Триумф
Шрифт:
— Ну что, Юлия? Похоже, должно сработать. Пусть злые языки полощут грязное белье семейства Никитиных. Вместо того чтобы ставить палки в колеса нашей компании.
— Я молодец? Где расписаться в ведомости?
Амалия так посмотрела на Юльку своим фирменным жестким взглядом, что та тут же повернулась по-солдатски и вышла из кабинета.
Ритка сидела около постели Виктории Павловны, обе были взволнованы.
— Наташка, какая ты красавица стала, — причитала Виктория Павловна. — Я уже и не надеялась тебя увидеть…
— Я часто вспоминала
— Что ж ты, дочка, хоть позвонила бы, — заглянула ей в глаза Виктория Павловна.
Ритка закусила губу:
— Я не могла.
— А я решила, что ты на меня обиделась за что-то. — Ритка прижалась к руке Виктории лицом. Та погладила ее по голове. — Девочка моя, как ты живешь? Счастлива ли?
— Мама, я хочу тебе все рассказать.
Когда она закончила рассказ, Виктория Павловна неожиданно широко улыбнулась:
— Ах если бы ты все это рассказала мне раньше. Почему ты не пришла ко мне, я бы тебе помогла.
— Я боялась тебя расстроить. А ты что-то знаешь об этом? — удивилась Ритка.
— Конечно, знаю. Ко мне приезжала Никитина.
— Доминика? Это она, моя сестра по крови.
— Она хотела узнать о тебе, о твоем детстве, юности… Я и занялась розысками. Обратилась к знакомому милиционеру, и вот что обнаружилось.
Ритка занервничала:
— Погоди, дай я успокоюсь. Я же только из больницы, и с головой у меня… проблемы. Теперь можешь говорить.
Борюсик отбросил газету и побежал скупать весь тираж в киоск. Отошел с ворохом газет, начал прикидывать, куда их положить. Открыл багажник, свалил туда.
К машине Борюсика, припаркованной около больницы, подъехала машина Толика. Толик, в темных очках и бейсболке, внимательно наблюдал за Борюсиком.
Из больницы выскочила Ритка, помчалась к Борюсику. Тот раскрыл объятья, а она закричала:
— Ты себе не представляешь! Я — свободна! Я — свободна! Люди, вы слышите, я — свободна! Мне Пална такое рассказала… Погнали на рынок, я хочу завалить ее палату цветами!
Машина Борюсика отъехала, Толик последовал за ней.
— Здравствуйте. Извините, что отрываем вас от дел. Нам нужно еще раз представиться? — поздоровалась Доминика со следователем Петровым.
— Не утруждайтесь, я вас помню. Особенно этого молодого человека.
— Я тоже вас не забыл, — ответил Артем.
— Олег Иванович, Виктория Павловна сказала, что вы делали запрос в соседний район по поводу…
— Да, делал. И даже получил ответ, — не стал дожидаться вопроса тот.
— Мы можем попросить вас ознакомить нас с делом? — спросила Доминика, и Петров покачал головой:
— Нет. Такой поступок называется разглашением служебной информации. Я не знаю, в каких целях вы хотите использовать полученные сведения.
— В целях предотвращения нового преступления, — нашелся Артем.
— Молодой человек, предотвращение преступлений — наша работа. Расскажите мне, что вы знаете о готовящемся злодеянии. И мы примем меры, — возмутился Петров.
— Олег
Иванович, если эту информацию не дадите нам вы, нам придется обратиться к Виктории Павловне, — вмешалась Доминика. — Она нам все расскажет. Вопрос в том, хорошо ли беспокоить ее сейчас в больнице.— Ладно. Вот, читайте, — сдался Петров и протянул Доминике листок.
Она пробежала его глазами:
— Ах вот чего так боялась Ритка.
— Вы имеете в виду Наталью Косареву? — поправил ее Петров. — И правильно боялась. С такого крючка нелегко спрыгнуть.
— Теперь все ясно, Ритка действовала по указке, боясь разоблачения. Я представляю себе тот кошмар, в котором она все время жила. Но Ритка — молодец. Нашла в себе силы и выплыла из этой мутной воды. Она мне все больше начинает нравиться… Приехала сюда, не зная, что у нас в руках — ее спасение.
— Олег Иванович, извините, а можно сделать ксерокопию этого документа? — попросил Артем, и Петров протянул ему копию:
— Берите.
— Олег Иванович, спасибо вам! Вы сейчас спасли хорошего человека. И нам помогли. Если бы вы знали, как важна эта информация, — искренне радовалась Доминика.
Толик отметил, что к детдому подъехали Борюсик с Риткой, потом прикатили на байке Артем и Доминика. Толик по мобильному доложил:
— Это я. Основные прибыли. Да. Да. Только что. Понял. Понял. Не спущу глаз.
— Что так смотришь, начальник? Как будто и не рад меня видеть, — нагло осведомилась Косарева на очередном допросе.
Петров уныло смотрел на нее:
— А чему радоваться, Косарева? Если я все служебное время только с вами беседовать буду — остальные уголовники с ума сойдут от избытка свободы. У меня на них просто времени не хватит.
— У тебя, Олег Иваныч, уголовников много, а я у себя одна. Мне нужно в первую очередь о себе, любимой, подумать, — подмигнула Косарева.
Петров подчеркнуто безразлично заметил:
— А зачем вам думать? Вы свое дело сделали, теперь о вас государство подумает, в лице самого гуманного суда на свете. И если вам, Косарева, мое мнение интересно, то присядете вы капитально. Лет так на 10–12. За цинично спланированную и хладнокровно осуществленную попытку убийства гражданки Строговой.
— Что-то тон у тебя переменился, гражданин начальник, — напряглась Косарева.
— А вы мне, гражданка Косарева, не тыкайте — палец сломаете. Я с вами коз не пас. И не подельник я вам, не Крокодил какой-нибудь, а начальник отдела уголовного розыска.
— Извините, гражданин уголовный начальник. Откуда же мне, глупой бабе, было знать, что вы такой гордый — учту на будущее… Только скажите, Олег Иваныч, чем же вас мой аффект не устраивает? — смиренно осведомилась Надежда.
— Косарева, вы сюда торговаться пришли? — возмутился Петров.
Надежда вздохнула:
— И рада бы, да не тот случай. Скажу откровенно: за свободу не поскуплюсь. И могу себе это позволить.
— А я вот — не могу. Взяток не беру принципиально. Даже не знаю почему. Аллергия у меня на эти зеленые бумажки, что ли? Иногда бывает до слез обидно… Но организм у меня взяток не принимает.