Труженики моря (другой перевод)

Летьерри только сейчас заметил, что в коробочке, кроме банковых билетов, лежало золото. Он взял ее, высыпал золото в пригоршню и положил его на стол.

– Это для бедных. Господин Ландуа, передайте эти деньги от моего имени общине Сен-Сампсона. Вы знаете о письме Рантена? Да, я вам его показывал. Так вот, я получил эти деньги. На них могу теперь купить сосну и дуб и произвести постройку. Вот погодите! Да, вы помните, какая погода стояла в течение трех дней? Какой был ветер и ливень! Казалось, небо стреляет из пушек. Жиллиат провел те дни на Дуврских скалах. И это не помешало ему вытащить оттуда Дюранду, как я извлекаю часы из кармана! Благодаря ему я опять человек. «Чертова лодка» старого Летьерри снова начнет ходить по морю! Меня всегда привлекала эта выдумка – ореховая скорлупа с парой колес и дымоходной трубой. Я давно твердил себе, что сделаю такую штуку. Мысль пришла мне в голову в Париже, когда я сидел в кафе на углу улицы Дофен и прочел об этом в газете. Да знаете ли вы, что Жиллиат был бы в состоянии сунуть машину в карман и разгуливать с ней! Да, он создан из железа и кованой стали, из алмаза, он прекрасный моряк, кузнец, словом – замечательный парень! Вот это – настоящий человек! Мы все – мелюзга по сравнению с ним. Вы все и я в том числе – морские волки, а он – морской лев. Ура, Жиллиат! Не знаю, как он смог проделать все это, но ясно, что он сам дьявол. Ну как же мне после такого не выдать за него Дерюшетту!

Дерюшетта уже в течение нескольких минут находилась в комнате. Она не произнесла ни одного слова, не двинулась с места. Девушка появилась словно тень. Незамеченная никем, опустилась на стул позади господина Летьерри, возбужденного, радостного, размахивающего руками и кричащего во весь голос.

Вслед за ней возникла еще одна безмолвная тень. Человек, одетый в черное, с белым галстуком, со шляпой в руке, остановился у двери. Народу в комнате теперь было много, и горело уже несколько свечей. Свет озарял человека, одетого в черное, сбоку. Его молодой и чистый профиль вырисовывался на темном фоне стены будто камея; он облокотился на косяк двери и поддерживал голову левой рукой. Его поза была изящной, и бросалось в глаза, насколько высок его лоб и насколько мала рука. В углу сжатых губ мужчины появилась горькая складка. Он слушал Летьерри с глубоким вниманием.

Люди, узнав приходского пастора Энебезера Кодре, расступились, чтобы дать ему дорогу. Однако он застыл на пороге. Его фигура выражала нерешительность, но взгляд был тверд. Несколько раз его глаза встречались с глазами Дерюшетты.

Жиллиат нарочно или случайно держался в тени, так что видна была лишь его фигура, выражавшая смущение.

Летьерри не видел пастора, но заметил Дерюшетту. Он подошел к ней, крепко обнял ее и поцеловал в лоб. Затем протянул руку, указывая на темный угол, где стоял Жиллиат.

– Дерюшетта, – сказал он, – ты опять богата, и вот твой муж!

Дерюшетта, подняв голову, растерянно посмотрела в темноту.

Летьерри продолжал:

– Мы сыграем свадьбу сейчас же, завтра, если можно. Здесь ведь формальности не так важны, пастор делает все что ему угодно, можно обвенчаться раньше, чем успеешь крикнуть «караул». Это не то что во Франции, где надо делать оглашение, давать объявления и так далее. Ты сможешь похвастаться, что твой муж – храбрый человек, настоящий моряк! Я знал это еще в первый день, когда увидел, как он возвращается с острова Герм с пушкой в лодке. Теперь он вернулся с Дуврских скал и привез оттуда счастье тебе, мне и всей стране; когда-нибудь об этом человеке будут говорить повсюду! Ты сказала, что выйдешь за него замуж, и ты сдержишь слово. У вас появятся дети, я стану дедушкой, и ты будешь женой настоящего парня – он работает, приносит пользу, предприимчив, с ним не сравнятся сто других, он спасает чужое богатство, он добр, честен. По крайней мере, ты не выйдешь, как другие богатые привередницы, за офицера или за пастора, то есть за убийцу или лгуна. Почему ты торчишь в углу, Жиллиат? Тебя совсем не видно. Грация, Любовь! Побольше света! Осветите-ка моего зятя! Обручаю вас, дети мои! Вот твой муж, мой зять, Жиллиат из Бю-де-ля-Рю, славный малый, прекрасный матрос! Никто другой не будет ни твоим мужем, ни моим зятем, клянусь в этом перед Господом Богом. А! Вы здесь, господин кюре, вы обвенчаете этих молодых людей!

