Тщета: Собрание стихотворений

2. «Березка растет выс о ко…»

Березка растет выс око, Ветки наклонив низко. И до неба недалёко, И от земли-то близко. Ей сверху – лазурь и алость, Снизу – тьма и прохлада. И – слабость то или жалость, А всему она рада: Полоскам на белом платье, То ли кружеву в косах, Тому ль, что скоро лежать ей На вечерних на росах. Невольно, светло красуясь, Ждет: придет он и взглянет – Кто, жадно ею любуясь, Насмерть ей сердце ранит. 23.VII.1917

3. «Бесцветный день – оторванный листок…»

Бесцветный день – оторванный листок В расплывчатости тающих кристаллов. А где-то дней ликующих исток Горит зарей пылающих кораллов. Пустых речей – бряцающих кимвалов – Чужих людей томительный поток. А где-то есть – единственный Качалов И есть – о, есть – Ахматова и Блок. Вся жизнь, вся жизнь – разорванные ткани, Немой души расколотые грани, Слепой мечты разбитая эмаль. А где-то есть всё то, всё то, что снится, Что никогда, нигде не повторится. И, если есть – мне ничего не жаль. 7.VIII.1915.Кисловодск

4. «Кривыми улицами непролазных…»

Кривыми улицами непролазных Идти до тайныя черты И видеть в лицах безобразных Лик непорочной красоты. Внимать, как с веток листья вязу, Хрустя, совьются и замрут – И видеть в щелях черных пазух Его весенний изумруд. Всё, всё, что на земле ни сталось – Таить, как некий вдовий сон: Одежды темныя линялость Сменить на пурпур и виссон. И вот – дойдешь до той до грани, Там остановишься и ждешь – Когда же сущей правдой станет Твоя пророческая ложь? 23.IX.1917

5. «Зашумели, зашуршали…»

Зашумели, зашуршали Листья у крыльца – Это платья побросали Братья-месяца. И бегут – под землю лестниц Не замел бы снег. Только самый крайний месяц Замедляет бег: Жалко листьев яркий пояс, Поздних ягод-бус, И кусает, беспокоясь. Золотистый ус. – А и мать-земля скупа шить, Изорвешь – латай, Сентябрем уйдешь под пажить Оборотит в май. И с тобою той весною, Новым платьем чист, Станет по пояс травою Оброненный лист. – 22.IX.1918

6. «Вечерни солнца конченная треба…»

Вечерни солнца конченная треба. Пути на запад облачные метки. В чужом саду, в заброшенной беседке Под вечер успокоиться и мне бы – И видеть сквозь темнеющие ветки Полоски еще розового неба. Последний звон – на ивах, на верб ах ли, Куренье смол игольчатым кадилом. Ах, на моем далеком юге, снилось, Родные тополя сильнее пахли, И я о севере грустила милом Острее – там, в забытой белой сакле. Как непохожи там и здесь природа, Здесь – Антигона, там же — Клеопатра. Но здесь я у подножия Алатра, У темной грани светлого восхода, Но ближе здесь небесного театра И высь и даль украшенного свода. Вечерняя прохлада нежить рада Чужого сада тихую беседку. Пора идти. Еще мгновенье взгляда — И снимок спрятан в темную кассетку. Но я его возьму, когда мне надо, В моих стихов узорчатую сетку. 6.VIII.1917

«Иерофант ли знаком знания…»

Иерофант ли знаком знания, Иль слова магией поэт – Равно напрасно ловят грани Я Неуловимый тайносвет. Равно искусства сети гибкие И знанья шаткая ступень – Не емлют тайны вечно зыбкия, Чужого сердца светотень. А там – чернавка, позабытая У придорожного крыльца, Глазами сказки видит скрытое От мудреца и от певца. Игра ли то слепого случая, Закон ли вещей глубины, Но все созвездия, созвучия – В девичьи косы вплетены. 30.XI.1915

«Был вечер утру солнца равен…»

