался едва слышный стон, и отнюдь не от негодования.

— Даже не вздумай кричать, — шепнул он, на мгновение отрываясь от её губ и позволяя сделать прерывистый вдох, — пока что.

Впрочем, она и не собиралась, а дрожь, хорошо ощутимая даже сквозь одежду, вряд ли имела какое-то отношение к холоду. Она закрыла глаза, откинула голову, вжавшись спиной в шершавый серый камень. Не возразила, когда он бесцеремонно задрал подол её юбки, слегка коснулся низа живота, прикрытого краем короткой нижней сорочки, до боли сжал бедро, а потом скользнул ладонью ниже и резко оторвал её ногу от земли, почти лишив Сюзанну опоры. Её глаза расширились от изумления, щеки вспыхнули, она дышала тяжело и прерывисто и, Макс чувствовал это всеми инстинктами, желала продолжения.