Трудные дети

— Да…но у меня нет телефона. Вернее, автоматы, будки, но домашнего…

— Не проблема, - на квадратном листочке он вывел аккуратные цифры.
– Возьмите. Я домой прихожу после семи вечера, иногда позже. Но обычно к этому времени уже бываю здесь. Позвоните, как появится возможность.

Очутившись на улице, освещенной яркими рассветными лучами, я не сдержала радостного возгласа, чуть не затанцевав от счастья. О таком я даже не думала. Мне бы из клоповника выбраться, а тут…Целый институт! Профессор, чтоб его за ногу. Настоящий и даже живой. Умный и такой одинокий на старости лет.

Я никогда не уважала старость, не чтила ее и не делала из-за нее никаких уступок. Старость, молодость - все одно. Но одиночество на заре жизни - это ужасное состояние для бабушек и дедушек. И впоследствии я не один раз использовала его в собственных интересах, играя на новых открытых мною человеческих слабостях как на ксилофоне. Раньше мне негде было столкнуться с этой разновидностью слабости. Была похоть, жажда власти, жажда красоты и богатства. Они перемешивались, сливались воедино, но со страхом одиночества и болезненным желанием общества я повстречалась впервые. Мне самой ведь нужно не столько общество, сколько практические плоды, которые оно способно дать.

Теперь же мне предстояло учиться общению ради общения.

В ночлежку я вернулась довольной как никогда. После уютной квартиры дядьки, обшарпанные стены и пьяные рожи смотрелись еще более удручающе, чем обычно, но отвращения не было. Я скоро уеду отсюда. У меня есть деньги, у меня будет учеба и будет жилье. Для студентов же предусмотрены общежития.

— Ты такая счастливая сегодня, - Рита удивленно меня рассматривала, периодически неверяще покачивая головой.
– Что-то случилось?

— О да. Я уезжаю отсюда.

— Куда?

— Пока не знаю. Куда-нибудь. Зато потом буду жить в общежитии.

— Ты поступила куда-то?

— Поступлю.

Рита с доброй завистью скорчила рожицу.

— Откуда в тебе столько уверенности? Мне хотя бы половину твоей .

— Откуда надо. Ты сама-то собираешься куда-нибудь уходить? Или будешь вечно здесь жить?

— Я тоже попробую поступить.

— Куда? Небось что-то с твоими каракулями связанное?

Она покраснела.

— Да.

— Ужас.

Я собирала свои нехитрые пожитки, упаковывалась и готовилась к отъезду. Пока собиралась, попросила Риту сходить в киоск и купить газету с объявлениями. Засиживаться в стеклянной банке не хотелось.

— Вот деньги, - вытащила одну купюру.
– Сдачу принесешь.

И без того большие глаза потрясенно расширились, глядя на непривычную для нас сумму денег.

— Откуда столько? Ты кого-то ограбила?

— Почему ограбила? Заработала.

— Кем?

— Кем надо. Иди уже. И давай быстрее, ладно?

На крайний случай я планировала переехать завтра утром. Но ни часа больше здесь. Ни за что.

К сожалению, все пошло не так, как я планировала.

Глава 44.

Что мое - то только мое и моим останется. Это касается всего - вещей, денег, мужчин и привязанностей. Я могу милостиво отдать, скрипя сердцем подарить, но не позволю забирать что-то, принадлежавшее мне. Особенно если это что-то - единственный шанс на хорошую жизнь.

Прежде чем уходить на другую ступень новой жизни, надо было разобраться со старой.

Попрощаться с Рафиком, который будет не особо рад лишиться почти бесплатной рабочей силы, утрясти вопрос с ночным кафе и найти новую работу. Но Рафик по степени неотложности занимал первое место. Дождавшись Риту, вернувшуюся с газетой, я забрала сдачу и засобиралась на работу. Деньги предпочла спрятать дома, потому что на улице с такой суммой было небезопасно, к тому же я не в институт благородных девиц направлялась, а в нашу комнату обычно никто посторонний не заходил. Рита заверила, что весь день и вечер будет дома - рисовать.

Потом я сто раз о своем поступке пожалела, ведь обычно всегда носила свои нехитрые сбережения с собой. А тут побоялась. Не того боялась, оказывается.

— Смотри, никуда не уходи, - предупредила ее на всякий случай.
– Дождись меня и вали куда хочешь, а комнату без присмотра не оставляй.

— Я поняла. Саша, успокойся, я никуда не уйду. Мне нужно одну картину дорисовать.

В общем, уверенная в том, что все под контролем, я направилась к Рафику. Не рад - очень мягкая формулировка его реакции. Мужчина орал, кричал, топал ногами, размахивал руками и напирал на то, что я неблагодарная девчонка, которая не ценит его помощи. А он, можно сказать без преувеличения, жизнь мне спас. Да-да.

— Все вы такие!
– воинственно тряс кулаком Рафик. Я стоически молчала и не двигалась, пережидая бурю.
– Поползуетэсь, поиграетэ и что? И все! И нэту! С концами в воду. Что мнэ теперь дэлать, ты подумала своей головой, нэ? Ты посмотри!
– он крутанул меня вокруг своей оси и обвиняюще ткнул на нескольких посетителей, спокойно евших свой обед.
– У мэня рук не хватает! Наплыв клиентов! А ты что? “Я ухожу”! Ты бы еще мне за час до ухода сказала!

Кричал он долго, но на тон голоса я обращала внимание как раз меньше всего. Уж чем-чем, но мужской эмоциональностью и угрозами меня напугать тяжеловато. В конечном счете, мы с Рафой договорились, что сегодняшний день я отработаю полностью, а завтра могу идти хоть на четыре стороны. Конечно, он вначале попытался шантажировать меня квартирой, но поняв, что номер не проходит, бросил это дело. Расстались мы почти миром.

Зато в последний раз Рафик выжал из меня все, что мог. Я работала до седьмого пота, и такой уставшей, наверное, никогда не была. Плюс, он мне заплатил меньше положенного минимума раза в два. На проезд едва хватило. Жмот.

Но и на это я предпочла закрыть глаза. У меня были деньги, и теперь я смогу найти более приличную работу, пусть там с меня и спросят документы. Домой, несмотря ни на что, я ехала в приподнятом настроении и раздумывала о газете, которую собиралась читать, чтобы найти подходящие объявления.

Стоило мне открыть старую скрипевшую входную дверь, как все мои инстинкты включились в полную боевую готовность. Все вроде бы было так же, как и всегда в это время. За окном темно, на грязной кухне в дальнем конце длинного коридора горит приглушенный свет, отбрасывая на стену тень от обеденного стола. Оттуда же доносится громкая музыка, под стать ей - громкие пьяные голоса, скатывающиеся в нецензурщину, по всему дому - тугой запах самогонки. Но еле заметные детали заставили задержать дыхание, вжаться в темный угол и полностью обратиться в слух.