Тульский – Токарев (Том 2)
Шрифт:
– Вася – а мне-то – по хуй! Не! Не надо! Я-то уж тут – точно ни при чем!
– А ты чего хамишь-то?
– А ты что – мне предъявить хочешь?!
– А тут не правилка воровская, чтобы предъявлять!
Есаул прищурился недобро:
– Это в смысле, что я заблудился и не понимаю, с кем калякаю, гражданин начальник?
– Саш, тормози…
Но Есаул завелся не на шутку:
– А хули мне тормозить-то?! Меня просили взять на себя миссию передачи этого говна – с чьей подачи? С твоей?
– С моей.
– Во! С блатными все перетерто, все в курсе, воздержавшихся
– Нет, – начал понемногу успокаиваться Василий Павлович. Есаул это почувствовал, но по старой зэковской манере стал «дожимать»:
– Мне это надо?! Я и без этого… главпочтамта… водкой приторговываю, на масло зарабатываю… На «Зенит» хожу – места лучшие! Блатные уважают, вам я в хуй не тарахтел! А ты мне – убой!!! Какой убой?! Скидывают ксивы только щипачи! Допустим… Ну ладно – допустим, кто-то убил кого… И что – понесут в то самое место, чтоб я тебе отдал?! Дебилы, что ли? Шутка такая турецкая?!
Токарев умиротворяюще выставил вперед ладони, начиная понимать, что и впрямь – странная какая-то история вырисовывается:
– Я понимаю… Действительно – непонятно… Но мужика-то завалили – я вспомнил… На остановке, при разбое… документ – его… Веришь?..
Есаул скривился, но кивнул:
– Охотно, раз ты так разошелся… И что с того?
– Объяснение должно быть?
Бывший зэк эмоционально хлопнул себя ладонями по коленям:
– За-е-бись! И что – теперь я должен на нашем партактиве поднять вопрос – кто скинул профсоюзный билет?! Ага… Все выяснить и доложить по инстанции?! Вот чуял я, что из этой канители с ксивами когда-нибудь блуд выйдет…
Василий Павлович помолчал и спросил:
– А мне что делать? Наплевать и забыть уже не получится…
Есаул мотнул головой:
– А выходи прям на Варшаву… сам… ставьте на стол белую головку и – куд-кудых между собой! А то, один – правильный вор, другой – взяток не берет… Вот и кумекайте сами! А я пошел… в баню! Мне пять ящиков свежего «Жигулевского» должны привезти!
– Саш…
Но «исполнитель особой миссии» уже вскочил:
– И не надо ничего мне говорить! Ничего не слышал, ничего не видел, ничего никому не скажу!
Последнюю фразу Есаул почти пропел, пародируя Эдиту Пьеху и демонстративно толкнув дверь плечом, вышел, нервно перебирая пальцами в карманах широких брюк…
Токарев же добрался до 16-го, рассказал о ситуации, показал профбилет… Совместно с Ткачевским и Боцманом решили: если установят злодея, то документ ему надо подбросить во время обыска. Долго перебирали различные версии, наконец остановились на одной: дескать, кто-то из карманников совершил уличный разбой (это само по себе – очень спорно, но… – и на старуху бывает проруха), а потом по запарке скинул профбилет вместе с остальными документами…
Василий Павлович начал вникать во все мелочи по странному разбою – но озарение не снисходило. С Боцманом по поводу Брынзы начальник угрозыска согласился, и сутенера отпустили. Далее выяснилось, что к Треугольникову в больницу перед тем, как он умер, заезжал Лаптев – впрочем, без толку, а якобы взятое у потерпевшего объяснение – длинное, как положено, – было, конечно, липой от начала до конца, включая корявую
подпись, которую накарябал сам опер…Токарев с Боцманом перебрались в кабинет Тульского и Кружилина. Василий Павлович забрал у притихшего Вани материал, который, по идее, надо было отправить в прокуратуру уже сегодня. Вчитываясь в бумаги, начальник розыска механически спросил:
– А ботинки, вообще, разве часто снимают?
– Редко, – качнул головой Боцман и настроился рассказать очередную «военно-морскую» историю: – Вот после войны…
Токарев чуть раздраженно оборвал его:
– А когда Первая конная в Польшу входила – тогда и кисеты с махрой с трупов сдергивали! Я тебя о чем спрашиваю?!
Боцман вспыхнул и выскочил в коридор, хлопнув дверью. Тульский и Кружилин, почуяв угрозу, сразу юркнули за столы и с самым деловым видом начали отпирать сейфы. На сейф Вани была наклеена бумажка: «Здесь отдает родине последнее исподнее о/у УР Иван Кружилин, лучший друг индейцев». Василий Павлович мазнул по «наглядной агитации» взглядом и чертыхнулся:
– Пацаны!!! Наберут детей в ментовку – мучайся с ними.
Вдруг он заметил что-то в очередном листке – вчитался и аж вскинулся, выдирая из папки телефонограмму из больницы, куда был доставлен Треугольников. А там, в частности, указывалось, что у пострадавшего, помимо закрытой ЧМ (черепно-мозговой травмы), имеются на ступнях глубокие раны в виде двух треугольников…
Василий Павлович сунул телефонограмму Кружилину под нос:
– Ты, Чингачгук, ты читать умеешь?! А эту бумажку читал?!
Ваня молча открыл и закрыл рот – крыть ему было нечем. К ним присунулся Тульский – быстро пробежал строчки глазами и тут же начал вслух рассуждать о взаимосвязи между фамилией «Треугольников» и формой ран. Токарев застонал:
– Вот без тебя бы, блядь, – ну в жизни не догадался бы! Живо, – звонить патологоанатому, чтоб снимки сделал!
Глянув на Кружилина, Василий Павлович добавил:
– А еще Вагнера изучал… Вот она – мистика!
– У Вагнера – мифология, – прошептал Ваня.
– Что?! – заорал Токарев. – Материал доработать идеально!!! Выяснить, что можно и что нельзя, у родственников потерпевшего!!! Месть это какая-то… А вы Брынзу мордуете…
Василий Павлович подскочил к двери и резко распахнул ее – в коридоре стоял подслушивавший Боцман.
– Ну, какие думки, гвардия?
Боцман, словно и не было никакой размолвки между ними, пожал плечами:
– Насчет мести – сомневаюсь я что-то… У блатных и не такое еще бывает между собой, но Треугольников-то не блатной… Мастер с производства, активист… Я такого не видал еще.
– И я не понимаю, – сознался Токарев. – Странная какая-то история… А может, Треугольников совершил что-то непорядочное в отношении блатного – тот ему и отомстил, а?
Боцман скептически засопел. Василий Павлович обернулся и подозвал к себе Тульского, вытащил его в коридор и шепнул на ухо:
– Звякни Варшаве – мне с ним потрендеть нужно… И – живо к родственникам Треугольникова!
Артур осторожно кивнул (он не знал о системе возврата документов через Есаула, его в такие интимные детали еще не посвящали):