Триумф королевы, или Замуж за палача

— Да я…

— За ней!

Ждать, чем закончится их перепалка, я не стала. Рванулась, подтягиваясь изо всех сил и нащупывая ногами хлипкую опору. Сперва выкарабкалась на конек крыши, затем съехала по покатой противоположной стороне прямо в соседский двор на телегу с дровами. Куча оказалась довольно высокой, чтобы я не разбилась при падении, однако голые ладони обожгло огнем: сучья, щепки и куски коры разодрали кожу до крови. Дрова посыпались на землю, увлекая меня вниз. От удара в глазах на мгновение потемнело.

— Тварь! — рыкнул кто-то наверху, — слишком высоко, шеи переломаем. Давай в обход, ну-ну-ну, не то упустим!

Я охнула, шатаясь встала на ноги и бросилась прочь. В ушах бешено стучал пульс, горло перехватило, однако голоса и ругань отдалилась и, кажется, вовсе смолкли. Оглянулась я только когда в сзади послышался испуганный женский визг.

Над домом Штрогге к небу поднимались клубы густого черного дыма, пронизанного искрами и языками пламени, на башне храма тревожно забил колокол. Ужас осознания накатил на меня в одну секунду: Макс там, в доме, полном врагов, и непонятно, жив ли он, цел ли. Я осталась совсем одна, не знаю, куда идти, где прятаться, как помочь ему выбраться из огненной ловушки.

— Вон она!

Из-за поворота выскочили трое, и мне не осталось ничего другого, как снова кинуться бежать. Шаги за спиной приближались, прохожие шарахались от нас во все стороны. Тяжелая сумка била по спине и мешала движению, я обернулась и бросила её прямо в лицо ближайшему преследователю. Тот не ожидал от меня такой прыти: сумка ударила его по лицу, сбила с ног. Двое других, не успев притормозить, врезались в мужчину сзади, все трое кубарем полетели в грязь. Я же вильнула, прячась за торговыми вывесками, телегами и застывшими от удивления торговцами, и кинулась в направлении ратуши. Если у меня и есть шанс сбить преследователей со следа, то только в толпе.

Улица закончилась внезапно, выплюнув меня на рыночную площадь, где вовсю кипела торговля. Я обогнула самый центр, втиснулась в узкую щель между хлебным лотком и столом зеленщика, пробралась среди наваленных горой ящиков и мешков, шмыгнула в малозаметный проулочек, только теперь позволив себе выдохнуть и осмотреться.

Преследователей не было, внимание людей было поглощено торгом и недалеким пожаром, почти все, кто не был занят делами, переводили удивленные взгляды с клубов дыма на звенящую в отдалении башню. Я закрыла глаза и стиснула кулаки, с трудом сдерживая подступающую истерику.

Макс, ну как же так! Похоже, мы не успели всего на полчаса или час. Боги, надеюсь, ты сможешь выбраться из этого пекла целым и невредимым, но что делать дальше? Как искать друг друга в этом безумном городе?

Усилием воли я заставила себя сделать несколько глубоких вдохов и выдохов. Спокойно. Слезами делу не поможешь, надо думать. И желательно не тут.

Я с трудом уняла дрожь в коленях, надвинула шапку пониже и, стараясь не оглядываться слишком часто, побрела в сторону речных пристаней. Если побегу, то привлеку внимание, а так есть шанс улизнуть по-тихому. Потом можно выменять что-то неприметное из одежды, чтобы совсем слиться с толпой и решить, что делать дальше.

— Есть! Нашлась.

Сильная жилистая рука заткнула мне рот, едва я шагнула из проулка. В нос ударил тяжелый запах мужского пота и чего-то отвратительно-сладкого. Я инстинктивно вдохнула — и колени тут же подогнулись, в глазах поплыли черные пятна.

— Так-то лучше, — глумливо обрадовались у меня за спиной. — Спи, курочка, побегали и хватит.

Небо надо мной крутанулось, земля предательски дрогнула и поплыла, а затем мир провалился в темноту.

