Триумф

Василий уже кое-что понимал.

— Ты чего здесь чай распиваешь? А ну, быстренько собрала ноги в руки и дуй отсюда! — закричал он.

— Ты чего? Куда дуть-то, Василий Иваныч?

— В ментовку. Найди того следователя, что дело Риткино ведет, и подробно все ему расскажи про Мюнхгаузена в очках.

— Не-а, не проси, не могу, не пойду, — решительно отказалась Люба.

— Не можешь — научим, не хочешь — заставим. Почему это ты не пойдешь?!

— Ага! Он спросит, почему раньше не рассказала, что я ему отвечу?

— А ничего и не отвечай, по тебе и так все видно. Что не от злого умысла. В крайнем случае, срок отмотаешь за введение следствия в заблуждение. По этой статье срока маленькие, не боись, до десятки всего-то… Короче! Какая тебе разница, где сидеть целыми днями — здесь или в тюрьме?

— Ой, Василий Иванович, родненький, пожалуйста, не выдавай меня? — запричитала Люба. — Мне страшно.

— Не боись. Я тебе передачку принесу. Носки, там, теплые, жилетку меховую. Чтоб в Сибири не мерзла.

Люба с ужасом смотрела на Ваську.

— Да шучу я, — хмыкнул он. — Люба, как же ты не понимаешь, Риткина жизнь в опасности, пока этот преступник ходит на воле. И мы должны сделать все возможное, чтобы его поймать.

Сергей регулярно наведывался к следователю, чтобы узнать, как идет поиск украденных денег.

— Я тебе уже говорил, что клофелинщицы в нашем городе это нонсенс. Они здесь не водятся. Им негде развернуться, — терпеливо объяснял Николай Николаевич.

— Ты в этом уверен? — поинтересовался Сергей.

— На все сто процентов. Им для работы нужна публика богатая. А где ты здесь такую найдешь? В забегаловке? Не-ет, богатенькие кошельки нужно искать в дорогих ресторанчиках. А ресторанов хай-класса у нас в городе еще не было. Пока вы не открыли. Так что, Сергей Анатольевич, наступил ты на собственные грабли.

Сергей рассердился:

— Хватит трепаться! Ты мне по существу говори. Я хочу вернуть свои деньги и дать по голове этой твари.

Николай Николаевич дослал с полки папку, положил на стол:

— Я покопался в архивах и вот что нашел. Смотри, это наши героини. Никого не узнаешь?

Следователь выложил перед Сергеем несколько фотографий. Сергей внимательно просмотрел их.

— Не-а. Ее здесь нет. Точно. Даже если допустить, что сна была в гриме и парике… Я ее ни с кем не спутаю.

— Тогда посмотри еще вот эти. — Николай Николаевич протянул Сергею фотороботы. — Они проходили по другим делам.

И тут Сергей вдруг узнал Косареву:

— Это она. Точно. Волосы другие, но выражение лица… Она. Ты знаешь, кто она? Поймай ее, слышишь? Верни мне мои деньги.

Николай Николаевич задумался, потом написал на бумажке несколько цифр и пододвинул бумажку Сергею. Тот присвистнул, зачеркнул пару нулей.

НикНику это почему-то не понравилось.

— А ты ничего не спутал? Может, она выглядит иначе? — спросил он. — Мне сейчас ничего не стоит привлечь тебя по делу Калашниковой.

— Что?! — подскочил Сергей.

— Все очень просто. Маргарита случайно узнаёт о твоих махинациях и решает тебя проучить. В один из романтических вечеров она подливает тебе клофелинчику в бокал. И пока ты мирно спишь, уносит все твои денежки, заработанные нечестным трудом. Проснувшись, ты мигом летишь к ней, а она только разводит руками и указывает тебе на дверь. Что будешь делать?

— Да я… — растерялся Сергей.

— Ты мигом находишь боксерскую грушу, которую при свидетелях подарил Доминике, и заявляешься к Калашниковой, — веселился следователь. — Она снова повторяет, что никаких денег тебе не вернет, и вот тут-то начинается самое интересное. Как ты там сказал… Я хочу вернуть свои деньги и дать по голове этой твари? У?

— Чтоб ты сдох! — прошипел скеозь зубы Сергей.

— А вот это уже угроза должностному лицу. Я запомню, — засмеялся НикНик.

Сергей выскочил из кабинета, громко хлопнув дверью.

Вернувшись в сторожку, Васька обнаружил на столе записку: «Я уехал. Ритке ничего обо мне не говори. Крокодил».

— Вот ведь жучила, — пробормотал Васька. — Так и не раскололся, откуда он знает Ритку. Странно, а почему ж она к нему послала Анжелку? Здесь что-то нечисто. По-моему, Василий Иванович, они тебя за нос водят. Хм, и кто тут у нас экстрасенс — я или они? Ну, ничего, Василь Иваныч не таких раскалывал и ставил к стенке. Именем революционного трибунала — вж-ж-жик!

Совершенно расстроенная Анна Вадимовна рыдала на плече у Виктории Павловны.

— Анюта, не плачь. Успокойся. Расскажи мне внятно, что произошло.

— Пална, все кончено. Какая же я дура? Я поверила, что могу стать счастливой. Как ты была права, как в воду глядела. В этой семейке все такие.

— Сделай вдох. А теперь спокойно и по порядку.

Анна Вадимовна никак не могла успокоиться:

— Нет в этом никакого порядка. Я приехала к нему, а она там… Представляешь, даже дверь не закрыли.

— Ничего не понимаю. Кто там? Какую дверь не закрыли? — Виктория Павловна не любила истерик.

— Господи, Пална, какая ты мудрая женщина. Ведь ты сама мне говорила, что у них все семейство такое. А я не хотела тебе верить, решила поддержать его, — причитала Анна. — Представляешь, захожу я в квартиру…

— …без стука?

— Без. Они дверь никогда не закрывают. Мне об этом еще Дианка говорила. Юра… Шевчук, когда работает, не любит, чтоб его дергали.

Директрисе это не понравилось:

— Это ж так и воры могут зайти.

— В общем, захожу я, а он стоит посреди комнаты и страстно ее обнимает. Видно, на поцелуи я немножечко опоздала.

— Прям аргентинский сериал какой! — ахнула Виктория Павловна.

— Мне не до смеха. Смотрю, на столе — две чашки с кофе… интим.

— А тебе не показалось? Может, это родственница была…

— Так родственники не обнимаются, — снова зарыдала Анна.

— И что ты после этого будешь говорить? Это надо же!

— Я развернулась и вышла. Хорошо, твой Самвел еще не уехал, он меня до маршрутки и подбросил.