Трое в Песках

— Но мы остаемся, — ответил Боромир угрюмо.

Олег с мукой смотрел в каменное лицо старого волхва.

— Надолго ли?.. Скоро сюда доберутся первые чужаки. Вы их, конечно же, порубите и закопаете, как всегда делали с приблудами и зайдами. Придут другие, их будет больше. Наконец кто-то ускользнет, вернется с сотнями разъяренных сородичей. Вам не устоять, ибо вас здесь не больше трех десятков, а в племенах, что окружают Лес, народу десятки тысяч!

Громобой скептически хмыкнул. Он все еще вертел секиру Мрака, осматривал так и эдак, наконец пренебрежительно вернул оборотню. Таргитай смотрел в окно, пальцы беспокойно щупали дудочку. Здесь еще не слыхали его новых песен, а девки не зрели его, вчерашнего изгоя, в новеньких красных сапогах. Лиска большими обеспокоенными глазами следила за Олегом.

— Зачем тебе Яйцо? — поинтересовался Боромир.

— Чтобы защитить! — ответил Олег горячо. — Ты сам видишь, мы не только уцелели. Я стал волхвом, я двигаю горами, могу обращаться в летающую… летающего… Словом, мне нравится жить в этом мире, как нравится и Мраку, и Таргитаю.

Боромир долго молчал, покряхтывал, жевал губами. Два раза взглянул на Громобоя, тот пожал плечами, снял ремень и начал чинить пряжку.

— Яйцо в самом деле здесь, — ответил наконец Боромир. Он говорил медленно, останавливался, рылся в памяти. — Давненько было. Сперва, помню, добыл яйцо поменьше, еще когда Змей упер одну девку, которую я хотел для себя… Я сходил, отыскал, прибил, смерть Змея пряталась в яйце… Потом еще, помню, пришлось по такому же случаю разыскать Кощея… Тоже, скотина, прятался за горами, за лесами. Но отыскал, хоть истоптал сорок сапог с крепкими подошвами. Отыскал яйцо, как ни прятали, разбил, тут Кощей и копыта отбросил…

— Давно это было? — спросил Олег, не веря своим ушам.

Боромир рассеянно отмахнулся:

— Давно. Твоего деда еще на свете не было.

— А потом?

— Потом стали жить-поживать, добро наживать, — ответил Боромир. Он зевнул, мотнул головой. — Все забыл, ты напомнил… Вон и Громобой ходил на Змея…

— Не на Змея, — поправил Громобой. — Со Змеями я никогда не сварился. Я вообще люблю жаб, ящерок и Змеев. Они такие голенькие, без шерсти, чистенькие… Это я с дивами завсегда схлестывался. Они меня тоже не любили, издалеча приходили, только бы подраться. А еще с лесными великанами, помню… Когда-то целыми стадами перли через Лес, чуть Поляну не затоптали…

Олег подпрыгнул.

— Да когда же это было?

Громобой наморщил лоб совсем как Боромир.

— Рази упомнишь?.. Давно. Боромир тогда еще не был волхвом. Аль уже был?.. Не помню. Когда я воротился от великанов, помню, дубок тогда на околице рос. Я на него палицу железную повесил, а ты заорал, что поломаю молодое деревцо.

Олег смотрел непонимающе:

— Железную?.. Откуда о нем слышали, ежели кроме деревьев ничего не зрели? Вам и камень в диковину!

Громобой почесал в затылке:

— А рази я не говорил?.. С неба сколько хошь сыплется. Хоть дупой ешь. Из него и делали секиры, топоры, ножи…

— Небесное железо? — пробормотал Олег, — я слыхивал о нем, но не думал… что оно так часто.

— Поживи с мое, — буркнул Громобой. — Дюжину раз находил! Раза два чуть по голове не шарахнуло, а однажды суму с харчами вдрызг… Если от зверей и убережешься, то уж камнем с неба все одно когда-нибудь прибьет.

