Труды по россиеведению. Выпуск 3
Шрифт:
Обе эти сущности – эскапизм и энтропия – наиболее наглядно проявляются в том, что мы предстали сегодня страной манекенов и симулякров. Параллельно со стихийным самоструктурированием России на основе теневых отношений и коррупции власть осознанно и целеустремленно занималась строительством здесь же, на той же стройплощадке, второй – виртуальной, мнимой – реальности. За два десятилетия страна покрылась густой сетью всевозможных институтов, партий, общественных советов, комитетов содействия, судов, прокуратур, академий, фондов, комиссий, полиций и министерств. Мир не знал еще такого размаха в созидании пустоты и столь глубокой пропасти между мнимым и действительным в одном и том же учреждении, в одной и той же жизни, в каждом человеке. Только гениальные Гоголь и Булгаков оказались способны подсмотреть из своего далекого прошлого фантасмагорическую реальность и холодящий кошмар нынешней России.
Вот
Но так оценивать происходящее можно, только будучи одержимым поиском истины. И ничем другим, включая чьи бы то ни было интересы. Однако история показывает: человек всегда жил и продолжает жить не истиной, а необходимостью выживания. Случались, правда, исключения. Один ради истины пошел на Голгофу. Другие решались проделать «путь наверх» через костры инквизиции. Может быть, мы потому и живем, что исключения все-таки были. Допускаю, что и само выживание возможно только через постижение истины.
С такими мыслями я перечитываю Варшавскую декларацию по случаю Европейского дня памяти жертв тоталитарных режимов от 23 августа 2011 г. Она вызывает у меня противоречивые чувства и мысли.
Если вдуматься в Декларацию с позиций истины, испытываешь естественное удовлетворение от того, что теперь с одобрения всех общеевропейских структур – Европарламента, Совета Европы, Евросоюза – такая дата в календаре есть. Это во-первых. Кроме того, вполне обоснованно коммунизм, национальный социализм или любой другой тоталитарный режим в тексте Декларации оказались в одном ряду. У подобных режимов есть, разумеется, много различий, в том числе и существенных. Но их делает типологически сопоставимыми и объединяет самая главная, глубинная сущность – античеловечность. Все они поэтому «ответственны за большинство позорных актов геноцида, преступлений против человечности и военных преступлений» 15 .
15
Режим доступа: http://gelios-ya.livekuban.ru/blog/407530
Однако есть два важных положения в этой Декларации, вызывающих у меня в одном случае несогласие в порядке дискуссии, а в другом – идейное возражение и даже решительный протест по существу.
Первое: о возможном возрождении тоталитарных режимов говорится гипотетически, как о назидании для будущих поколений, способных из-за недостаточного понимания и короткой памяти повторить ошибки предшественников. Возможно, подписавшие Декларацию остались в плену все той же политкорректности, и им оказалось неудобно назвать кошку кошкой в чужом доме. Но сегодняшняя Россия с возрождающимся и пока что неопознанным Западом тоталитаризмом – уже факт. Для Европы и всего мира этот неопознанный и неназванный факт – такая же опасность, как терпящий аварию самолет с атомной бомбой на борту.
Второе возражение – идейного содержания; я бы даже сказал, исторического смысла. Говоря о жертвах тоталитарных режимов, подписавшие Декларацию обходят проблему ответственности самих западных демократий за мировые кризисы и войны в ХХ–ХХI вв. Тем самым умалчивают о своей ответственности, пусть опосредованной, за жертвы тоталитарных режимов. Ведь эти режимы явились следствием и продолжением именно мировых кризисов и войн. Этим возражением я хочу сказать, что постижение истины о страданиях, причиненных людям теми или иными странами, о человеческих жертвах – не в выяснении степени вины. Речь идет о нетленных ценностях, о системе нравственных координат. Если начала нравственности человека – в его способности различать добро и зло, то ее апогей в истории человечества – в двух словах, сказанных на все времена великим Мартином Лютером: mea culpa (моя вина).
У мирового кризиса 2008 г. не только вполне вероятное «большое будущее»: сегодня весь мир замер в тревожном ожидании его еще более глубокого и бурного продолжения. У кризиса не менее грандиозная, весьма продолжительная и поучительная история – история становления и самоуничтожения капитализма. Начало этой истории просматривается уже в английской политике «меркантилизма» XV в. и в учении французских физиократов XVIII в. Продолжение складывается из следующих знаменательных вех: мировой кризис 1929 г. и Великая депрессия, «новый курс» президента Ф. Рузвельта, модель государства «всеобщего благосостояния» на основе бюджетного дефицита, разработанная британцем Дж.М. Кейнсом и проводившаяся в США с прямым государственным участием вплоть до начала 1970-х годов. Далее – сменившая ее неолиберальная, или, точнее, либерально-монетаристская, модель невмешательства государства в экономику, «рейганомика» с «тэтчеризмом»,
опирающиеся на теории Ф. Хайека и М. Фридмана. Следствием и продолжением мировых качелей «вмешательства-невмешательства» было сначала высвобождение доллара от его соотнесенности с золотым содержанием, а затем и от соотношения труда и капитала в финансовых операциях вообще. Тогда и были заложены основания для «надувания пузырей».Уже в период между двумя мировыми войнами проявилась потребность капитала в Европе и во всем мире в независимости от национальных границ. Такая потребность воплотилась тогда в политике «умиротворения» по отношению к гитлеровской Германии, в Мюнхенском соглашении, в пакте Риббентропа – Молотова. И все это вместе имеет прямое отношение к развязыванию Второй мировой войны.
