Тролльхеттен

— Тише, — молвил сидящий рядом Стрый, — тише, у меня голова…

— Да что твоя голова, что!? Ты хоть знаешь, что нас ждет!?

— Знаю, — сказал Стрый угрюмо.

Скрипнула, отворившись, дверь, и в проеме показался охранник. Был он во все том же пятнистом комбинезоне, только теперь на прочную ткань налипла дурно пахнущая грязь и в нескольких местах зияли прорехи. Грубое лицо охранника было искажено широкой ухмылкой, которую он, видимо, считал дружелюбной. Разительная перемена — человек, напавший на них у «Паритета» был перманентно мрачен и злобен.

— Проснулись? — участливо и (напарники могли в этом поклясться) без малейшей издевки сказал охранник, — а что не поели? Вам надо хорошо питаться, потому что, если вы будете плохо питаться, то похудеете…

— Слышь, ты! — сказал Пиночет угрюмо, — ты бы лучше не о питании позаботился. Нам нужен морфин… понял? Морфин. Мы без него не можем. Без него мы сдохнем. Поэтому принеси нам его. А еще лучше отпусти нас, нам нафиг не нужен твой «Паритет», мы ничего не скажем, мы о тебе забудем и не вспомним. Пойдет?

Лицо охранника выразило легкое огорчение, выглядело это очень гротескно.

— Вам надо питаться, — повторил он, — а от морфина вы худеете. — Он наклонился и поднял утку, стоящую возле ноги Николая, — а худыми вы будете невкусными…

И тут на Пиночета нашло помрачение. Последние безумные слова о его питательности все еще обрабатывались где-то на задворках сознания, но на первый план, подобно исполинскому черному полотнищу, выплыла мысль: «морфина не будет».

Эта мысль сначала парализовала Васютко, а потом привела его в дикую ярость.

— Тварь!!! — заорал он и со всей силы двинул ногой по утке.

Эмалированный сосуд с глухим звуком вылетел из руки их пленителя и вознесся к потолку, обильно орошая все вокруг продуктами Стрыя-Пиночетовой жизнедеятельности.

А Николай рванулся вперед, стремясь ухватить свободной рукой охранника за горло. Ухватить, раскорябать, придушить!

Человек в порванном камуфляже поспешно отступил назад из зоны досягаемости рук пленника. Утка оглушительная грянулась оземь. Пиночет рвался вперед, орал что-то бессвязное, грязно ругался. Лицо его покраснело, на шее выступили сухожилия, изо рта летела слюна пополам с проклятиями. Скрюченные пальцы без толку царапали воздух. Охранник стоял у двери и смотрел на беснующегося Васютко с некоторым опасением, и с явным сожалением — на опустевшую утку. В камере мощно воняло.

— Убью! Убью! Убью! — в исступлении выкрикивал Николай, он дергал ногами, единственная цепочка туго натянулась, но, вместе с тем, прочно удерживала своего пленника.

В конце концов, он устал. Перестал бросаться вперед и тяжело осел на матрас, залившись горючими слезами. Стрый справа пребывал в полной прострации.

Охранник осторожно подошел к плачущему Пиночету и забрал утку. Посмотрел укоризненно:

— Плохие, — сказал он, — я так и знал, вы плохие.

Пиночет всхлипнул и сквозь слезы выдавил:

— Мрфин… ну пжалста…

— Нет, — качнул головой охранник, этот главный герой происходящей пьесы абсурда, — от него худеют. — Видимо другие минусы морфиновой зависимости его не волновали. — Вы плохо себя ведете. А знаете, что бывает с теми, кто плохо себя ведет? — охранник широко улыбнулся, но глаз его это не коснулось, они были бесстрастны и мутноваты. — Их наказывают! И вот мое наказание. — Он широко взмахнул рукой в воздухе, как конферансье, предваряющий чей-то выход. — Оно называется «День без света»!!!

— Псих, — тихо молвил Стрый, — полный псих…

С все той же, как приклеенной, ухмылкой тиран в камуфляже повернул старенький черный выключатель и погрузил комнатушку во мрак. В кромешной тьме раздавались всхлипывания Пиночета да мощное дыхание этого ненормального. Потом на миг открылся светлый проем — дверь. Силуэт охранника вырисовался в нем и замер:

— Посидите, — произнес он, и в голосе его уже не было смеха, — в темноте все черно, но видения там цветные.

Хлопнула дверь, оставив их в темноте.

Васютко еще некоторое время хмыкал, а потом затих, широко открытыми глазами глядя во тьму. И действительно, он начинал что-то в ней видеть!

Демон внутри него уже разволновался не на шутку, требовательно цеплялся коготками за позвоночный столб и уверенно лез вверх, к мозгу. Потому что любой, имеющий дело с наркотиками, индивидуум скажет вам: в ломке самое страшное — не телесные страдания.

В тишине и темноте лишенное внешних раздражителей сознание воспринимает галлюцинации в десять, нет, в сто раз сильнее. Шепот из затемненных углов, что-то касается мигом вспотевшего лба. Шорох. Что там происходит в лишенной света комнате?

— Ползут! — простонал Стрый, — они ползут к нам!

Все встало на свои места — комната была полна пауков! Огромных, с ладонь, с толстыми, покрытыми густой колючей шерстью лапами. Их маленькие глаза-бусины отлично видели в наступившем мраке.

— А-ай… — простонал Васютко и задергался, стремясь отползти подальше от надвигающегося черного многолапого полчища.

Но куда ползти, если позади тебя стена? Пиночет чувствовал, как первая тварь касается его ноги, забирается на нее и медленно ползет вверх. Ясно, что ее цель — лицо. Такие твари любят начинать с лица. Холодная, тяжелая тварь, а на лапках острые коготки, которые прокалывают штанину и впиваются в тело.

— Не-е-ет! — дико заорал Пиночет, подняв голову туда, где должен быть потолок.

Но потолка не было. Было черное звездное небо. Мириады острых колючих звездочек, которые холодно смотрели с появившегося небесного свода. Вот одна из звезд становится ярче, она растет, принимает некую форму — форму птицы с резко очерченными кожистыми крыльями. Глаза полыхают оранжевым, лапы кончаются грязными, покрытыми пленкой гниющего мяса, когтями. Да и не птица это — демон. Страшная потусторонняя тварь. Пиночет закрылся руками и зажмурил глаза, да разве убережешься таким образом, лежа под открытым небом.

Почувствовал, как демон тяжело опустился на землю рядом. Тяжелый запах зверя, вонь мертвечины. Острый, покрытый иззубринами, клюв ткнул в безвольно лежащую правую руку. Острая боль, Николай закричал, поднес ее к глазам и в звездном свете сумел разглядеть, что руки больше нет — только распухший багрового цвета обрубок.

— Съем тебя! — сказал демон чудовищно низким голосом, словно искусственно пониженным октавы на две, и снова клюнул, на этот раз вторую руку.

Так больно, но это не самое страшное. И даже демон — это не самое страшное, потому что есть еще бездна. Николай только сейчас понял это. Звездное небо — никакое не небо, это бездонная пропасть с огоньками на дне. А он лежит на отвесной скале, а на ней нельзя лежать, и поэтому он падает, падает, пада…