Трое в одном доме не считая портвейна
Шрифт:
Естественно проникнуть в их замкнутый круг оказалось делом чрезвычайно сложным. Но, разумеется не для него – великого знатока человеческих душ. Уж он то знает, как с людьми работать, как ключик найти даже к самому неприступному сердцу! Тем более что задача стояла архисложная – и информацию собрать, и про клад не проболтаться.
– Короче, – прервал его разглагольствования практичный Беркшир, – Что удалось выяснить? Конкретно по Дому, и конкретно по этому сантехнику из подвала.
Обиженный Поросьян стал еще больше похож на вышеупомянутое домашнее животное (морскую свинку, разумеется, а не трехголового дракона) и предложил Беркширу самому попробовать добиться хотя бы части достигнутого им – непонятым героем
Беркшир с явной иронией в голосе поинтересовался, на что планируется истратить требуемые деньги – не на портвейн ли? После чего Поросьян впал в неистовство и отказался вообще иметь с нами дело. В глубине души я был согласен с Беркширом, но и в словах Поросьяна была своя истина. Так что пришлось выгребать содержимое бумажника на пользу общего дела. Продолжая ругаться, ко мне присоединился и Беркшир, но чувствовалось, что делает он это исключительно из солидарности со мной. Зато Поросьян, как водится, воспринял наши действия не только как должное, но и как чистосердечное признание своей полной и безоговорочной неправоты. Засунув деньги в карман, он почти брезгливо пообещал вечером позвонить и гордо удалился. Минут через десять разошлись и мы – в плане Дома Беркшир собирался раздобыть большую рулетку, а мне предстояло готовиться к этой дурацкой, неизвестно зачем выдуманной и бессмысленной ночевке в засаде…
Впрочем, помимо ночевки у меня имелась еще одна идея – попробовать все-таки узнать о прежних жильцах Дома. Вдруг это быстро получится? Вполне возможно. Но как? Из паспортного стола далеко и надолго пошлют, а вот со старожилами поговорить вполне можно – слухами земля полнится. Может легенды какие с Домом связаны или события памятные? Ведь это только с виду они простые пенсионеры с окрестных лавок – на самом деле это память эпохи, пусть где-то неточная, где-то скандальная, только другой нет. Дело это, конечно, муторное, но результат вполне может получиться. Так что придется по дворам окрестным пройти, но, и это я для себя решил твердо, только после ночевки…
Не знаю почему, но ночь в Доме было решено провести на чердаке, на том самом месте, с которого я видел бледного типа. Может быть хотелось просто оказаться как можно дальше от подвала. А может привычка – ведь там и я один сидел, и мы вместе, когда план кампании составляли. Уже вечерело, когда я во всеоружии заступил на пост. Ночью что самое главное? Правильно – свет. А откуда свет в пустом полуразрушенном доме? Фонарь с батарейкой сдохнет через пару часов, от уличных фонарей толку мало – дом-то среди деревьев и место уединенное. И тут меня осенило: я раздобыл настоящую керосиновую лампу. С ручкой, защищенным решеточкой стеклом и вместительным резервуаром. Хозяин лампы, старый охотник и сосед по площадке (из тех, к кому перед приходом гостей посылают за дробью, дабы восполнить съеденную маленьким Борей черную икру), наполнил его под завязку и обещал равномерное свечение в течение минимум семи—восьми часов. А больше мне и не надо! Еще я взял с собой бутылку коньяка – дорого, конечно, но случай особый – пару красных яблок и плавленый сырок.
