Тщета: Собрание стихотворений

КАНИТЕЛЬ

Мои причуды и прикрасы,

Энигм и рифм моих кудель,

Моей улыбки и гримасы

Очередная канитель.

«Если мы плачем кровавыми слезами...»

Если мы плачем кровавыми слезами, Бросив – незрячим ли? – п од ноги любовь – Боль нашу спрячем гранеными стихами, Ими означим пролитую кровь. Зримые зорче «колеблемые трости», Нашепта, порчи суха беда лиха, Пыточной корчей раздавленные кости – Там, в узорочье росного стиха. Сердце ли радо весенним светозвонам, Райского сада ли ветвью зацветем, Если не надо для счастья ничего нам – Струнного лада ливнем изойдем. Что ж это, что же – такое дорогое, Счастья дороже, страдания больней, Совести строже, приманнее покоя, Милости Божией – Смерти – сильней? Скорби ли лава, блаженства ли то море, Страсти ль отрава, то бездна ли греха – Верно и право немотствуют в затворе, Слуги устава – подвигом стиха. 6.I.1918

ДУШИ НЕЖИВЫХ ВЕЩЕЙ

I. Интимная

Свободно и пусто в комнате, Все вещи на своих местах. Подглядывающие, полноте Метнувшийся поднимать страх? Зачем вы дразните мороком Вкось видимых нечужих лиц? Тревожите, шелестя ворохом Не тронутых никем страниц? Так вот какие – ревнивые, Лукавые друзья ночей, Пугающие и пугливые, Вы – души неживых вещей. Так вот что за дверью грохало, Стучало внутри коробка – Вам хочется, чтобы вас трогала Человеческая рука. И чуть, другим отвлеченная, Гляжу, не замечая вас – Как звери, к рукам приучённые, Вы требуете моих ласк. Ах, я бы с вами поладила, И мне ваша тоска близка, И я бы хотела, чтоб гладила Хозяйская меня рука. А строчки мои неловкие, Хромающие всё звончей – Не те же ли хитрые уловки Являющихся душ вещей? 24.XI. 1917

II. Канон

Кто без меня был у меня вечером сочельника? Мглил у огня – кто без меня – ветки можжевельника? Тайный гость. Был у меня – взор уклоня – Вечером сочельника мглил у огня Ветки можжевельника – темную трость – Тайный гость. Взор уклоня – в ночь ото дня – дымами овеянный, Темную трость – бросил у меня, стихший и рассеяний, Тайный гость. Терпкую гроздь – в ночь ото дня – Дымами овеянный, бросил у меня, Стихший и рассеянный – терпкую гроздь – Тайный гость. Сердце пронзил – зов иль вопрос? тень невозвратимого, Острый гвоздь – сердце пронзил – забытого любимого – Крестный гвоздь. Зов иль вопрос – не мне, не мне – Тень невозвратимого – но нет, но нет — Забытого, любимого – крестный гвоздь — Тайный гость. 29.XI.1917

III. Свободная

Я без имени, я без отчества, Без приюта в толчее мирской. Но бессонное строит зодчество Потаенного одиночества Удаленный мне мой покой. Городской машины колесико, Полустершееся на ходу – Я на свет не высуну носика, Я – надломанного колосика Незаметнее – пропаду. Но – скользну в себя легче тени я – И не прежняя, и не та, И наитием озарения Я в безумии приближения К Сердцу Мира и к тайне тайн. Одиночество и фантастика Начинают свой брачный пир. Слышишь? Музыка. Видишь? Пластика. Крест огня в кружении – Свастика. Хочешь? Творчество. Можешь? Мир. 5.XII.1917

IV. Безнадежная

Кто знал, как я, соблазны одиночества – Влекущие провалы пустоты, Все тайные, все темные пророчества Тоскующей, взыскующей мечты, – Тому равны и торжище, и студия, Ему на них себя не раздвоить, Но в келии безмолвия, безлюдия – Таимому – таиться и таить. Ему нейти печалить или радовать Свои глаза убором красоты – Но потаенно, отдаленно складывать Сокровища смиренной нищеты. И вдруг – чужих, своих ли отклоняющей – Увидит, одиночества на дне, Что он себе – другой, чужой, мешающий, Что он с собой – вдвоем, наедине. И горестно возропщет, и восплачется, От стен к стенам безвыходно снуя — И отойдет, и убежит, и спрячется Он от себя в толпу чужих не-Я. 8.XII.1917

