Туда, где свет
Шрифт:
– Представляешь, Петров-то, сволочь такая, написал в социальных сетях про нашу газету, что у нас мизерный тираж!
– Здравствуй, ж-па, Новый год! – отзывалась Бэла.
Сразу возникала интрига, и было на ком «оторваться». Учитывая постоянные виражи в жизни вообще, в экономике и политике в частности, поводов для возмущения можно найти предостаточно, и они неизменно обнаруживались. Поэтому подружки всегда были в тонусе.
Вернусь к урокам, что я усвоила, работая в «Вечернем Западносибирске». Анжелика четко понимала «политику партии», то есть линию, которой должна придерживаться редакция, в и этом контексте её правка была уместна.
– Зачем в десерт добавлять перец?
– А мы еще горчички туда! И кардамону всенепременно! – отвечала Анжелика.
Была в редакции отличная практика: еженедельно журналисты по очереди делали обзоры газеты, и коллектив выбирал самые сильные материалы. Даже когда на планерке моя статья признавалась лучшей, а такое случалось не раз, Анжелика хранила упорное молчание, похвалить меня было выше её сил.
Однажды прогремел гром.
– В сегодняшнем номере есть статья, которая написана безобразно, она полностью провальная! – как всегда, на повышенных тонах выступила Анжелика. – Это статья Татьяны Соловьевой.
Сказанное меня ошеломило, обескуражило!
Сейчас я понимаю, что у ответсека просто было плохое настроение, мало ли, может, с мужем поругалась, а тогда её слова резанули по сердцу. Почему «провальная», почему «безобразно»? Да, какой-то абзац, возможно, написан слабо, но чтобы так уничижительно говорить, да еще при всех журналистах.
– Вообще-то статья прошла через секретариат! – насколько могла, твердо сказала я. – Никто самовольно не ставит материал в номер! Её все читали: и второй ответственный секретарь, и редактор.
Анжелика обрушилась на меня с обвинениями. Наверное, в этот день других претендентов на прилюдную порку не нашлось… Меня поразило, что журналисты молчат, никто не сказал ни слова в мою защиту. После планерки, оглушенная, я ушла в свой кабинет, не очень понимая, как дальше работать и общаться с людьми, если они либо трусы, либо считают меня бездарным журналистом.
Даже вечером, дома, я не могла успокоиться. Ладно бы, меня обвинили, что я плохо управляю трактором или бесталанна в подводном плавании. Анжелика ударила по тому, что было для меня значимым. Как я теперь приду в редакцию, как посмотрю в глаза коллегам, которые своим молчанием словно признали правоту Петровны? Проблема не решалась на уровне разума, и через пару часов у меня поднялась температура.
Проболела я тогда больше недели – что-то вроде ОРВИ. Когда я снова появилась на работе, тихая Людочка как раз и поведала о своих, поначалу непростых, отношениях с Анжеликой, о слезах и неуверенности в собственных силах.
– Это пройдет, – говорила она мне, оглядываясь на дверь, – у неё, у Петровны, просто характер такой, вы не принимайте на свой счет.
С тех пор я и решила «не принимать». Не просто дала себе установку, а поняла, прочувствовала: то обидное или горькое, что говорят в твой адрес другие люди, может не иметь к тебе никакого отношения. Ни малейшего! Или же ты задеваешь этих людей, потому что непонятен для них, потому что ты – иной.
А потом был Всероссийский конкурс журналистских работ «Выход есть» – и название-то символичное! От редакции на него послали мою статью про слепого юношу, которая чуть раньше была опубликована в нашей газете.
В конкурсе участвовало 67 регионов. Я заняла третье место, в
дипломе, который мне вместе с подарками вручили в Москве, написано: «Лучшая публикация в номинации "Своя чужая боль"».Мой успех обескуражил Анжелику, еще бы, при любом удобном случае она всячески подчеркивала, что пишу я никуда не годно, а тут – третье место во Всероссийском конкурсе.
– Идите к нашему фотографу с дипломом, пусть он сделает ваше фото! – металлическим голосом, в котором чувствовался скрежет, отчеканила Анжелика. – Да, и информацию подготовьте о конкурсе.
Обо мне напечатали на первой странице – куда деваться?! Это же успех издания.
…Газеты претерпевали непростые времена, ведь люди, особенно молодые, предпочитают интернет. У нас начались разговоры о сокращении штата. В газете «Вечерний Западносибирск» работали всего-то двенадцать журналистов, зато в бухгалтерии – четыре человека. Что уж они там считали с утра до вечера – непонятно. Казалось бы, логичнее сократить бухгалтера! Но редактор думал иначе – уволил одного журналиста. Меня перевели на договор, который продляется ежегодно – если продляется!
Тогда как раз была «горячей» тема о создании доступной среды – для людей с ограниченными возможностями. Я писала про «социалку» и готовила материалы для страницы об инвалидах – эта страница выходила один раз в месяц.
Мои договорные отношения с редакцией по документам заканчивались в феврале. Я зашла к редактору в январе, чтобы узнать, намерен ли он продлять договор.
– Да, конечно! – успокоил меня Иван Анатольевич. – Иди, работай, все хорошо, вон депутаты тебя хвалят! – и по-отечески похлопал меня по плечу.
Через пару дней я пришла на конкурс, который проводился среди инвалидов, и увидела там другую журналистку нашей же газеты, она робко подошла ко мне и смущенно промямлила:
– Меня это… Анжелика Петровна сюда отправила, велела статью написать. Вы скажите, кто тут у них главный, с чего мне начать…
«Ах, Анжелика, чем я тебе так мешаю?» – с раздражением подумала я.
По мобильному тут же набрала ее номер, она сказала:
– А вы у нас больше не работаете!
Пришлось «отлавливать» редактора. Когда он появился, пришла к нему в кабинет:
– Как же так, Иван Анатольевич? Вы меня уверяли, что продляете мне договор.
– Э-э-э… – заюлил редактор, – тут у нас из декрета Галина выходит, она мать двоих детей. Чем я ей должен зарплату платить?
– А что, сумма, которую я получаю по договору, настолько велика? – не выдержав, съехидничала я. – Она покроет все остальные расходы, если вы на ней сэкономите?
– Ладно, иди, я еще подумаю!
Какое там «подумаю», если бал правит Анжелика! И я позвонила Другу, поэту, то есть собственно директору департамента информационной и внутренней политики. Все-таки мы проработали вместе десять лет! Сергей Павлович говорил со мной так, словно мы виделись только вчера. Среди прочего меня очень согрел его мягкий, сердечный тон и слова:
– Мы своих не бросаем!
На другой день меня вызвали к редактору, я поняла, что у него состоялся разговор с директором департамента.
Только вошла в кабинет, поздоровалась, как услышала едкое:
– Ну, что, побежала вчера жаловаться Палычу?
Редактор не затруднил себя приветствием, не предложил мне сесть. Я так и осталась стоять посередине кабинета. Ответила спокойно:
– Нет, не побежала, я просто ему позвонила.
«Свадебный генерал» чуть не задохнулся от злости: