Тропой лекаря-3. Дар целителя

Ничего удивительного в этом факте не было, у нас в лечебнице много чего происходило, и стряпчий у нас по соседству работал, но... почему меня? Что я такого сделала?

Разумеется, придя к умершей матери, тетка обнаружила завещание, прочитала его, и впала в неистовство. Конечно, как же! На святое покусились, на деньги! На ее наследство!

И почему никто не думает, что их наследство - это чье-то трудом и потом нажитое? И распорядиться своим имуществом человек может по своему усмотрению.

Тетку понесло. Впрочем, это было неглупо. Обвинить меня в смерти госпожи Ильви, нашуметь, накричать, а там, пока разберутся, пока меня выпустят из темницы, много воды утечет. Можно и домик продать, и уехать куда подальше...

По счастью, Харни никогда не поверил бы ни во что подобное. Или...?

– Я хочу знать, от чего умерла госпожа Ильви.

***

Аликса лежала на кровати. Тихая, спокойная, руки вытянуты вдоль тела, глаза закрыты. Рядом суетился какой-то храмовник, расставлял свечи, доставал склянку с маслом... я бестрепетно прошла к кровати и откинула простыню.

Ах, жаль, что я не могу выпустить на волю свою силу. Но чего нельзя, того нельзя. А что можно?

А вот это...

Тщательно осмотреть тело, принюхаться, даже в рот залезть...

– Дитя света, зачем ты тревожишь это тело?

Я перевела взгляд на храмовника. Немолод. Даже уже почти стар, с коротко остриженными волосами оттенка 'соль с перцем', резкими чертами лица, острым подбородком и острым же носом... А вот глаза ярко-голубые, чистые, пронзительные.

– Чтобы узнать, от чего умерла Аликса Ильви.

– И от чего же?

– От удушья, - уверенно сказала я.
– Это не тромб, это удушье.

Храмовник отставил в сторону свечу и подошел ко мне.

– Почему ты решила так?

– Тут кровоизлияния. От нее не пахнет ядом, это верно, но... подозреваю, что ее придушили или подушкой... нет? Где она?

Я переворачивала подушки на кровати, но бесполезно. Посмотрела на соседней кровати - нет. Иногда одиночество может сослужить и плохую службу. Лежал бы с ней кто в палате, может, и уцелела бы бабушка, а так...

– Ей просто закрыли ладонью рот и нос, и держали так, пока она не задохнулась. Сволочи... Вот и кровоизлияния в глазах... она сопротивлялась, сколько смогла.

– Ты уверена, дитя света?

Я молча кивнула, забыв о том, что разговариваю с храмовником, то есть, априори, с врагом. Слишком уж неприятно было. Вот за что убили бедную женщину? За хибару? За паршивый домишко, не тем будь помянут?

Сволочи!

– Стража уже знает?

– Знает, - господин Самир, последовавший за мной, мрачно смотрел с порога.
– Госпожа Ветана, вы уверены?

– Более чем.

– Тогда я приглашу ребят, да и заберем тело для осмотра.

Я вздохнула. Жалко было эту бабушку до слез. Господин Самир распоряжался, а мне на плечо легла теплая ладонь.

– Не плачь. Сейчас она там, где нет горестей. Говорят же, что те, кто принял мученическую смерть, отправляются сразу в Свет.

– Оставшимся от этого не легче, - отрезала я.

Храмовник покачал головой.

– Знаю. И от этого не станет меньше болеть. Уж точно не у тебя. Подумай о другом. Если бы ты не узнала, что ее убили, она бы осталась неотомщенной на земле.

– Вы призываете к мести?

– К справедливости. Кто я такой, чтобы мстить?

– Человек. Как и я, и она, и сотни тысяч других людей на земле. И если мы не спросим злодея, как он посмел, то кто же?

– Высший суд.

– Пусть он накажет злодея после смерти. А здесь и сейчас - мерзавец ответит людям по всей строгости закона. И тогда убитые смогут успокоиться, а их родные - оплакать их без ненависти к убийце.

– В вашем сердце много горечи, госпожа, - храмовник смотрел... спокойно. Без интереса, равнодушия, презрения, осуждения - как иконы смотрят на людей. Наши страсти, сколько их есть, не пошатнут их душевного равновесия. Вот и его внутреннее равновесие не могли пошатнуть ни смерть старухи, ни моя, ни даже его смерть.

Я не ответила.

Зачем что-то доказывать человеку, который тебя не услышит? Лучше заняться своими делами.

***

Подслушивать нехорошо? Знаю, еще как знаю.

Зато - очень полезно. И я не нарочно, я просто мимо шла, к Харни. Увезли тело госпожи Ильви, ушел господин Самир, я хотела уточнить по поводу нового храмовника, вот и побеспокоила начальство. Кто ж знал, что у него сейчас Бертен?

Разговаривали они так громко, что я услышала даже сквозь массивную дверь. Хотела, как воспитанная дама, кашлянуть, или поскрестись в дверь, но слишком интересен был предмет беседы.

– ...Ильви? А ты не услышал?

– Я за ней приглядывать не обязан!

– Обязан! Работаешь ты здесь, значит, обязан!

– Лечить я ее - лечил, а стоять над кроватью не нанимался! Пришли к ней родные, так и что ж?

– Эти родные не далее, как вчера, бабку чуть не до смерти довели! Вета рассказала! Вся лечебница знала, а ты нет? Приглядеть тебе лень было? Уши ... забило?

Бертен ответил такими выражениями, что даже меня покоробило. Харни же и ухом не повел.

– Ты мне скажи, как получилось, что ты их пропустил? Не идиот ведь, прости Светлый!

Молчание.

А и правда - как? Дежурство было Бертена, почему такое стало возможным?

Не понимаю. Нет, не понимаю...

– Ну... это...

– Тарку, что ли, понужал?

Я замерла у двери.

Бертен - и эта шлюха? В груди словно кусочек льда застрял. Ну ответь же что-нибудь! Ответь! Скажи, что это не так, что Харни ошибся!

Но Бертен молчал, и в груди болело все сильнее.

– А мне казалось, что у вас с Ветой все серьезно?

Мне тоже так казалось. Показалось?

– У нас - серьезно, - возразил Бертен.
– А это... так. Мы же пока еще не женаты!

– А когда женишься, думаешь, Вете понравится работать с девкой собственного мужа? Уж сколько говорено, не блуди, где работаешь...

– Кто б мне говорил, - хорохорился Бертен.

– Что позволено кракену, не позволено мойве, - парировал Харни.
– У меня жена здесь не работает. А ты - дурак.

Бертен что-то бубнил на тему: 'она сама, что ж отказываться было?', но я уже отошла от двери. Все и так было ясно.