Окончание этой истории сегодня видится по-разному. Кто-то говорит, что капитализм в очередной раз уперся в непреодолимую стену или снова зашел в тупик. Другие (как, например, российский исследователь А. Пелипенко) полагают, что современный Запад – это не исторически неизменный светлый берег окончательного решения всех цивилизационных проблем. Пути его собственных трансформаций неясны, и перспективы не столь оптимистичны. Похоже, поезд западного либерализма… прибыл-таки на конечную станцию.
В любом случае, если держаться истины, а не политических или идеологических предпочтений, надо признать: внутри самого либерализма в эпоху модерна, в пятисотлетнем состязании между стремлением к свободе и стремлением к прибыли историческую победу одержало второе. Такая сокрушительная победа, собственно, и предопределила самоуничтожение капитализма – даже если воспринимать ее не как итог, а лишь как выраженную тенденцию. Этот вывод из истории либерализма делают сегодня многие исследователи самых разных научных направлений. Сошлюсь на одного из наиболее видных – Нуриэля Рубини, либерального экономиста, специалиста в области прикладной макроэкономики, профессора экономики Нью-Йоркского университета и председателя совета директоров консалтинговой фирмы «RGE Monitor». По его мнению, Карл Маркс был отчасти прав, когда утверждал, что глобализация и финансовое посредничество способны выйти из-под контроля, а перераспределение дохода и богатства от труда к капиталу может привести капитализм к самоуничтожению (хотя его мнение о том, что социализм будет лучше, оказалось ошибочным).
Оставим в стороне суждение Нуриэля Рубини о марксовом мнении относительно будущего. Аргументация согласия или несогласия с ним увела бы нас далеко в сторону от темы. Но о крахе неолиберальной или либерально-монетаристской экономической политики на Западе и о будущем России в связи с этим сказать надо.
Именно такая или очень схожая политика последние 20 лет проводилась (и проводится до сих пор) у нас. Изгнанный президентом Медведевым с поста министра финансов Кудрин «пострадал» вовсе не из-за нее, а совсем по другим причинам, не имеющим к этой политике никакого отношения. Наоборот! Только что «удаленного» Кудрина все, включая президента, со всех сторон и на все лады, публично, по всем телеканалам стали расхваливать как ярчайшее олицетворение такой политики, как лучшего специалиста, ни с кем не сравнимого профессионала неолиберальной монетаристской макроэкономики. «Поделом вору и мука…». Ведь именно на этой политике он лично сумел интегрироваться в западную мировую финансовую структуру. А благодаря ему, вслед за ним и на той же самой его – а лучше сказать, путинской – политике туда же интегрировалась на личном уровне и вся остальная российская «элита». Но и это полбеды.
Пережила бы Россия такую утрату, обошлась бы без своей «элиты», даже, наверное, без ее авуаров в западных банках. В том-то и дело, и беда в том, что не только «элита» в личном качестве интегрировалась в западные структуры. Руководствуясь личными интересами (обогащение и минимизация рисков), отечественная властная верхушка и денежные тузы, «породнившись» с Западом на основе именно монетаристской макроэкономики, обеспечили интеграцию с Западом не только для себя (в качестве залога), но и для всей уродливой экономики России, ее финансовой системы. На унизительных для нашей страны и нашего народа условиях финансово-экономического обслуживания Запада – сырьевого и внешнеполитического (с приставного стульчика).
Но и такими печальными констатациями не исчерпывается и даже толком не обозначается проблема «Россия и Европа сегодня».
Еще с допетровских времен Европа была для России своего рода «светом в окошке». Поэтому и осталось навсегда в нашей исторической памяти воспоминание об «окне», которое Петр туда прорубил. Даже когда ненавидели Европу со всем ее «латинством», мы продолжали ею восхищаться. И сегодня, когда наши правящие и думающие «классы» говорят о реформах (точнее, пока только грозят, что они будут непопулярными), они воспроизводят весьма смутное представление о либеральных реформаторстве и о либерализме – лишь как о повторении западного пути.