Челюсть Мрака отвисла до пола. Глаза стали как у совы, да не простой, а которая увидела мышь размером с зайца. Таргитай непонимающе смотрел то на одного, то на другого, только Олег сказал с горечью:

— Брали, что само на голову падает? Этого самого железа в наших болотах в сто раз больше, чем на небе! Но это ж нагнуться, спинку утрудить. А ты зверя прибил, палицу повесил на дубок и забыл о нем! Пока дубок не вымахал до небес, а палица не оказалась так высоко, что… А копье ты случаем не забыл в этом дубке?

Громобой сокрушенно покрутил головой.

— Всего рази упомнишь? На то ты и волхв, чтобы помнить больше. А мое дело телячье: наелся — и в хлев. Помахался с великанами — снова в родное дупло. Живу-поживаю, добро наживаю. Пришла новая беда — опять вылез. Побил — снова в теплое.

Мрак и Таргитай стояли с челюстями, отвисшими до поясов. Олег спросил все еще дрожащим голосом:

— Боромир… Ты ходил с бронзовыми подошвами. Громобой знает, что такое телячье, ты бывал в горах… Значит, вы сами выходили из Леса?

Боромир в затруднении посмотрел на Громобоя, но тот с сопением вдевал костяную иголку в щель на ременной пряжке.

— Да не было тогда нынешнего Леса, — ответил Боромир досадливо. — Было другое… Уже не помню, много воды утекло… Настоящей воды, она бежала реками со Льда. Лед отодвигался, таял, а за ним оставались Болота.

— Что за Лед? — переспросил Олег. — Я о нем даже не читал.

— А хрен его знает. По земле отползала льдинка версты в две толщиной, а вширь и длину я не мерил. Может быть, она покрывала весь белый свет?.. Так вот шли мы через Болото, что оставалось за Льдом, а когда отыскали малость сухое… нет, не сухое, а хоть твердое место, остановились. Вскоре вокруг выросли деревья, а потом нарос даже Лес. Тогда дрались часто: на белом свете людей было мало, а зверья и чудищ много. Все лезли на сухое, приходилось по башке и в Болото. Много наших полегло, ибо порой такое вылезало…

Он помрачнел, голос прервался. Громобой поднял голову, сказал утешающе:

— Ничо-ничо!.. Когда Первоболото подсохло, островков появилось много. Нам стало полегче. А теперь от Праболота только пятнышки, все занято нашим родным Лесом.

Олег прислушался к шумным голосам за стеной, поспешно прервал:

— Лес в свою очередь уступает Степи. А в Степи — хищные, жадные народы. Злые и беспощадные. Они хлынут, как морские волны!

Громобой поднял голову, мирно сказал:

— Хлынут, тогда и вылезем. Впервой, что ли?

Олег оглянулся на друзей. Он чувствовал злость и отчаяние. Трудно свыкнуться с мыслью, что эти грубые неопрятные мужики что-то знают и что-то могут, но в голове начали появляться картинки детства, когда видел или слышал непонятное. Да, били страшных чудовищ, когда те крали девок — те уходят далеко за ягодами и грибами, но затем почему-то замирали, как мухи зимой. Снова в теплое дупло, снова жить-поживать да добро наживать… Какое добро наживешь в дремучем лесу? Когда приходила новая беда, снова вылезали, творили подвиги, чудеса… и снова в дупло.

Мрак прокашлялся, очищая горло:

— Великаны, Змеи, Кащеи — что, простое бесхитростное зверье. А сейчас прут люди — самое злое, хищное, подлое зверье. Новые люди! А чем новее, тем подлее.

Боромир с удивлением перевел взор на оборотня.

— Ты знаешь даже такое?

— Боромир! Тот, кто вылез из дупла и хоть раз обошел вокруг дуба, уже умнее того, кто не вылезал.

Боромир хлопнул себя по коленям, с кряхтением поднялся.

— Добро. Передохните малость, а мы порешим вашу долю. Громобой, скажи людям, что изречем завтра утром.