***

Крупное желтое солнце с фигурно изогнутыми лучами скалилось кривой вышитой улыбкой, вызывающей серьезные сомнения в его душевном здоровье. Десяток солнц поменьше брели стройным рядом по кайме, цепляясь друг за друга волнистыми лучами и напоминая то ли процессию слепцов, то ли торговый обоз, ползущий по бескрайнему заснеженному полю. Золотые круги на белом, всего одиннадцать штук, и ни одного без изъяна.

Новое место заключения оказалось не в пример комфортнее подвалов тюремного замка. Удивительно теплое, с гладко вытесанными, словно выплавленными из единого массива камня, стенами, лишенными не только швов кладки, но даже намека на трещины. Ни надписей, ни царапин, ни окон, если не считать таковым узкую и глубокую световую нишу, проделанную под самым потолком.

Неведомые строители не потрудились закрыть её решеткой. К чему? Шириной едва ли в ладонь и такой же высоты, она уходила в толщу камня на добрые полтора метра и открывала взгляду крохотный клочок неба да кромку горных вершин, затянутых серо-голубой дымкой.

Больше в камере смотреть было решительно не на что, ну, если не считать вышитого безумными солнцами покрывала.

Не знаю, сколько времени я провела в беспамятстве. Очнулась уже тут, заботливо уложенная на мягкий чистый лежак, застеленный бело-желтой скалящейся тряпкой. Из одежды на мне болтался только бесформенный жреческий балахон, не подпоясанный не то, что тонкой металлической цепочкой, но даже простым витым шнуром. Обуви тоже не было, благо, пол оказался приятно теплым, возможно, камера располагалась над кухонным помещением или же отапливалась каким-то иным хитрым способом.

Пять шагов вдоль, семь поперек. Низкая дверца в углу, без ручки, металлических скоб, смотрового окошка или отверстия для ключа. Мне не оставили ни единого шанса на взлом и побег. Впрочем, босиком и без нормальной одежды я бы все равно далеко не ушла: весна в городе, может, уже и наступила, но тут, в горах, снег лежит долго.

Сперва я лежала тихо-тихо, свернувшись клубочком. Во рту стоял отвратительный металлический привкус, но позвать охрану и попросить воды у меня просто не хватило духа. Однако время шло, никто не спешил вести меня на допрос, не угрожал пытками, да и вообще звуков снаружи не доносилось абсолютно. Через несколько часов я осмелела настолько, что встала и обследовала всю камеру, выглянула в окно, полчаса просидела, приложив ухо к двери, несколько раз перевернула и прощупала тюфяк в надежде найти в соломе хоть что-то полезное. Ни-че-го.

Очень хотелось есть, при мысли о воде пересохшее горло ощутимо саднило, и я все-таки решилась постучать в запертую дверь. Подождала, потом крикнула раз, другой, ударила в створку ногой. В ответ не донеслось ни звука: обо мне или забыли по неосторожности, или предпочли забыть нарочно. Кто меня увез, куда и зачем? Что с Максом, жив ли он, выбрался ли из огня, сумел ли сохранить свободу? Я от души выругалась и, вернувшись в свой уголок, провалилась в беспокойный сон.

Утро ясности не принесло: та же серая камера, тишина и одиночество. Минуты растянулись в часы, часы — в вечность. Пить хотелось постоянно, мысли путались, туманные образы из снов мешались с мрачными предчувствиями относительно своей дальнейшей судьбы. Смерть от жажды или безумие? Сложный выбор. Нет, всегда можно было попробовать расколоть голову о стены, но, боюсь, на это мне не хватило бы храбрости.

Не удивительно, что приходу тюремщика я обрадовалась, будто явлению самого Солнечного. Дверь отворилась беззвучно, а камеру, согнувшись едва ли не пополам, втиснулся мужчина. Настоящий великан: на полторы головы выше меня, широкоплечий, с огромными руками, низко посаженными бровями, узким лбом и неожиданно добродушными голубыми глазами.

— Пи-ить, — протянул он как-то неуверенно, сунув мне простую деревянную кружку с водой.

Я вцепилась в подачку мертвой хваткой, однако стоило мне сделать последний глоток, как здоровяк забрал посудину обратно.