Труп-невидимка

Этот трюк они повторили раз примерно шесть, а потом Прошкин опять сменил пластинку.

– Гутя-ножки-гутя-ножки-гутя-ножки! – разорялся он, а свекор неодобрительно косился на него, уже вооруженный невесть где подхваченной лопатой.

Чемодан всплыл и поднялся над уровнем воды. Блеснула мокрая коричневая кожа. На пандус ступило небольшое круглое копыто.

– Батюшки, да это же бегемот! – воскликнула я. – А вы говорили – земноводное!

– Так земноводное и есть! – удивился Прошкин. – Живет на земле, а ездить предпочитает в воде.

– Бегемот – млекопитающее… – безнадежно пробормотала я.

Как Августу сманивали с пандуса, как выкладывали ей дорожку из фруктов, как довели до грузового лифта и как водворили в зверинце – это я расскажу как-нибудь в другой раз и в другом произведении. Не волнуйтесь – без рассказа о земноводной бегемотихе вы не останетесь! И, поскольку ситуация действительно интересная, я обязуюсь вспомнить про Августу еще минимум в пяти-шести романах.

Когда мы спустились к столу, все давно остыло, и я велела кухонной бригаде сварганить новый ужин.

Розово-голубая четверка, не проявившая ни малейшего интереса к бегемоту, мрачно переругивалась. Чего-то ее розовая часть не поделила, а голубая часть в лице Севки пыталась навести порядок.

Мой несостоявшийся супруг очень любит наводить порядок. Я как раз надеялась, что он, женившись на мне, будет выносить мусорник. Когда пишешь закрученный детектив, куря при этом сигарету за сигаретой, то мусорник с окурками приходится выносить довольно часто. Я полагала также, что он будет приносить продукты и время от времени класть кафель. Но судьба оказалась против. Оно и к лучшему – теперь я с высоты шестиэтажного особняка смотрела на этого жалкого гомосексуалиста и тихо злорадствовала. Человек, у которого нет денег на приличный отель, почему он вынужден проситься на постой к бывшей невесте, может вызвать только тихое злорадство.

Бусик, такой трогательный в своей белой кружевной блузочке, жался в уголке дивана. Ему было неловко за сурового Севку. Я подошла к гостю – не люблю, когда кому-то в моем доме неловко.

– Ну как? Хорошо устроились? – спросила я. – Если чего-то не хватает, вызовите старшую горничную Мусеньку.

– Спасибо, все просто замечательно, – прошелестел Бусик. – У вас изумительный браслет! Ах, я просто жить не могу без таких безделушек!

Браслет предназначался отнюдь не Бусику, но я расстегнула его и надела на тоненькое бледное запястье.

– Ах, вы такая противная! – восторженно воскликнул малютка.

Я невольно отстранилась. Много чего могу, но вот быть противной в таких обстоятельствах как-то не доводилось.

– Надеюсь, вы уже со всеми познакомились? – дипломатично свернула я на другую тему.

Бусик погрустнел.

– Ваши свекрови совершенно очаровательны, – сказал он. – Жаль, что у меня никогда не будет свекрови…

– А Варенька?! – брякнула я.

Тут у входа в гостиную раздался шум, треск, крики. Я подумала было, что это Августа, недовольная новым жильем, пошла искать другое пристанище, но все оказалось куда проще.

Дверь распахнулась, мажордом отлетел в сторону, Мусенька с Люсенькой завизжали, и в столовую влетел язык полыхающего пламени. Я поняла, что это не бегемот, это пожар, но пламя, пронесясь через все помещение (семьдесят: чтоб не соврать, квадратных метров), замерло передо мной, и тут оказалось, что это всего-навсего женщина. Но до отвращения красивая женщина.

Длинное вечернее платье было такого пронзительно красного цвета, с таким нестерпимым блеском, что я зажмурилась. Впрочем, сияние исходило не только от одежды. На пальцах, в волосах, в ушах, на груди полыхали огромные бриллианты и рубины. Волосы же у гостьи были темно-синие, и я даже допускаю, что не от краски, а от природы.

Пухлый рот, покрытый помадой пурпурного оттенка, капризно и чувственно изогнулся – один уголок вверх, другой вниз. Незнакомка, тряхнув роскошными кудрями, произнесла:

– Добрый вечер, господа, я Елизавета Шишкина! Простите, слегка запоздала, но дела задержали! Мирила Аллочку с Филей!

Я чуть не лишилась чувств. Сперва гомосексуалисты, потом бегемот, теперь еще Елизавета – не слишком ли много для одного маленького шестиэтажного особнячка?

– Садитесь! – радушно пригласил Прошкин. – У нас сегодня седло дикой козы!

Елизавета пошла вдоль стола. Я увидела, что у близнецов отваливаются челюсти. Вгляделась – да-а… при таком платье трусики не наденешь…

Декольте на спине простиралось до того самого места, на котором должны быть трусики, и даже сантиметров на пять ниже.

Елизавета села на указанное место и бойко завела светскую беседу. Как-то незаметно рядом с ней оказалась Юлик и стала оттирать менее импозантных мужчин, в том числе и близнецов. Масик приникла к Севке и, похоже, страстно ему на ухо жаловалась, а он хмурился и кивал.

Когда рука Юлика уже лежала на колене Елизаветы, я ощутила что-то нехорошее. Возможно, услышала отдаленный шум. Предчувствие не обмануло.

– Вах-тарарах-ишак-ханум-ильрахман-кырдык!!!

Не уверена, что именно это прозвучало, но восточный колорит в вопле присутствовал несомненно.

В распахнувшейся двери стоял вороной мужчина в безупречном белом смокинге и в чалме.

Его рубашку украшала красная бабочка с бриллиантовой брошью в середине, один камень в шесть каратов, четыре – по два карара, остальное – алмазная россыпь. О стрелку его брюк можно было порезаться. Идеальное впечатление респектабельности портило выражение дикой злобы на смуглом лице… стоп!..

Я, кажется, запуталась. Впечатление портило выражение? Или выражение портило впечатление?

Пока я соображала, восточный мужчина, потрясая огромным черным пистолетом устремился к Елизавете. Раздались четыре выстрела подряд! Вопль, крики, звен бьющейся посуды донеслись словно издалека…

Я открыла глаза. Вокруг царил какой-то белесый полумрак. Прямо на меня смотрели огромные глаза Елизаветы.

– Кто это? – шепотом спросила я и тихо порадовалась – вот тут шепот был более чем к месту!

Раздались еще выстрелы – из какого-то другого оружия.

– Мудак, – ответила Елизавета. – Мой бывший муженек, Данияр-бей! И как только он узнал, что я сюда поехала?

Вот на этот вопрос я знала ответ – проболталась ее прислуга, которая просто не могла утаить, что хозяйка отправилась к самой Яше Квасильевой.

– Злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал… – забормотал прямо над ухом свекор. Оказывается, он тоже догадался нырнуть под стол. Я опять обрадовалась – от выстрелов у старика что-то в голове перемкнуло, и он из времен императора Павла Петровича уже возвысился до времен императора Николая, ишь, Лермонтова процитировал…