Трон императора: История Четвертого крестового похода

Бонифаций резко привстал в кресле и жестом велел мне умолкнуть.

— Кто об этом знает? — спросил он.

Епископ покачал головой, дескать, никто. У Бонифация отлегло от сердца.

— Тогда и не говорите никому, — решительно заявил он и махнул мне рукой, чтобы я продолжал играть, мол, говорить больше не о чем.

— Мессир! — ужаснулся епископ. — Святой отец…

Бонифаций остановил его, после чего указал мне на дверь.

— Никого не пускать, — сказал он Клаудио, который выпроводил меня вон.

Я давным-давно обшарил весь дворец и знал, что даже не стоит и пытаться подслушать их разговор. Поэтому отнес лютню домой, а потом поспешил на площадь, чтобы найти Грегора. Помимо огороженных площадок для борьбы и кулачных боев, а также поединков с небоевым оружием, по приказу Грегора были отстроены леса, с которых спускалась веревка; по ней взбирались рыцари в тяжелой железной кольчуге, используя только руки. Там я его и нашел, он как раз собирался потренироваться на веревке. На площади всегда стоял шум, эхо ударов отскакивало от каменных стен. Я свистнул, чтобы привлечь его внимание, и сделал серьезное, очень серьезное лицо. Грегор отпустил веревку и подошел ко мне.

Меня почти била дрожь от предвкушения его реакции.

— Папа запретил поход на Византию, но Бонифаций собирается скрыть этот факт, — прошептал я.

Грегор уставился на меня. Моргнул. Сглотнул. Провел языком по передним зубам, не размыкая губ. Поморщился. Утер пот с лица. И все это время не сводил с меня взгляда. По его глазам было ясно, что мир перевернулся.

— Ты ошибся, — наконец изрек он.

— Я был там, когда епископ принес эту новость. Спроси Бонифация!

— Ну и что я ему скажу, откуда я это знаю? — спросил он. — Не от людей же Бонифация. И не от людей епископа. Если ты там был, то сразу подумают на тебя. И разоблачат.

Я пожал плечами.

— Сам удивлен, что продержался так долго. Отирался там только для того, чтобы посмотреть, на что он способен, и теперь я знаю. Мне не нужно больше туда идти. Призови его к ответу!

Грегор сложил руки на груди, продолжая сверлить меня взглядом. Мне вдруг стало не по себе, непонятно отчего.

— Ну, скажу ему, что знаю, а потом? Он станет все отрицать. И будет мое слово против его слова, а пока я сам не увижу послание собственными глазами, не смогу быть уверенным в том, что мое слово правильное.

— Я видел! — Во мне взыграло упрямство. — А глаза у меня не хуже, чем у тебя!

— И пока другие не увидят послание собственными глазами…

— Я сумею раздобыть письмо! Обязательно! Любым способом! Мы всем докажем, какой он интриган!

Грегор медленно кивнул.

— Вы с Отто оба твердили, что, если мы сделаем это или нечто подобное, он заберет Джамилю.

Я перестал трясти головой.

— Вспомни, что случилось прошлый раз, когда ты предал огласке письмо Папы, — продолжал Грегор. — В конце концов оно ничего не изменило и не остановило воинов. И сейчас нет никакой гарантии, что оно остановит армию. Неужели ты хочешь рискнуть Джамилей ради того, чтобы испробовать тактику, которая, как уже было доказано, не работает? Как военный человек, не могу одобрить подобный риск, — сказал он, по-прежнему смотря на меня оценивающим взглядом.

— Выходит, ты собираешься ослушаться запрета Папы? — не унимался я. — И это после того, как поучал всех подряд, что нужно дождаться его разрешения?

— Я предполагал, что Бонифаций подчинится слову его святейшества. Теперь ты пытаешься доказать мне, что это не так.

Вот почему мир для него перевернулся. Я был возмущен, но не удивлен его выводом.

— Ты ошибся. — Последовала многозначительная пауза. — Или солгал, — добавил он.

— Грегор… — прошипел я сквозь зубы.

— Ты не хочешь отклоняться от маршрута, потому что торопишься доставить Джамилю в Египет, — объявил он с бесстрастием все понимающего человека. — Тебе ради собственных эгоистичных целей нужно, используя меня, помешать этому новому походу, и ты знаешь, что иначе меня не убедить.

Я открыл рот и высунул язык, демонстрируя, как меня тошнит.

— Ты обвиняешь меня в попытке играть тобою?

Грегор улыбнулся.

— Бритт, ты все время пытаешься мною играть.

— Как и маркиз!

— Я знаю тебя всего несколько месяцев, но уже сомневаюсь, сумею ли составить полный список всех дел, что ты успел натворить. А Бонифация знаю почти всю жизнь, он посвятил меня в рыцари, он подарил мне жену. А когда он несколько раз меня дурачил, то делал это по необходимости, ради всеобщего блага.

Я повернулся, беззвучно заорал от отчаяния и принялся нарезать круги по мокрым известковым плитам.

— От тебя с ума можно сойти! — прокричал я.

— А ты и есть сумасшедший, — сказал он.

Потом он сказал, что ему нужно тренироваться, и вернулся к своей веревке, но никакого золотистого нимба над его головой для меня уже не было.

— Считаю своим долгом убить Бонифация, — со злостью объявил я Джамиле час спустя, пока метался по общей комнате. — Может быть, даже стоит прибегнуть к моему первоначальному плану.

Она держала в руках лютню, извлекая из нее тихие сложные переборы, все еще не подвластные моему умению.

— А я думала, ты давно отказался от кровожадных намерений, — сказала она, не отрывая взгляда от круглого отверстия в деке, чтобы избавить меня от необходимости смотреть ей в глаза. — Ты ведь решил больше не преследовать своего англичанина.

— То была бы обыкновенная месть, — объяснил я, — а эта — предупредительная, чтобы помешать Бонифацию натворить еще больше бед.

Джамиля помолчала немного, доиграла мелодию до конца и продолжала смотреть на лютню.