Трудовые будни барышни-попаданки
Шрифт:
Я кивнула — помню. А потом действительно стала вспоминать. У бедной Эммочки в голове образовалось что-то вроде «битых файлов» — что-то такое было, надо покопаться и восстановить.
Ага, вот в чем дело. Первые недели знакомства с Михаилом Штормом, наш медовый месяц. Лютая зима, трескучие морозы, но надежный теплый возок, верный кучер и замечательный слуга Федот, способный найти еду, овес и свежую лошадь даже в селе, в котором сперва побывали французские мародеры, а потом — наши казаки.
Мы ведь и в Москву завернули тогда проведать дальнего родственника, Мишиного дядюшку в Мясницкой части, пострадавшей от Великого московского пожара меньше,
— Вспомни-ка, Луша, что свекор про тот дом говорил? — спросила я. Поеду в Москву, может, получится погостить у родни, вместо того чтобы по постоялым дворам клопов кормить.
Луша наморщила лоб и инстинктивно подхватила под круглое пузо щекастого Степку. Девчонка насмотрелась, как я в любой возможный момент тискаю Лизу, и сама не заметила, как стала также тетешкать своего малыша.
Малыш, солидный, спокойный и неторопливый, очень удивился. Но явно был не против маминых нежностей. И ко мне на ручки шел охотно, и к Павловне. Хороший товарищ для моей девочки.
— Так, барыня, много чего говорили, — выдала наконец кормилица-нянька. — Баре мечтали, помнится, что дядюшка вспомянет о том, что муж ваш внучатый ему племянник, возьмет да и отпишет кусок. Состояние, дескать, у него по слухам-то огромное и все больше в билетах. И дом на Москве.
Битый файл сверкнул в голове и выдал картинку: свекровь сидит у окна, накинув на плечи старенькую драдедамовую шаль, смотрит, как по улице мимо дома едут сани кого-то богатого господина, и вздыхает:
— Вот бы Мишелю нашему наследство… стала бы ты, Эммочка, женой богатого помещика, в лучших бы салонах… Столько деньжищ у дяденьки, в три века не прожить…
Увы. Насколько я поняла, наследство могло обломиться именно Михаилу Шторму, если дяденька смилостивится. Но поручик Шторм погиб, так и не дождавшись благодеяния. Надежды на чужое состояние сгинули вместе с ним.
А кроме того, были они, те надежды? Когда мы проезжали Москву, дяденька этот был похож на моль, которую съела другая моль. Дом его был неухожен, обшарпан. Сам он ел не пойми что, гостей потчевал и того хуже. Мда… нет, точно. И вспоминать больше нечего.
Когда-нибудь помечтаю о несостоявшихся богатствах. Если совсем делать нечего будет. Пока же надо продолжить дела.
Я уже поняла, что некоторые работы имеют строгую сезонность. Например, порубка и вывоз леса — зимой, по твердому, замерзшему пути. Но в лесу, вернее на болоте, есть и другие ресурсы — обычный торф, добавлять в брикеты. Нынешняя осень выдалась сухой, поэтому я время от времени отправляла телеги с экипажем из пары мужиков
нарезать торфа.Что такое? Почему сегодня вернулись так рано?
— Барыня, беда! — голосил издали возница.
— Что такое? — повторила я, подавив вздох. Не было печали…
— Беда бедовая, беда злодейская, — крикнул подбежавший мужик.
Видно, он поделился новостью с односельчанами, потому что издали я услышала то ли ругань, то ли вой.
Глава 29
— Так что же такое приключилось? — спросила я максимально спокойным тоном, делая вид, будто не поддалась общей панике.
— Висельник, барыня! Человек удавился, — сообщил возница, а я наконец-то вспомнила его имя — Василий.
— Кто? — уточнила я, пытаясь отогнать наползавший дискомфорт. Если Селифан, то ох-ох-ох. Разоблачила прохиндея, наказала, выставила. Вроде бы свободу дала, а он у сына родного не прижился. Кстати, мне доносили, что так оно и есть. Вспомнился древний китайский обычай прийти в дом обидчика, да там и удавиться или зарезаться…
— В том и беда, что неведомо, — вздохнул Василий. — Барин какой-то. Был бы наш, может, и сами бы схоронили. Возле шуваловской межи на березе объявился.
Теперь вздохнула я. Покойник непонятного происхождения, да еще барин… Без знакомства с полицией никак не обойдется. Государство, как я уже поняла, почти не вмешивалось в частную помещичью жизнь. Для того и сидит барин в своей вотчине, чтобы гарантировать порядок. Но смерть не по естественным причинам — тот случай, когда власть обязана посетить место события и вынести свой вердикт. А помещик, ну и крестьяне, разумеется, — оказывать власти содействие, в первую очередь поить и кормить, как будто явилась делегация самых дорогих, самых желанных-долгожданных родственников.
Оттого-то и всеобщая печаль. Не такая, конечно, как была бы в экономическом казенном селе. Там полиция творит что хочет. Бывает, даже труп найдет невесть чей, подкинет в село и зашлет туда переговорщика — накидайте шапку монет, а не то начнем прямо у вас расследовать, пока всю курятину-поросятину не съедим. Мужики взятку соберут, а полиция несчастного покойника подкинет в соседнее село, и повторится та же история.
Все это быстрым шепотом поведала мне Павловна, выскочившая на крыльцо, чтобы накинуть барыне на плечи полушубок. Я только кивала и вздыхала тихонько.
Кто же это мог быть? Соседей я не то чтобы не знала совсем, но самые скромные знания подсказывали, что в голову такое не придет никому.
Ладно, придется выяснять.
— Алексейка, вели, чтобы запрягали, — распорядилась я.
— Телегу? Поехать снять? — понимающе кивнул мой новый первый помощник. — А то и перевесим, может, за шуваловскую-то межу? Березы и там и там одинаковые. Пущай у тамошнего управляющего голова болит? Перевесим и посторожим, чтобы обратно не перетащили, а?
— С ума сошел? — Долгая жизнь замужем за следователем не прошла даром. Я ужаснулась раньше, чем сообразила, где нахожусь. — Покойника не трогать ни в коем случае. И рядом не топтаться! Мало ли, вдруг он не сам. Пусть полиция разбирается, кто под той березой наследил.
— Понял, — разочарованно вздохнул Алексейка. Ясно было, что он остался при своем мнении — хорошо бы спихнуть проблему на чужую голову и забыть.
— Сама поеду посмотрю, — решила я. — Вели для меня закладывать возок. Сам бери Морозку и в уездный город скачи. Вызывай власти. Записку для урядника я напишу.