Трудовые будни барышни-попаданки 4

Супруг делал что мог: оповестил владельцев всех прибрежных мануфактур, а также жителей низменных территорий. Требовал, чтобы в каждой части были готовы лодки, чтобы люди заранее узнали, где будут спасаться, и чтобы этим зданием была церковь или кирпичная казенная казарма, а не плоская крыша, на которую при давнем наводнении залезла бабушка. Только как объяснить, что на этот раз и такая крыша не спасет?

Был не очень приятный разговор с Милорадовичем, хотя и вежливый, близкий к дружескому, по имени-отчеству. Генерал-губернатор признал, что Михаил Федорович ведет себя как настоящий городничий, но напомнил, что стольный град вверен его попечению.

— Понимаю, вашему начальнику не до мелочей, посему сам к вам обращаюсь: думайте не только о потопе, который будет-не-будет, но также о прочих обязанностях. А еще, уж простите, насчет вашей супруги…

Миша потребовал подробностей. Оказалось, моя интенсивная пророческая деятельность дала плоды: слава обо мне как горевестнице обошла все салоны Петербурга.

— И еще, — чуть смутившись, добавил Милорадович, — ходит слух среди фабрикантов, начиная от Берда, что вы пугаете рабочий люд, чтоб мастеров к ней переманить. Мол, на Гутуевом острове уже говорят: княгиня Шторм не только хорошо кормит и платит, но и построилась там, где не затопит.

Миша обещал поговорить со мной и предложил помолиться, чтобы все мои прогнозы оказались лжепророчеством. А я поняла, почему со второй четверти XIX века питерская промышленность развивалась на Выборгской стороне и правом берегу Невы выше Обводного канала — там нет наводнений.

Еще супруг попросил Милорадовича подготовить те спасательные средства, которыми он сам распорядиться не мог. Например, чтобы все шлюпки в Адмиралтействе были оснащены, а экипажи готовы. Собеседник лишь повторил, что столица вверена его попечению.

* * *

К вечеру 6 ноября подвели предварительные итоги. Город стоял на ушах. С Кронштадтской станции удалось получить более-менее внятное резюме: такого продолжительного западного ветра не было давно, и все шло к тому, что предстоящий подъем воды окажется нестандартным.

Чумной остров эвакуировали весь, с персоналом, пациентами, инвентарем. Сложнее всего оказалось уговорить администратора Элиуса и Пичугина, уверенных, что второй этаж кирпичного здания будет безопасным. Помогли две бабы-служительницы, помнившие наводнение времен государыни Екатерины:

— Что же вы Эмме Марковне не верите? Видите, затопляет уже.

Действительно, еще и ночь не спустилась, а на островах вода стала выше щиколотки, так что детей пришлось переносить.

В Новой Славянке на каждый пароход была назначена своя спасательная команда из добровольцев, конечно с хорошими премиальными. Самое обидное, что с Мишей предстояло расстаться. Нам вдвоем быть на одном корабле — непозволительная роскошь.

Глядя, как тренируются ученики пятнадцати-шестнадцати лет, я усмехнулась: пожалуй, такая команда могла бы и до Греции доплыть. А еще сказала Мише:

— Не помнишь, кто отвечает за святую, вернее, полезную забывчивость?

— Санкта-Деменциус, — серьезно ответил супруг. — А с чего ты собираешься ему молиться?

Я ответила, что хотела отчислить Павлушу Волгина из командиров, но то ли забыла, то ли решила, что курица и так наказана. Теперь он был единственный в своем возрасте, кто командовал пусть не кораблем, но спасательной командой.

Вышел непростой разговор с Настей. Я и умоляла, и угрожала, пока не убедила, что, когда мы поплывем людей спасать, ей нужно возглавить корабль.

Единственное, что плохо, — совсем за эти дни забросила детей. Проще всего оказалось с Лизонькой — до нее дошло с некоторой отсрочкой, что она наделала, вернее, не смогла наделать. Плюс понимала: и маменька с папенькой, и парни-ученики не просто игнорят ее, а заняты делом. Алешка на днях получил трехколесный самокат по своему возрасту и упражнялся в комнатах под присмотром охающей Павловны.

А вот Сашке надоел даже взрослый самокат. Он отлынивал от уроков, слонялся, от скуки занимался шагистикой с отставным солдатом-истопником, хотя такой науки в программе не было. Приставал к нам с вопросами, правда в самые неподходящие моменты. И не было времени урезонить.

* * *

И бледный день уж настает…

Ужасный день!

Вообще-то, Александр Сергеич в этот ужасный день находился в Михайловском и свидетелем не был. Не такой уж и бледный: ветер иногда разрывал облака, просвечивало солнце. Что меня не очень радовало: для ноябрьского Питера это считается хорошей погодой, возникает неоправданный и губительный оптимизм.

Миша ночевал в городе. Первые два парохода ушли еще затемно, причем один — с особой миссией. Я вспомнила одну из жутких деталей этого дня: судьбу металлургического завода рядом с Екатерингофом. Причем даже не завода, а рабочего поселка: работники успели подняться на крышу и видели, как волны уносят в море избушки с женами и детьми. Увы, заранее не эвакуировать, пусть корабль окажется рядом в страшный час.

Остальные пароходы отплыли на рассвете. Я была на временном флагмане, предстояло разойтись. Любовалась куполами Лавры, думала о счастливой судьбе монахов, семинаристов, да и прочих обитателей этих мест — они увидят лишь подъем в Обводном канале. Повезло Охте, а также Пескам, вообще всей территории на левом берегу Фонтанки. Но это малая часть города.

— Денисыч, извини, все проверено?

Извинилась не зря. Денисыч — старый моряк-балтиец, списанный с фрегата, сам явившийся ко мне, работать на пароходах, и мы оба не разочаровались. Денисыча привлекала предсказуемость винтового судна, независимого от капризов ветра, а меня — характер старика.

Вот и сейчас он молча отправился в трюм. И вышел оттуда с ужасом на лице.

— Что такое? — сама испугалась я. — Течь?

— Если бы, Эмма Марковна…

Глава 40

Пояснений не требовалось.

— Доброе утро, маменька! — донесся веселый голосок старшенького. А потом он вылез сам.

Да, неправильно целовать спящих детей за полчаса до назначенного времени отплытия. Так уж и спящих… Сашка, конечно же, притворялся, что спит, а я сделала вид, что не заметила. И лег-то, наверное, одетым. А уж вскочить, добежать до пристани, пробраться в полутьме и затаиться в трюме…

Выходит, одно несанкционированное путешествие этой осенью состоялось. Не в Грецию. Но день — самый неподходящий.

Все эти мысли плавали в моей голове, как льдины апрельского ледохода. Или столь же ненадежные доски. А я еле удерживалась на них.

— К берегу! — скомандовала я резко, не узнав своего голоса.

— К какому, Эмма Марковна? — рассудительно спросил Денисыч.

Правда, к какому из двух? Расстояние до левого и правого примерно одинаковое. И нет ни на одном из них человека, который бы принял ребенка. И кому доверить из тех, кто на борту?