V. Рабочая

День заколот тенью черной. Вот твой молот, вот твой жернов. Необорно и упорно в слово словом снова бей. Слов раздавленные зерна пасть расплавленная горна Варом слижет, жаром снижет. Ты же смей, не робей. Пусть, клубяся дымным гимном, уст устами ищет пламя, И, яряся диким скимном, сгорблен короб – горб огней, И взаимным прыщет ливнем, метит – ты в нем – встретить бивнем – Не яви страх, в быстрых искрах стой, умей, пой и смей. Слов зыбучесть и текучесть вылей в жгучесть, в силе мучась, Куй им огненную участь – испытуем, не жалей. Мук и пыток прав избыток, звука слиток плавь, созвучась, Как напиток, как струи ток, слово лей, слово лей. Слова сгусток, сжатый в жгуты, вынь у огненного спрута И, как злато – Бенвенуто, стих чекань, стих чекань. Год работы иль минута – вот он, вот он, пресловутый, Гнутый, мятый многократы, явит сплав славы грань. Здесь означен, весь прозрачен, как чертог украшен брачный, Как восток, окрашен в утра перламутровую рань – Или, – гневный, строг и мрачен, рог заката огнезначный И набата зевный плач он, боя вой, бури брань. Ты же, скован заклинаньем, обетован послушаньем, Пред созданием готовым, перед словом, мастер, встань. Делу рук своих – признаньем, телу мук своих – дыханьем, Весть во мгле дней, честь последней славы слову дай дань. 12.XII.1917

VI. Напрасная

В далекой комнате задвинута На полке, книгой между книг, Я жду, ко мне, давно покинутой, Придет неверный мой жених. Войдет походкою неспешною И сядет в кресло у стола – И станут сказкою утешною Все помыслы и все дела: И я, слепая от рождения, Глухонемая – обрету Все царства слышанья и зрения, Всей милой речи теплоту. Где шрамы язв, где пятна тления, Оцепененья синева? Не в зимнем сне, не в мертвом плене я – Но вся в цвету и вся жива. А он, преображенье даруя Одной мне только внятным: встань — Бормочет в кресле сонно старое: – Да, жизнь прошла, куда ни глянь. 13.XII.1917

VII. Последняя

Шесть дней прошло моей недели, И день седьмой. Кто здесь со мною на постели – Немой, не мой? Не видно глаз, не слышно речи, Нигде, ничуть – Но холодом сжимает плечи И страхом грудь. И никого, и ничего нет Внутри кольца – Но поцелуй бесстрастный гонит Кровь от лица. А, Темный Рыцарь, многих вышиб Ты из седла – Но твоего копья не выше б Моя стрела! Пойду сама, твоей навстречу – Петле-тесьме, И вечной памятью отвечу Я вечной тьме. Но темная яснее риза, Виднее круг: Чему мой гнев, кому мой вызов? Со мною друг. Ведь только с ним в пределах мира Я не одна. Какая царственней порфира, Чем пелена? И я зову: иди же зыбку Мою качать, И дать устам моим улыбку – Твою печать. 15.XII.1917

VIII. Веселая

Черным окошко занавесила, Белые две лампы зажгла. Боязно чего-то и весело, Не перед добром весела. За день-то за долгий намаешься, Ходишь по людям по чужим, К маленьким пойдешь ли – спокаешься, Вдвое спокаешься – к большим. Дай-ка, оденусь попригляднее, В гости пойду к себе самой. Будет чуднее и занятнее Речи вести с самой собой. – Милая, вы очень фривольная. – Милая, я на колесе. – Бедная, есть средства – безбольные… – Бедная, пробовала – все. – Нежная, где друг опечаленный? – Нежная, заброшен, забыт. – Певчая, где голос ваш хрустальный? – Певчая, хрустальный – разбит. – Порченая, знахаря надо бы. – Порченая, знахарь-то – я. – Гордая, есть пропасти адовы. – Гордая, и там я – своя. – Грешная, а Бог-то, а любящий? – Грешная, знаю. Не дано. – Нищая, на гноище, в рубище. – Нищая, верно – и смешно. Что уж там громкие названия, Жалкие, жуткие слова. Проще – бесцельное шатание, Правильней – одно, а не два. Сердце, разбившись, обнаружится Обручем игрушки – серсо. Весело взвивается, кружится, Прыгает со мной – колесо. 17.XII.1917

ПЛАТЬЯ

1. Лиловое шелковое

Восемь лет. Игрою брызни В кошки-мышки или жмурки – И беги навстречу жизни Бегом радостным мазурки. Восемнадцать. Ранней страстью Просияв, не опечалься – И лети навстречу счастью Круговым полетом вальса. Тридцать шесть. Планетных орбит Не пытай, звезда без ранга – И скользни навстречу скорби, Тут и там, уклоном танго. Шестьдесят. Обратно вертит Карусель невидный кто-то. Что ж, пойдем навстречу смерти Темпом медленным гавота. 8.VI.1916. Пятигорск

2. Батистовое в крапинках

Да что ты, злая девочка, Насупленно глядишь? Ты миленькая белочка, Ты глупенькая мышь. Твои сестрицы-косыньки Как в золота кольце, Веснушки точно росыньки На розовом лице. Не верит – и обиженно, Рассерженно твердит: – Я гадкая, я рыжая, Не смей, не тронь, уйди! Молчу. Не знай, бедовая, Как вся ты мне мила – Красивая, медовая, Сердитая пчела. 28.IX.1918