Трудные дети

Мне влетело очень сильно. Марат был неконтролируемым в гневе. Он мог спокойно разнести полквартиры, разбить все вещи и даже не поморщиться. Обычно у людей хватает запала только на что-то одно - например, гокнуть вазу или тарелку. Разрушив что-то, ярость спадает. А Марат был не такой. Его ярость не могла вместить одна разбитая тарелка.

– Я тебе говорил ее не дразнить?!
– потемнев лицом, орал Марат мне в лицо, больно сжимая за шкирку.
– Я предупреждал тебя! Сучка мелкая!

Я со всех сил вцепилась ему в шею, царапая, но обхватить не смогла.

– Задушишь, ублюдок!
– я сипела, невидяще колотя его по чему-нибудь.
– Убрал руки, сука.

– Я тебе уберу руки! Я тебе сейчас так руки уберу, что у тебя на всю жизнь отпадет желание со мной играть.

Это была не угроза.

Марат выполнил свое обещание. Радовало только одно - даже в моменты дикой ярости он точно понимал, что делал. И контролировал свои действия, делая наказание расчетливым и почти хладнокровным. Я бы поверила в хладнокровие, если бы он не скрипел так зубами и не находил себе места от кипящей в нем злости.

Больше суток я не вставала с постели и не выходила из комнаты. Марат за это время ни разу не покинул квартиру. На следующий день приехала Оксана, и я слышала, как она спрашивает про меня. Марат ей ответил, что я сплю.

Вечером Марат пришел ко мне. Не с пустыми руками. На подносе, заполненном под завязку, половину места занимали тарелки, другую половину - лекарства. Я, сложив руки на груди, хмуро наблюдала за его действиями.

– Ешь, - ткнул он мне тарелкой в лицо.

– Не хочу.

– Ты два дня не ела. Ешь.

– Я не хочу есть! Или ты русский совсем не понимаешь?

– Зачем ты нарываешься, Саш?
– Марат потер глаза и взъерошил и без того растрепанные волосы.
– Я сейчас с тобой нормально разговариваю.

– Да пошел ты!

– Не хочешь?
– Марат рывком забрал тарелку, вскочил с кровати и в два шага достиг окна. Отставил тарелку на подоконник, а сам вцепился в разбухшую от времени раму.
– Как хочешь. Два раза предлагать не буду!

Я вскочила на кровати, встав на колени, и с опаской наблюдала за тем, как он борется с окном. Одеяло отлетело в сторону.

– Ты че делаешь? Ты че делаешь, идиот?

Марат, не обращая на меня внимания, упрямо раскрывал окно, которое скрипело и трещало под его натиском. Он что, совсем свихнулся?

– Не хочешь - не надо. Я тебя уговаривать не буду. Пусть собаки едят.

Я не могла позволить ему это сделать. Ласточкой слетев с кровати, я кинулась к нему и вцепилась в каменную спину, стараясь повернуть его к себе лицом.

– Не надо! Марат, не надо! Съем я все! Черт бы тебя...Слышь!

Мне казалось, что я пытаюсь сдвинуть стену. Вдарила ему между лопаток - вроде бы сильно, но все равно ноль эмоций. Наконец, Марат, тяжело дыша, развернулся ко мне и вопросительно уставился.

– Давай сюда, - рявкнула я, сразу же забирая у него из рук тарелку. Он мог посопротивляться, но безропотно подчинился, так что я, ожидая отпора и не встречая его, слегка отлетела назад.

– Вилка где?

Вилка нашлась на подоконнике.

– Держи.

Я за пару минут все доела, облизала вилку, пальцы и отдала тарелку парню.

– Доволен?

Марат невозмутимо открыл крышку вонючей мази.

– Ты зачем ее открыл?
– сморщив нос, я подозрительно отползла назад, таща за собой одеяло.
– Она воняет.

– Зато помогает. Иди сюда.

– Я не хочу.

– Я не спрашиваю, хочешь ты или не хочешь, - неторопливо растягивая слова, объяснял Марат.
– Я зову тебя сюда. Мне надо посмотреть.

– Че тебе посмотреть? Чувырлу свою рассматривай.

– Ты ничему не учишься, - он печально покачал головой и поерзал на кровати, устраиваясь поудобнее.
– Как пробка. В тебя вбиваешь, вбиваешь, а толку - ноль.

– Плохо вбиваешь, значит, - съязвила я в ответ, тут же прикусив язык. Расслабилась. Привыкла, что он многое спускает, даже заботится - на свой лад, конечно, но все равно. Он вполне мог меня сейчас ударить, но не ударил. Второй раз наступать на те же грабли я не планировала.
– Ладно, забей. Вот.

Марат уложился за десять минут, смазав все синяки. Переворачивал, то на спину, то на живот. Делал все быстро, стараясь лишний раз не притрагиваться. Да мне и тогда без разницы было. Стеснительность - качество, насаждаемое обществом. А общество всегда переходит все границы, превращая стеснительность в ханжество. Ни первым, ни вторым я не обладала.

Дождавшись, когда Марат смажет мне последнюю боевую рану, я накрылась одеялом с головой и отвернулась к стенке. Я усвоила урок. Не трогать его Оксану? Да ради бога! Подумаешь, какая важность!

Зачем это Марату? Это уже другой вопрос, который интересовал меня в последнюю очередь.

***

Оксана в этом доме появилась через пару недель - загорелая, в модном полосатом коротком платье и широкой соломенной шляпке. Увидев меня, она застыла испуганной антилопой, выпучилась и начала оглядываться в поисках Марата.

– Здрасьте, - решила выполнить я долг вежливости, который требовал от меня мой тюремщик.

Она зябко вздрогнула и сжала шляпку в руках.

– Эээ...здравствуй, Саша. Марат дома?

– Угу. В толчке сидит.

– Кхм...эм...ясно. А как у тебя дела?

– Нормально у меня дела.

Она жутко раскраснелась, напоминая цветом свеклу, и кинула взгляд на часы. Странные они люди. Такие, как Оксана. Ей же неинтересно со мной говорить, неинтересно меня слушать и вообще, ее не волнуют никакие мои дела. Зачем спрашивать?

– А я подарки привезла, - излишне бодро и неестественно заулыбалась Оксана.
– И тебе тоже.

Я заинтересованно подняла брови и склонила голову набок. Подарки - это хорошо.