Туман и Молния. Книга 15
Шрифт:
– Как она выглядит?!
– Я не могу сказать точно, она покрыта, на лице был платок, я видел только глаза, и в один из моментов мы схлестнулись с ней, её глаза… такие невозможно забыть! Яркие, красивые, звериные, как у кошки. Она буквально прожигает тебя взглядом. Сама тонкая, грациозная, но при этом отлично владеет мечом, управляется с ним как с пушинкой. Очень сильная и выносливая. Сколько он был на стене, столько и она. А стоило дать им передышку, она льнула к нему. Они даже в бою часто, отбив атаку, сразу сближались, он прижимал её к себе, а она буквально была готова залезть на него прямо там.
– Красивые кошачьи
– Да. Мои воины так и прозвали её – дикая кошка Сигмера.
– Это она, только она может такой быть.
– Вы догадываетесь, о ком я говорю?
– Это Карина!
– Да! Вы правы! Я вспомнил! Он несколько раз кричал ей: «Карин».
– Он снова с ней! Он нашел её и вернул!
– Признаться, я его понимаю. Я и сам, лишь один раз встретившись с ней взглядом, теперь уже никогда её не забуду. Узнаю из тысячи, несмотря на то, что не видел её лица.
– Он вернул её себе, – прошептал красный по имени Игмер, – эту чёрную дикарку, которая его погубила. Вернул, сумел выжить среди чёрных и подняться. Собрал армию, – в его глазах предательски появились слезы.
– Господин, вы проделали такой путь, чтобы узнать подробности?
– Да. До меня дошли слухи, о том, что Сигмер вернулся. Но я не мог поверить. Теперь я верю, что это действительно он.
– И вы покинули Верхний мир, ради этого?
– Да.
– Скажите, а как поживает госпожа Этель.
– Всё хорошо. Она хорошая мать и много времени посвящает сыну.
– О, господин Игмер, ваш внук, наверное, совсем большой?
– Да, – улыбнулся Игмер.
– Вы заменили ему отца.
– Это было не сложно, он рассудительный и спокойный мальчик.
– Сигмер не казнит пленных, ему нужны воины. Мой человек остался в его войске. Скоро будут первые донесения, оставленные в условленном месте. Я расшифрую их и передам вам.
– У него много солдат?
– Много, господин, и все они сражаются как в последний раз. Я видел Рагмира Гезарию. Видел Падальщика. Они защищали Багровую Скалу зубами и когтями. У них есть порох, и они научились им пользоваться. Из Чёрного города подошли ещё воины им на подмогу. Мы потерпели поражение, и много красных снова встали под знамя Сигмера, они помнят его и хотят воевать в его войске. Следующая их цель Рудный город, в этом нет никаких сомнений.
– Это слишком рискованно.
– И что намерен делать градоначальник?
– Кудмер явно недооценивает угрозу. Он считает, что крепостные стены Рудного нерушимы, и даже нескольким тысячам чёрных их не взять.
– Он послал в другие города и столицу за помощью?
– Нет. И я считаю, это его большая ошибка. Он слишком самонадеянный. Плохо себе представляет силу армии чёрных.
– Но ведь вы этого и хотите? Не так ли, господин?
Игмер молчал, задумавшись, наконец, поднял взгляд:
– Ты свободен, – сказал он, – отдохни, ты ранен. Я позову тебя позже, мне нужно подумать.
– Благодарю вас господин, я тоже считаю, что Кудмер недооценивает противника. Им нужно принять самые радикальные меры по защите Рудного, это реальная угроза.
– Да, – сказал Игмер.
И когда воин ушёл, он, оставшись один, сжал виски руками:
– Ты смог, – прошептал он, – ты вернулся. Ты смог! Ты смог! Но как?!
Предел
Наше утро похоже на ночь, ну а ночь для меня…
Глава вторая
Лис протянул ей бесформенную груду чёрных тряпок:
– Надевай.
– Накид? Нет, прошу…
– Когда вернёмся в Форт, ты будешь носить его. И сейчас наденешь. Привыкай.
– Нет, прошу тебя…
– Надевай! Пояс верности и накид, и не выходи из комнаты без моего разрешения.
Карина медленно надела бесформенный мешок, покрывающий ее с ног до головы. Широкие рукава длиной почти до пола были зашиты.
– Я ничего не вижу, эта ткань слишком плотная. Мне нечем дышать!
– Привыкай!
В накиде было невозможно нормально двигаться, дышать и видеть. Карине стало страшно, её охватила паника:
– Я ничего не вижу! Я не вижу твоё лицо!
– Это не проблема.
– Я не могу в нём двигаться.
– Учись!
– Я не рабыня!
– Ты – моя! Ты моя жена, моя собственность и моя рабыня.
– Да, я твоя, но за что ты так со мной?!
– В этом нет ничего плохого. Ты женщина, и женщины красных ведут себя скромно и носят накид.
– Нет.
– Да! И беспрекословно подчиняются своему мужу! Красные говорят: «Рай женщины находится под ногой её мужа». И ты прекрасно это знаешь, и знаешь, что у многих красных женщин с детства отрезан язык, и они вообще никогда не покидают своих комнат.
Карина заплакала, задыхаясь в этом коконе тотального рабства и унижения.
– Я не хочу отрезать тебе язык, но ты должна учиться проявлять ко мне уважение: носить традиционную одежду, говорить только когда я позволю. Ты научишься делать только то, что я скажу. А иначе, – Лис поднял плётку, – я буду воспитывать тебя. Ты обещала слушаться меня и уважать. Мне казалось, ты стала исправляться, а сейчас опять. Вот пока мы застряли здесь, тренируйся, привыкай. Ходи по комнате. Глаза привыкнут, ты станешь ориентироваться лучше.
– Ходить по комнате из угла в угол?
И Лис так сильно хлестнул её по спине, что даже плотная ткань накида не спасла от обжигающей боли. Карина сжалась, упала на пол, надеясь, что он не продолжит. Но он ударил её ещё несколько раз с оттяжкой, и она, не сдержавшись, вскрикнула в голос и зарыдала.
– Я предупредил, – сказал он очень спокойно. – Я буду наказывать за малейшее неповиновение. Буду бить. Ты станешь идеальной женой и скажешь мне спасибо.
Карина продолжала плакать, захлёбываясь и задыхаясь, сидя в своём мешке на полу как бесформенный куль. У неё началась истерика.
Но Лис был безжалостен:
– Ещё раз повторяю, слёзы не помогут. Я делаю лучше для тебя. Пройдёт время, ты будешь благодарна мне за это. И ты будешь носить то, что я скажу.
Она замерла в ступоре.
Он подошёл и стащил с неё верхнюю часть накида:
– Вытри лицо, – он протянул ей полотенце, присел рядом, – ну почему ты сопротивляешься? Почему ты не можешь понять, что я хочу как лучше? Почему другие женщины хотят быть единственными и красивыми только для своего любимого мужчины, а ты нет? Твоя блядская натура не позволяет тебе? Если ты говоришь что любишь меня, и иногда мне начинает казаться, что ты не врёшь, то почему? Почему ты не хочешь быть только моей, если видишь, что мне это приятно? Зачем показывать себя другим? Зачем? Объясни мне?