Летьерри только сейчас заметил пастора Кодре.

Грация и Любовь исполнили приказание хозяина. Два подсвечника, поставленные на стол, осветили Жиллиата с головы до ног.

– Смотрите, какой красавец! – закричал Летьерри.

Жиллиат выглядел ужасно.

Он был в тех же лохмотьях, в которых покинул утром Дуврские скалы, оборванный, грязный, обросший бородой, со спутанными волосами, с воспаленными, красными глазами, исцарапанным лицом, окровавленными руками. Ноги его были босы. На волосатых руках виднелись волдыри.

Летьерри был в восторге.

– Вот он каков, мой зять! Какую битву с морем он выдержал. Он весь в лохмотьях. Какие плечи! Какие лапы! Ах, какой ты красавец!

Грация подбежала к Дерюшетте, чтобы поддержать ее. Девушка потеряла сознание.

Кожаный сундук

С самого рассвета весь Сен-Сампсон был на ногах. Возбуждение перекинулось и в порт Сен-Пьер. Слух о том, что Дюранда воскресла, разнесся по всему острову. На побережье толпились люди, пришедшие взглянуть на спасенную машину. Всем хотелось рассмотреть ее получше или хотя бы пощупать. Однако Летьерри, еще раз торжествующе осмотрев механизм при свете дня, поставил возле барки двух матросов и запретил им подпускать любопытных. Но глазевшим было достаточно и одного вида торчавшей трубы. Толпа восхищалась Жиллиатом и не переставала говорить о нем. К его имени стали все чаще прибавлять прозвище Хитрец. Но восхищенные речи нередко оканчивались такими словами: «Не совсем приятно знать, что на острове есть люди, способные на подобные вещи».

С улицы было видно, что господин Летьерри сидит за столом у окна и пишет, поглядывая то на бумагу, то на машину. Он так погрузился в это занятие, что лишь однажды оторвался, позвал Любовь и спросил у нее, как себя чувствует Дерюшетта. Любовь ответила, что Дерюшетта встала и вышла из дому. Летьерри сказал:

– Она хорошо сделала, что пошла подышать свежим воздухом. Ночью ей стало дурно от духоты. В комнату набилось слишком много народу. И кроме того – радость, неожиданность, а окна-то были закрыты. Да, у нее будет хороший муж!

И Летьерри снова принялся писать. Он уже запечатал два письма, адресованные владельцам крупных судостроительних верфей в Бремене. Теперь он вкладывал в конверт третье письмо.

Стук колес на набережной заставил его поднять голову. Выглянув в окно, Летьерри увидел, что по тропинке, ведущей от Бю-де-ля-Рю, катилась тележка, которую толкал мальчик. На тележке лежал сундук, обтянутый желтой кожей и обитый медными гвоздями.

Господин Летьерри остановил мальчугана.

– Ты куда, мальчик?

Тот, остановившись, ответил:

– На «Кашмир».

– Зачем?

– Отвезти этот сундук.

– Отлично, ты отнесешь и мои письма.

Летьерри открыл ящик стола, достал оттуда обрывок бечевки, перевязал накрест три письма, которые он только что написал, и бросил связку мальчику. Тот поймал ее на лету.

– Скажи капитану «Кашмира», что это мои письма и чтобы он о них позаботился. Я посылаю их в Германию, в Бремен, через Лондон.

– Я не увижу капитана, господин Летьерри.

– Почему?

– «Кашмира» нет в гавани.

– Вот как?

– Он на рейде…

– Да, верно, он ведь не входил в гавань.

– Я смогу только поговорить с лоцманом, который приплывет в шлюпке.

– Ну вот и отдай ему мои письма.

– Хорошо, господин Летьерри.

– В котором часу уходит «Кашмир»?

– В двенадцать.

– Сегодня в двенадцать будет прилив. Это им помешает.

– Зато у них попутный ветер.

– Мальчик, – сказал Летьерри, указывая на пароходную трубу, – видишь ты эту штуку? Она плюет и на прилив и на ветер.

Мальчуган засунул письма в карман, взялся за поручни тележки и продолжил свой путь. Летьерри закричал:

– Грация! Любовь!

Грация, приоткрыв дверь, спросила:

– Что прикажете, сударь?

– Иди сюда и подожди.

Летьерри, взяв листок бумаги, начал писать. Если бы Грация, стоявшая за его спиной, была любопытнее и, вытянув шею в то время как он писал, заглянула бы через его плечо, она могла бы прочесть такие строки:

«Я написал в Бремен относительно леса. Целый день уйдет у меня на переговоры с плотниками. Постройка пойдет быстро, отправляйся к декану и получи разрешение на венчание. Я хочу сыграть свадьбу как можно скорее, лучше всего – сейчас же. Я занят Дюрандой, а ты займись Дерюшеттой».