Тропа Селим-хана (сборник)

Сивцов сердился, уверял, что Роман Нащокин не из тех, что забывают старых друзей… И все-таки слова жены оставляли след. Появилась обида на Нащокина. Сивцову начинало казаться, что Нащокин и в самом деле не хочет помочь, его не тревожит, что друг служит на самом трудном участке, в горах. Нащокин несправедлив к нему. Да, да! Когда все хвалили заставу, он иронически называл Сивцова «именинником», но в то же время придирался к мелочам, нередко портил настроение.

Сейчас, слушая Чулымова, Сивцов смотрел на Нащокина. Обида не исчезла. Сознание вины захлестнуло ее, и все же она еще жива.

«Нарушители, допустим, их в самом деле было двое, - сдержанно говорил Чулымов, - пересекли границу на стыке застав и скрылись в горах. Они миновали границу до полуночи, когда облака еще закрывали луну, этак между десятью и одиннадцатью. Видимо, они отлично знают местность. Кроме того, им было известно, что кабаны часто тревожат нашу проволоку именно в этом месте. Нарушители обработали след. Шел дождь, и это тоже было для врагов кстати - отпечатков подошв на известняке и собака не отыщет. И эта палка… Концы обрезаны; один запачкан землей, а на другом вмятина и ржавчина. Видимо, проволоку подпирали. Каков дальнейший маршрут нарушителей? К сообщению таксаторов надо отнестись со всей серьезностью. Нарушители, зная местность, могли решиться войти в Месхетские горы. Очевидно, их цель - скрытно достигнуть шоссе, затеряться в большом городе…

Чулымов говорил не спеша, уверенно. Он уже запасся данными о погоде и о многом другом.

– Село Ахат, село Марели… - доносилось до Сивцова. Как на карте, видел он обширный район, ставший зоной тревоги, поиска.

Заговорил Нащокин:

– Что примечательно? Второй год ни одного нарушителя на этом участке. Одни кабаны. Ну и… привыкли здесь к спокойной жизни. Притупилось чувство границы. Так, по-моему, и случилось с тобой, Леонид Петрович.

Сивцов съежился. Зачем он так? Лучше бы на «вы» и по фамилии.

Притупляется чувство границы! Один раз Сивцов уже слышал это от Нащокина. Недавно, после проверки. Тогда Сивцов, огорченный итогами, пожаловался, что не повезло-де заставе; надо, мол, учитывать, что замполит в госпитале… Нащокин сказал с укоризной: «Полно оправдываться. Захвалили тебя, вот в чем суть!» Сивцов обиделся. Не вышло тогда у них разговора по душам.

– А там, - Нащокин показал на юг, - строили определенные расчеты. Весьма возможно! Не беспокоили вас, приберегали для крупного броска.

«Это уже фантазия!» - подумал Сивцов. Его еще в училище называли фантазером. В памяти возник кабинет тактики. Зеленые холмы из папье-маше, проведенные краской дороги. Роман тогда, решая задачу, такого наговорил, что преподаватель поставил ему тройку. Нащокин вообразил то, чего и не было в условиях.

– Факты за себя скажут!
– не согласился Сивцов и тут же прикусил язык, сообразив, что допустил нечто, похожее на дерзость.

– Естественно, - спокойно ответил Нащокин.

На том и закончили совещание. Застава гудела. Солдаты быстро осматривали, протирали оружие. Старшина Кондратович выдавал им хлеб и консервы.

Нащокин и Сивцов вместе вышли из канцелярии.

– Я решил прямо к тебе, - сказал подполковник.
– Прямо к тебе, - повторил он.

«Рисуется, - подумал Сивцов.
– Вот, мол, какой я догадливый. Предвидел, что именно здесь могло быть нарушение».

– Вот ведь в чем суть, Леня. Ночью нигде ни шороха. Ни кабанов, ни вообще… Только у тебя. И, кроме того…

– Кроме того, у меня здесь самое слабое звено. Ты это имел в виду?
– задиристо спросил Сивцов.

– Да, у тебя…

– Что ж, благодарю за прямоту…

– Больше ты ничего не хочешь сказать мне, Леня?

К этому вопросу капитан совсем не был готов. Он одернул гимнастерку и ломающимся голосом, немного торжественно произнес:

– Хочу. Я хочу сказать командованию, - он не знал, как в данном случае обратиться к Нащокину, - по имени или официально, по званию.
– Хочу заявить командованию, что я в поиске все сделаю, чтобы… Беда по моей вине большая, и я постараюсь исправить…

Тут он поднял глаза на подполковника и вдруг увидел курсанта Нащокина, Ромку, славного, прямого парня. И что-то сдвинулось у Сивцова внутри.

– Я очень виноват, Роман! Вот что хочу сказать тебе.

4

Майор Бирс застал начальника в кабинете, у окна, выходящего в Джефферсон-парк. Полковник держал телефонную трубку и озабоченно набирал номер.

– Отчего он погиб?
– спросил Бирс.

– Прочти депешу, - кисло ответил Мерриуотер, бросил трубку и повернулся на вращающемся стуле.

Позади начальника возвышалось бюро, изготовленное по его заказу, - десятки стальных ящиков со сверкающими бронзовыми скобками.

– Официальное сообщение я читал, - отчеканил Бирс.

– Так в чем же дело?
– Мерриуотер поднял бесцветные брови.
– Что же тебе еще, старина?

«Весь он такой, как его бюро, - подумал Бирс.
– Весь из ящичков, из аккуратных ящичков, большей частью пустых. Но без блеска».

– Укус скорпиона!
– усмехнулся Бирс.
– Видите ли, укус скорпиона летом обычно неопасен.

Мерриуотер молчал.

– Все-таки я должен знать, что стряслось с Сайласом, - сказал Бирс.
– Он мне не чужой. Мы воевали вместе. Ну, словом, мне-то вы можете сказать правду, я надеюсь?

– Ты очень шумишь.
– Мерриуотер пожевал губами.
– Если ты мне обещаешь не шуметь больше, то я, так и быть… Строго между нами, старина. Это не подлежит огласке даже здесь, и я предостерегаю тебя.
– Он медленно сложил белые пальцы в мягкий жирный кулак.
– Дарси хотел умереть.

– Причина?

– Я сам чертовски интересуюсь, Бирс. Ты зайди ко мне завтра.
– Мерриуотер ерзал на своем стульчике.
– Мы запросили и… Может быть, будут новости для тебя.

– О'кэй, - кивнул Бирс.

– Поверь, я не нахожу себе места, - проговорил Мерриуотер равнодушно.
– Бедняга Дарси! До скорой встречи, старина.

«Врешь, Уотер, - сказал себе Бирс, выходя на площадку лестницы.
– Тебе наплевать на Сайласа. Что бы ни случилось с любым из нас, тебе безразлично. Холодная ты водица, Мерриуотер! И ты, конечно, скрываешь от меня что-то. Ладно, завтра я выжму из тебя».