Вот и Дом… Строители по-прежнему отсутствовали (а ведь была такая тайная надежда – прихожу, а там работа кипит…), изменений никаких не наблюдалось, ворота были приоткрыты, машины со всех сторон туда-сюда по улице ездили. Все как обычно. Не останавливаясь, чтобы не передумать, я решительно прошел двор, форсировал крыльцо и, не глядя в темный провал подвала, быстро поднялся наверх – почти бегом. Правильно, что засветло пришел – легко удалось пробраться на место и с комфортом устроиться, привалившись спиной
к привычным, теплым кирпичам. Славная, все-таки, в этом году осень – долгая, теплая и сухая. Такое редко в наших краях случается. Хорош бы я был под дождем да с ветром…Не дожидаясь темноты я возжег свой светильник, отрегулировал самый маленький огонек – чего горючее-то впустую жечь пока не слишком темно, разложил на газетке закуску и безжалостно свернул голову призывно мерцающей в лучах заходящего солнца бутылке. Коньяк он, конечно, далеко не портвейн, в смысле гораздо лучше. Чтобы придать великому сидению торжественность я захватил с собой даже маленькую стопочку. Опять же надо благородному напитку уважение оказывать…
Минут пять полюбовавшись натюрмортом, я принял первую дозу и наслаждаясь лёгким жжением в горле и ароматным послевкусием захрустел яблоком. Да, жизнь прекрасна, а ночь коротка! Переживем как-нибудь. Готовясь к мероприятию, я столько передумал и понапредставлял, что, пожалуй, почти забыл о кладе. Главное состояло в преодолении себя – решил ночь провести в жутком месте, значит надо это сделать. Страшно, нестрашно, опасно, неопасно – значения не имеет. Решил – сделал. Тем более, когда публично заявил о своих планах. Не то чтобы засмеют в случае чего: друзья все-таки, да и ситуацию понимают – следы видели, в подвал спускались, но самому потом противно будет на себя смотреть.
В неспешных размышлениях пробежала пара часов и я, нацедив очередную порцию, с удивлением обнаружил, что уже совсем темно – даже краев не видно! Наливать теперь надо с осторожностью. Я поставил бутылку и огляделся. Надо мной гудел небесный купол, и россыпь мерцающих звезд только подчеркивала его черноту. Они были безумно далеки и, наверное, прекрасны. И мне на мгновенье показалось, что стоит подняться, просто встать, и неведомая сила легко подхватит мое невесомое тело и безмятежной пушинкой швырнет в неведомую глубину этого бездонного колодца…
Я опустил глаза и посмотрел вокруг – тьма обступил меня, огни города терялись и мутнели, стих привычный шум. Я был один, абсолютно и безжалостно один. Но нам ли царям быть в печали? Подкрутив маленький винтик, я легко раздвинул круг мерцающего желтоватого света. Тьма отступила за отведенную ей границу и замерла в ожидании. Но храбрый огонек горел ровно и спокойно, удивительно приятно, по-домашнему как-то, пахло горячим железом и керосином, а коньяк точно светился изнутри отражением этого огня. Я не стал смотреть на часы, хотя такое желание было. Текучесть свойственная времени – о ней ли думать сейчас? Когда сама вечность приоткрывает мерцающий полог тайны и готова поведать мне нечто очень важное.
И тут я услышал шаги – кто-то спокойно поднимался по лестнице. Уверенно и не спеша. Наверное, мне надо было испугаться, вскочить, принять меры к обороне или просто спрятаться. Но я остался неподвижен и нем – возможно, я ждал этих шагов, возможно просто не успел ни о чем подумать. Только холодный пот побежал по спине, и в ногах расползлась истома. Шаги приближались. Вот они уже рядом, все ближе и ближе, я уже слышал скрип дерева и влажное, липкое какое-то, хлюпанье. Как в том подвале, а еще в детстве, когда, помесив сапогами весеннюю грязь, выскакиваешь на асфальт…
– Не возражаете? – тихий сипящий голос донесся из темноты.
Я отрицательно помотал головой и даже рукой подтвердил приглашение, указав на место, где два дня назад, а может и не два дня, а целых два века назад, сидел Беркшир. Гость сел и вполне дружелюбно посмотрел на меня, болезненно щурясь от света. Тот самый, бледный как гриб выросший в самом дальнем углу сарая, абсолютно лысый, но на это раз меня видящий и со мной разговаривающий.
– Я не помешал? Возможно, вы ждете кого-то? – он улыбнулся вполне по-человечески, даже немного робко, и я неожиданно для себя понял, не логикой, но интуицией, что он не опасен для меня, во всяком случае, сейчас. Удивителен, загадочен, может быть страшен, но не опасен. Просто человек пришел на огонек, одинокий огонек в ночи. Пришел как гость. И, как гостеприимный хозяин я принял его в круг своего света и тепла.