Трудовые будни барышни-попаданки

Развернулась, намереваясь идти в дом переодеваться, и вдруг спохватилась:

— Заодно в контору купцов Заливакиных зайдешь. После полиции. Заберешь сверток, и смотри там, обратно вези осторожнее! Стекло не побей.

Алексейка сообщил, что будет осторожен, и удалился, ворча, как Павловна, что тело все равно было бы лучше перевесить. Я хотела поговорить с ним, как непременно сделала бы в прежнем мире. Убедить, объяснить, что по соседству есть несколько человек, таящих на меня обиду. А значит, если я могу обойтись без нарушения закона — лучше обойтись.

Но промолчала. Зато поблагодарила Алексейку, когда он, несмотря на воркотню, распорядился быстро, и мы были готовы тронуться в путь.

— Мам-ма, хочу на лошадку!

Отъезд совпал с прогулкой Лизоньки. Похоже, ребенку понравилось путешествовать, и дочка хотела покататься.

Я подхватила ребенка на руки, расцеловала, обещала на ночь и сказку, и песенку. Потом, когда Степка отвлек Лизу, показав, где спряталась Мурка, я быстро потребовала от Луши уберечь ребенка от любых разговоров, посвященных происшествию.

В принципе, можно было и не ездить, а несчастное тело просто оставить полицейским. Но так неправильно. Согласно моим сведениям о местных органах правопорядка, окрестная живность, в первую очередь пернатая, доберется значительно быстрее, и опознание будет затруднено.

С такими вот техническими мыслями я и тряслась в возке полевой дорогой. Вообще, не было бы счастья… Просто так мне бы и в голову не пришло совершить такое отдаленное путешествие. После визита в Покровское я никуда не выезжала, все заказы купцам делала дистанционно. Почти как в прежнем мире, только с другой скоростью: написать письмо в лавку или контору, передать с оказией, дождаться ответа, подтвердить заказ, дождаться заказанного. Недели три ушло на простейшее оборудование для моей будущей лаборатории и на другие необходимые мелочи.

Между тем осень выдалась неплохой — сухой, даже с ясными днями. Как будто облака запасали влагу, чтобы просыпаться снегом и пролиться дождем на будущий год. Впрочем, пару раз я слышала разговоры мужичков, что небо на закате непривычно желтоватое. Вулканическая пыль разлеталась по планете без границ и кордонов.

Доехали легко и быстро, как всегда бывает, когда цель путешествия нерадостная. Вообще-то, благодаря тридцатилетней жизни с Мишей я столько наслышалась про осмотры места происшествия — будто сама там побывала. Сколько раз за нашим скромным семейным столом просила его «не брать работу на дом» — не рассказывать о сегодняшних приключениях. Все равно что-то слышала, так что словосочетание «странгуляционная борозда» мне вполне знакомо.

Из чего совсем не следует, будто я намерена на нее любоваться. Обойдусь без близких контактов с трупом.

Издали я, конечно же, разглядела виновника нашей экспедиции. Свой земной путь он окончил на пригорке, за двести шагов от проселочной дороги. Что естественно — господа редко бродят полевыми и лесными тропками. Ну а то, что это именно барин, не крестьянин, не мастеровой, я поняла с первого, дальнего, взгляда.

Не заметила, как начала небольшое следствие. Благо место происшествия явно никто не посещал. И не натоптался, и не наколесил. Заметили висельника издали — да и побежали барыне докладывать.

Кстати, да, насчет колес. Как барин оказался у березы? Сказал ямщику: «Вот те, братец, гривенник на водку, поезжай, а я сойду повешусь»? Или оставался барином до последних минут жизни и не прошел, а проехал? Мы-то ведь смогли доехать до печального пригорка. А можно ли так и с большака?

Я дала указания мужикам, где встать, особенно не натаптывая вокруг. Учитывая специфичность такой барщины, группа сопровождения получила по чарке в дорогу и чаяла две, с закуской, по возвращении. Сама же сделала небольшой полукруг по высохшему бурьяну, ждущему снега.

Ага, минимум две трети пути барин проехал. Вот тут нужен эксперт.

— Эй, Ерема!

Еремей, подобно большинству кучеров, на любой остановке норовил поспать. Однако расследовательская работа ему понравилась. Он присел, стал изучать следы колес и копыт. Пришел к выводу, что это была тройка, что кони добрые, а экипаж — увесистый. Еще, почесав затылок, добавил:

— Кучер-то, Эмма Марковна, не наш был, не из этих краев. Мог бы прямо до березы доехать, но не стал. Если дело в потемках было, забоялся зацепиться за кусты. Вот, туточка он свернул и на большак вернулся.

Действительно, даже я, без особого опыта в таком следопытстве, разглядела, где «увесистый экипаж» развернулся по сухой земле и уехал на дорогу. К счастью, между этим местом и окончательной точкой трагедии, оставались несколько почти высохших луж. В одной из них был четкий след сапога.

Я усмехнулась, подумав про телефон или хотя бы старый фотоаппарат. Но достала блокнот, быстро зарисовала след. Еремей смотрел на меня так, будто я промчалась по цирковой арене стоя в седле.

Так, а с чего столь капитально примят этот куст? Такое ощущение, будто барин шел в последний путь и что-то волочил. Или…

— Эмма Марковна, а покойник-то совсем не простой! И до нас тут верно никого не было, — позвал вдруг Еремей. Он подошел поближе к березе, на которой висел удавленник. — Иначе такую добрую обувку с него бы мужики сняли. И вона, видите? Цепка от часов у него в жилетке. Не иначе, серебряная! Из самого Санкт-Петербурху молодчик.

— С чего ты так решил? — удивилась я и тоже подошла поближе. Мы все еще не топтались по оставленным следам, шагали по опавшей листве чуть в сторонке.

— А вона, подковки у него на сапогах. Видал я работу того мастера, что их кладет, с Санкт-Петербурху он. Вашего-то покойного мужа, царствие ему небесное, вещи, которые вы привезли, разбирали, так там и углядел. Еще любопытно стало, экая затеина — подковка с буковицей. Лушку спросил, она сказывала, что барин, когда на побывку приезжал, на Сенной у мастера заказывал сапоги-то.

Я наморщила лоб. Точно… какие-то вещи покойного мужа Эммочке прислали из самого Парижа: медальон с ее портретом, пистоль, локон волос и баул с носильным. Последний она даже и не разворачивала, а свекры не интересовались, получив тот самый локон и обильно оросив его слезами. Так тючок и пролежал в вещах Эммочки до отъезда из столицы, а потом вместе с ее пожитками приехал в Голубки. Где Павловна все разобрала и хозяйственно разложила по сундукам.

Интересно, что этот столичный господин, заказывающий сапоги у недешевого мастера с Сенной, забыл на моей березе? Другого места не нашел удавиться?

Я вошла в азарт: решила сменить ракурс и обойти дерево так, чтобы хоть мельком глянуть в лицо покойнику.

Ну что, всмотрелась на свою голову. Чуть не села в осеннюю траву, забыв про сапоги, подковки и прочие предметы.

Глава 30

М-да. Зря только осторожничала, не пуская своих крестьян под березу, на которой повесился Анатоль. Да-да, тот самый Анатоль, чиновник из канцелярии его императорского величества, к которому Эммочка бегала, когда хлопотала о пенсии за погибшего мужа. Тот самый, с которым она закрутила легкий, ни к чему не приведший роман, оборвавшийся в самом начале. Тот самый, из-за которого молодую вдову попросили из дома свекров. При жизни проблемы, и после смерти подкинул.