Тучи на рассвете (роман, повести)

Перед Пан Чаком возникали картины былого. Вот на берегу показалась фигура отца, согнувшегося под тяжестью рыболовных снастей. Рядом идет он сам — Пан Чак, без рубашки, в коротких штанах, и ему тоже тяжело, потому что кроме трехконечной остроги, ведерка и корзины он тащит на плече большой моток веревки из морской травы.

Отец первым входит в джонку и, бросив сети, натягивает тяжелый парус из циновок, а Пан Чак поднимает маленький соломенный парус. Потом приходят еще два рыбака, которые вместе с отцом арендуют джонку, все садятся и отталкиваются от берега.

Они долго плывут, и, хотя берег быстро удаляется, открытого моря не видно. Куда ни глянь, островки, скалистые, неприступные или заросшие вечнозелеными деревьями и высокой густой травой.

Сколько здесь островков, точно никто не знает. Их, как и звезды, трудно сосчитать. Правда, говорят, будто ученые все же пересчитали острова вокруг Кореи и будто набралось их три с половиной тысячи, но Пан Чак знает, что их куда больше. Только на пути от Мокпхо до Пусана около тысячи скалистых островков.

Пан Чак видит себя на носу джонки. Он смотрит вперед, в море, и поет. Его мягкий, сильный голос уносится далеко, и на островах, окруженных джонками, рыбаки слушают плывущую над волнами песню:

Далеко тебе видно вокруг, Ариран дорогая, Видишь ты — богатырь показался вдали, Только дунет — и тучи уйдут. Меч поднимет — ущелья сомкнутся. Только сделает шаг — злые духи умрут И драконы-враги расползутся.

Он может громко петь «Ариран», потому что японских катеров не видно. Он может спокойно петь «Ариран»: на островах только рыбаки. Они слушают и тихо подпевают:

Ариран, Ариран, высоки твои горные кряжи…

Отец Пан Чака, Пан Юр Ил, ведет джонку в открытое море. Правда, и здесь, возле островков, много рыбы, но, если другие раньше добрались сюда, значит, нельзя им мешать.

Пан Юр Ил пристает к пустынному, скалистому берегу и вместе с рыбаками вытаскивает сети. Рыбы так много, что ее можно ловить корзиной. Каждый заход приносит большую добычу. Они бросают в лодку все, что попадается: скумбрию, савару, морского леща, горбушу, макрель.

Целый день рыбаки — по пояс в воде. На берег они выходят только для того, чтобы вытащить бредень, и снова — в воду. Камни и песок раскалены, и кое-где видно, как над ними струится воздух.

Постепенно джонка заполняется, и, чтобы рыба не прыгала в воду, Пан Чак покрывает ее циновкой. К заходу солнца рыбаки уже едва передвигают ноги. Отец Пан Чака поднимает парус и ведет отяжелевшую джонку на завод рыбьего жира компании «Ниппон Юки».

Весь улов надо везти туда. Куда же еще, если и джонка и снасти принадлежат компании. Рыбаки лишь сердятся, что надо плыть на самый дальний, седьмой затон, минуя по пути шесть других заводов «Ниппон Юки». Если бы можно было сдавать рыбу в первом затоне, они выгадывали бы по два часа в день, а в плохую погоду — даже три. Но управляющий заводами не согласился на это.

Все триста джонок, сдаваемых в аренду, он распределил между заводами, и каждая из них должна везти улов в назначенное место.

Управляющий не может учитывать, кто где живет. Для этого у него нет времени. Если он начнет выслушивать все жалобы да вникать во всякие мелочи, вроде того, что одному посчитали на несколько мер рыбы меньше, чем ему полагается, а с другого будто бы два раза удержали за износ сетей или джонки, — если всем этим заниматься, то рыбаки только и будут знать, что ходить и жаловаться.

Управляющий — человек дела и не может заниматься мелочами. Он разъяснил это рыбакам; они всё поняли и перестали к нему приставать. Но вскоре, после того как управляющий сказал, чтобы к нему не ходили с жалобами, произошел несчастный случай.

Как-то перед вечером он стоял на обрывистом берегу, наблюдая за разгрузкой джонок, и вдруг упал в воду.

На джонках поднялся шум. Все кричали, что надо скорее спасать управляющего. И японские приемщики еще раз убедились, какой эти корейцы бестолковый и неповоротливый народ.

Рыбаки только суетились на своих джонках, мешая друг другу, и получилось так, что большие лодки загородили выход маленьким, и те никак не могли выбраться из затона на помощь управляющему. А когда одна легкая плоскодонка наконец вырвалась вперед, Пан Чак ухватился за нее багром, чтобы раньше поспеть на помощь утопающему, да только кончилось это тем, что легкая плоскодонка пошла обратно, а на его, тяжелой, так и не удалось выбраться.

Потом рыбаки ныряли в воду — и тоже бестолково, мешая друг другу.

Когда наконец управляющего вытащили, откачать его уже не удалось, потому что эти ротозеи слишком долго провозились.

Полицейский инспектор, прибежавший на шум, не поверил, будто человек упал сам. Он начал допытываться, кто столкнул управляющего. Но выяснить это было трудно. В тот момент все сдавали рыбу, и никто ничего не видел. Только один старый рыбак сказал, что если действительно их начальник не сам упал, а его столкнули, то преступник, наверно, очень сильный человек. Если бы толкнул слабый, то управляющий упал бы вниз на камни и разбился. А тут был сильный толчок, от которого он не просто свалился, а перелетел через камни в воду.

Пан Чак слышал этот разговор и сказал, что рыбак не прав. Такой дерзости никто не ожидал от мальчишки: младший не может сомневаться в словах старшего. Но все же Пан Чак сказал то, что думал:

— Может быть, и не сильный человек толкнул управляющего, а только очень обозлившийся на него. Когда человек зол, то у него прибавляются силы.

Отец хотел наказать Пан Чака за дерзость, но другие рыбаки заступились за парня, потому что он правильно сказал.

Полиция долго искала преступника, допрашивала всех рыбаков, но безуспешно. Ведь они были заняты своим делом. Если бы рыбаков предупредили, что управляющего будут сталкивать в воду, они смотрели бы внимательно. Некоторые предположили, что, может быть, просто сильный ветер сдул его.

Всех, кто так говорил, полицейские забрали с собой, и даже того старика, что дал совет искать преступника среди сильных людей, тоже забрали, и больше этих рыбаков никто не видел.

Представитель компании разгневался. Он потребовал возместить убытки в связи со смертью управляющего и велел удержать с каждого арендатора по одной джонке рыбы в пользу семьи погибшего.

Из-за этого поднялся целый переполох. Рыбаки и без того считали, что с них берут лишнее. А те, у которых был горячий нрав, решили отказаться от «Ниппон Юки», от аренды джонок и снастей. Они стали ловить рыбу на берегах Кочжедо чем придется, и улов получался хороший. Только им трудно было продавать добычу, хотя на рыбный рынок в Пусан приезжали купцы даже из других стран. Приезжие покупали сотни и тысячи тонн рыбы и имели дело с такими уважаемыми рыбопромышленниками, как владельцы «Ниппон Юки», «Чосон Юки» и «Чосон Чиссо». С рыбаками никто не хотел связываться.