Был вечер утру солнца равен – Пронизан светом каждый миг, И в старой лавке старый раввин Перебирал страницы книг. «Находит Бог свои утраты На дне морей, в песках пустынь, И возмещает седьмикраты Он оскорбителям святынь. Но если мы падем на лица Свои у страшных Божьих ног – Он отомстит и примирится: Не вечен гнев, но вечен Бог». Лоскутьев темные отрепья, Бумаги шелест, звонкий торг – И строгих рук великолепье, И глаз экстатика восторг. А рядом – город: в шума лаве Гудит мотор, звенит трамвай. О, старый равви, мудрый равви, Напрасных снов не вызывай. Смерть поколенья – смерть и Бога. Что новый род – иной кумир. Но наша в вечности дорога. Не вечен Бог, но вечен мир. И будем век мы тщиться всуе Сойти с дороги слепо той, И ужасаясь, и любуясь Мирскою буйной лепотой. И нам у сонных побережий Покоя смерти не вкусить, Моляся Времени, о еже Нам нашу вечность износить. 20.VIII.1917

ВО ВЛАСТИ СЛОВ

И мед, и яд – слова очарования. Кто знает их – премудр и тайновещ. Всегда – о, да – прекраснее название, Чем названное – чувство или вещь. Безумный маг великого молчания Заветную снимает пелену – И сам тогда во власти волхвования, У чар своих, у слов своих в плену. И видит он сияние мечтания, И молит он: – Прекрасное, ко мне! – И слышит он: – не то, не там, не та, не я, – И гнется он под тяжким знаком Не. Очерчен круг. Дневной неволе – дань ее: Условностей заученный словарь, Бесценных книг дешевые издания, Небесных тайн житейский календарь. В страстную полночь страсти и страдания Дано одно – смотреть и целовать. А те слова – те страшные, названия – На них темна заклятия печать. 28.II.1913

«Есть слова – не от уст к устам…»

Есть слова – не от уст к устам, – Ласковые, как небо летом, Радостные нездешним светом, Вспыхивающим только там. И не знаем мы даже, гд етам Есть слова от сердец к сердцам. Есть слова – как кровь на клинке, Жалящие отравным жалом, Ранящие слепым кинжалом, Острые – как стекло в песке, Страшные – как бичи отсталым. Есть слова – от тоски к тоске. Ласковые – нам снятся сном, Облачные – летят бесследно. Яростные – навек, победно, Резанным на меди письмом, В памяти остаются бледной – Выжженным на душе клеймом. 20.VII.1917

ЛИШНИЕ ОГНИ

Обессиленных рук перегиб уже не гибок – От несметных пожатий, объятий кандалов. И устали уста – от бесчисленных улыбок, От раздельности слов, одинаковости слов. Примелькались глазам лоскуточки имитаций – Обветшалое вымыслом творчество само – Световые эффекты небесных декораций, Видовые картины земного кинемо. Спят, остынув, сердца – и холодный сон глубок их, И покоен их отдых от стольких поз и фраз, От исканий, скитаний, страданий одиноких, От трагических фарсов, от грима и гримас. Притаились, притихли, замолкли и застыли – В тишине, темноте, пустоте, навек одни. Мировые метели в купели звездной пыли Затушили неверные, лишние огни. 17.I.1915

ЕВГЕНИЮ АРХИППОВУ

В тесной темнице заточнику не спится: Ликов незримых немые голоса, Плещет ли, блещет ли вещая зарница, Ставит ли, правит ли Арго паруса. Дышит, кто слышит, дыханием сирени, Стебли колебля, колышутся цветы. Мнятся ли, снятся ль блаженные колени Пенорожденной, явленной Красоты. Голос незвонкий, что волос тонкий, нитью Льет неотлитно, не внять ему нельзя: Пленный и тленный, к великому разлитью Млечного вечно пути твоя стезя. Ржавых затворов заплаканная зелень, Плесень в узорах – претворены, смотри: В злато и жемчуг заоблачных молелень, В ладан и смирну кумирни «Там – внутри». Дремлет, не внемлет, объемлет – не приемлет Звука в молчаньи и знака в темноте. Пленником семь лет – и будет им он семь лет, Майской и райской не верящий мечте. 26.VIII.1916.Кисловодск