Трофей для хоккеиста
Шрифт:
– Обидел он тебя, девонька? – осторожно спросил Андрей Юрьевич, который, оказывается, какое-то время стоял у меня за спиной, а я и не заметила. Слишком была погружена в свои мысли.
– Обидел, – эхом отозвалась я, решив, что отнекиваться уже нет смысла. Он ведь умный мужик, сам уже обо всем догадался.
– Он не со зла. Владик не такой, – убежденно сказал тренер. Потом вздохнул и добавил: – Но упрямый он как баран, тут ничего не скажу. Извинений ты от него не дождешься.
Я молча пожала плечами. А что тут скажешь? Это я знала и без него.
– Сама сделай первый шаг, – посоветовал Андрей Юрьевич. – Я
Тренер подождал от меня ответа, понял, что я ничего говорить не планирую, и тихо добавил:
– Семья у него была, конечно… Оторви и выбрось. Родители на машине на трассе разбились, и он рос у тетки нахлебником. Она пацаном совсем не занималась. Он как маленький совенок был: вечно нахмуренный, нахохлившийся, в обносках от старшего брата. Молчал все время и только глазенками луп-луп. То на меня, то на лед.
– Как он вообще сюда попал? – не удержалась я от вопроса, который давно меня волновал.
– Случайно. Дядька его привез сына своего на тренировку, ну брата Владькиного то есть, а Владика с собой захватил за компанию. Брат вроде интерес проявил, но дядька этот как узнал, сколько все наше снаряжение стоит, заявил, что это им не по карману, и собрался уезжать. А Владик в двери вцепился и стоит ревет. Понравился ему лед. И клюшка понравилась. Он для четырёхлетки очень лихо с ней управлялся. И мне так жалко его что-то стало… Ну я и сказал, что сам буду заезжать к ним и забирать Владика на тренировки.
– А снаряжение откуда? – тихо спросила я, уже догадываясь об ответе.
– Я давал, – спокойно ответил Андрей Юрьевич. – Кое-что из старого оставалось от ребят постарше, кое-что новое ему покупал. Коньки опять же чужие не возьмёшь, они ж по ноге должны быть. А нога растет постоянно.
– А Влад знал об этом?
– Сначала нет, а как постарше стал, догадался уже. С первых больших денег все порывался мне купить что-то. Дом предлагал. Потом машину. Я сказал, что не надо ничего, тогда он просто пригнал мне этот бмв, оставил у арены и отказался забирать.
– Узнаю Влада, – грустно улыбнулась я.
– Поговори с ним, – снова предложил Андрей Юрьевич. – А то ходишь тут… как в воду опущенная.
– Да я не из-за него, – солгала я. – Просто… все навалилось как-то. Бабушка умерла недавно, с квартирой и с работой сложности начались. Просто период такой.
– Бедная ты бедная, – он вдруг обнял меня. – Все хорошо будет. Чаю хочешь?
– Хочу, спасибо!
К счастью, к разговору про Влада мы больше не возвращались. Я не хотела бы объяснять тренеру, почему я не могу написать или позвонить Багрову. Потому что… Потому что это бессмысленно.
Что я ему скажу? Не хочешь ли ты извиниться? Смешно.
Скажу, что скучаю? Еще хуже. Я ведь сама сказала, что не хочу его больше видеть, а теперь это будет выглядеть, как будто я хочу вернуться. Как будто хочу за счет Влада поправить свое сложное положение. Типа лишилась квартиры, пожила одна, увидела, как это плохо, и хочу опять на теплое местечко постоянной любовницы.
Нет. Нет, нет,
нет.Я все еще стою в своем кабинете, вжимаясь лбом в оконное стекло, и не понимаю, как дальше жить. Потому что не хочу ничего. Совсем ничего не хочу. Странно думать, что еще несколько месяцев назад у меня были и силы, и планы. Я смотрела, какие экзамены нужны, чтобы поступить на лечфак, изучала курсы спортивной реабилитации… А сейчас это все как из прошлой жизни.
Я встряхиваю головой. Нельзя раскисать. Надо взять себя в руки.
Вот сейчас вместо того, чтобы сидеть дома, можно прогуляться и подышать воздухом. А потом зайти в магазин, купить овощей и приготовить себе полезный ужин.
Да. Именно так.
Надо заставлять себя делать все эти вещи, и тогда рано или поздно радость вернется в жизнь. Во всяком случае, я очень на это надеюсь.
Я выхожу из арены, подсознательно ожидая порыв ледяного ветра в лицо, но как ни странно, погода по сравнению с утром улучшилась. Легкий морозец, тишина и нежные фиолетовые сумерки. Что ж, может, прогулка и правда получится приятной.
Я выхожу за ворота и…и….
И все.
Стою, задыхаюсь и не могу сдвинуться с места. Потому что в нескольких метрах от меня стоит Влад. Без шапки, в черной куртке нараспашку, с руками в карманах, и смотрит на меня в упор.
А потом начинает медленно приближаться ко мне. Мое сердце колотится как сумасшедшее, лицо предательски краснеет, а спина под теплой курткой моментально становится мокрой. Черт! Черт, черт…
– Ты к Андрею Юрьевичу? – выпаливаю я, когда он оказывается совсем близко. Так близко, что я могу разглядеть снежинки на темных волосах и глубокие тени под непроницаемыми серыми глазами.
– Нет, – растерянно говорит Влад, и, господи, после четырех месяцев впервые слышать его голос… Это так хорошо. И так больно.
Я даже не сразу понимаю, что именно он говорит.
А потом до меня доходит.
– А к кому? – глупо спрашиваю я.
– К тебе, – неуклюже отвечает он и вздыхает, словно пытаясь успокоиться. Потом смотрит мне в лицо и еле слышно шепчет: – Привет.
– Привет, – так же тихо отвечаю я и ничего, ровным счетом ничего не понимаю.
Глава 25. Мы
– Ты домой идешь?
– Да, – говорю я растерянно, забыв, что планировала прогуляться и в магазин сходить. – В общежитие.
Влад почему-то хмурится. А где он думал, я живу? Квартиру себе тут купила, что ли?
Опять тишина.
– Я провожу тебя? – вдруг спрашивает он.
– Ну… проводи.
Господи, это все так странно. И я вообще не понимаю, как реагировать. Зачем он приехал? Что ему от меня нужно?
Мы идем с ним вдвоем в сторону моей общаги, и оба молчим. Под подошвами скрипит снег, сумерки сгущаются еще сильнее, и вдоль дороги зажигаются фонари.
– Все, пришли, – я неловко машу рукой в сторону облупившегося крыльца.
– Быстро.
– Ну тут недалеко. Удобно до работы добираться, – бормочу я, чтобы хоть что-то сказать, – Я пешком все время хожу. Холодно, правда, но можно теплее одеваться. А сейчас весна начнется, совсем хорошо станет…
Влад молчит, отворачивается, будто не может смотреть мне в глаза, а потом глухо роняет:
– Алина… Прости.
Сначала я не верю тому, что слышу, а когда до меня наконец доходит, из моих губ вырывается невеселый смешок.