Триумф
Шрифт:
— А ты, начальник, не торопись. У нас с тобой долгие часы бесед впереди. Знаешь ли ты, Олег Иваныч… Тебя ведь так зовут? Знаешь ли ты, Олежка, что такое любовь? Не эти жалкие розовые сопли, которые жуют в кино. А настоящая, пламенная страсть, сжигающая нутро, выворачивающая душу, лишающая сна и аппетита?
— Короче, — мрачно оборвал он ее.
Косарева подалась к нему.
— Вижу, что ты меня понимаешь. Вот так я полюбила Самвела. Без оглядки на возраст и положение. С первого взгляда и навсегда. Я готова была ради него на все. Скажи он — убей, убила бы, скажи — умри — умерла бы, не задумываясь ни на секунду.
Петров сжал кулаки, закусил губу. Потом спохватывается:
— При чем здесь я? Ты о себе говори.
— Я правильно тебя поняла, что рассказанная мною сцена тебе близка и ты меня понимаешь? Как человек человека? — заглядывала ему в глаза Надежда.
Петров дернулся:
— Я тебя понимаю, как начальник УгРо — матерую преступницу, убийцу. И хочу, наконец, до конца понять.
— Я вошла в ее кабинет, а она встретила меня наглой ухмылкой, сказала: «Самвел уже и не знает, куда бежать от тебя, куда прятаться». Смеялась надо мной. Говорила — гордости у меня нет. Стыдила, позорила. Тут у меня в голове все помутилось. А что дальше было, не помню… Увидала ее в луже крови, испугалась и убежала. Поверишь, Олег Иваныч, я ничего не помню! Я не хотела ее убивать. Я ее не убивала… Не знаю, как это вышло…
Петров вздохнул:
— Зато я знаю. Ты артистка хорошая. Тебе бы в театр идти, отбою бы от поклонников не было. И замысел мне твой понятен. Хочешь закосить под аффект?
Косарева спросила совершенно спокойно:
— А что, не получится?
Неожиданно открылась дверь, вошли Николай Николаевич и Сергей. Сергей с порога, как увидел Косареву, бросился на нее с кулаками:
— Ага! Вот ты где! Отдавай деньги, сука! Я тебе сейчас покажу! 1 де деньги?
— Милиция! Грабят, убивают! Милиция! — завопила Надежда.
Петров еле растащил их. Косарева быстро оправилась.
— Уберите этого психа!
— Кто — псих? Деньги верни! — орал Сергей.
— Остынь, болезный, а то пойдешь у меня по статье за нанесение тяжких телесных повреждений! — Косарева показала ссадину на руке.
— Может, «скорую» тебе вызвать? И в санаторий отвезти? — рявкнул Петров.
Надежда огрызнулась:
— Вы лучше психиатричку вызовите для этого товарища.
— Тихо, тихо, господин Никитин. Я понимаю всю глубину и силу вашего негодования, но преступница уже в наших руках. Успокойтесь, она теперь не отвертится, — уговаривал НикНик разбушевавшегося Сергея.
Петров принялся за допрос:
— Так, господа, начнем по порядку. Господин Никитин, знаете ли вы эту женщину?
Сергей снова дернулся к Косаревой, но Николай Николаевич удержал его.
— Знаю, и очень хорошо.
— А вы, Косарева, знаете этого человека?
Косарева скользнула равнодушным взглядом по Сергею:
— Впервые вижу.
Сергей бросил на стол Петрову несколько фотографий, на которых был запечатлен с Косаревой в ресторане.
Петров показал фото Косаревой:
— А это как понимать?
Косарева глянула мельком:
— А никак. Банальный
фотомонтаж. Видите, ореол над моей головой? Впечатали мое лицо в фотографию какой-то тетки, вот и все. Фи. Не могли барышню с телом красивым подобрать. Ой как она вульгарно танцует. На нее же неприятно смотреть! Вы, товарищ, опорочили честь мою и достоинство. За это будете отвечать перед судом.— Какая трогательная забота о своей репутации! — умилился Петров.
— Знаете что, Олег Иваныч, если у вас все, то свистите топтуна, чтоб отвел меня в камеру, боюсь на ужин опоздать, — нагло заявила Косарева.
— Вот и свела нас судьба вместе. Переплела наши дороги, и только одной ей теперь известно, насколько крепко. Думаю, что нам расслабляться нельзя. То, что милиция взяла Косареву, еще ни о чем не говорит… — сказала Доминика.
Анна Вадимовна вмешалась:
— Доминика права, я немного знаю эту женщину. Она сильная и умная. И от нее мы можем ожидать немало неприятных сюрпризов.
— Дорогие девочки, я так рад видеть вас рядом! Любимые, не пугайте нас и не пугайтесь сами. Сегодня у всех нас был, можно сказать, драматичный день.
Думаю, что сегодня уезжать из Радужного нам не имеет смысла… Утро вечера мудренее. Предлагаю всем остаться у нас с Аннушкой, да, милая? — восторженно предложил Шевчук.
— Конечно. Мы будем очень рады.
— Мы с Борюсиком точно останемся. Я не могу уехать, не повидав Палну. Мне многое нужно ей рассказать, — призналась Ритка.
— И потом, друзья мои, я уверен, что в этой истории не поставлена не только точка, но даже многоточие. Мы практически ничего не знаем. По крайней мере, мы с Юрием Владимировичем в полном неведении, — почему-то расстроился Борюсик.
— Спасибо за приглашение. Анна Вадимовна, Юрий Владимирович, разрешите откланяться. Вы не забыли? Радужное — мой родной городок, и нам с Доминикой есть где остановиться, а утром мы встретимся и расставим все знаки препинания в этом сложносочиненном предложении на свои места, — откланялся Артем.
Доминика поцеловала Юрия Владимировича:
— Спокойной ночи, папа.
Юрий Владимирович и Артем пожали друг другу руки.
Борюсик оглянулся на Ритку и Анну Вадимовну:
— Нежность моя, и вы, Анна Вадимовна, вы идете?
— Да, одну минуту, я возьму свои вещи. — Анна Вадимовна глубоко вздохнула, глядя на Ритку:
— Ах, Наташка, смотрю я на тебя, ты вроде изменилась. Смотрю еще внимательнее — ты такая же, как и была. Как же мы по тебе соскучились! Что же ты, Наташка, наделала? Пална тебя искала, убивалась. Не верила, что ты сможешь ее бросить. Думала даже, что убили тебя…
Ритка виновато улыбнулась:
— Мам Ань, я тогда сменила имя и фамилию. Меня теперь Риткой зовут. Маргаритой Калашниковой.
— А зачем?
— Вы всего не знаете. Я сперва Палне все расскажу, покаюсь. Попрошу прощения. Как ты думаешь, мама Аня, когда к ней можно будет зайти? — с виноватой улыбкой спросила Ритка.
— Думаю, уже завтра. Ее, к счастью, в больнице не задержат.
«Тьфу-тьфу, — думала Анна Вадимовна, — на этот раз обошлось. А дальше-то что будет?»
Самвел держал Викторию Павловну за руку:
— Ты на меня сердишься?
— Что ты… Я даже довольна. Наконец мне некого бояться, — чуть слышно шепнула она.