Туман

Келлер поднимает свою футболку и, стрельнув в меня безразличием, говорит:

– Ты мне тоже.

Разворачивается, и я вроде как собираюсь выдохнуть, но он, не оборачиваясь, говорит:

– Брукс, убери волосы и переодень футболку.

Опускаю взгляд вниз и замечаю швы, которые должны быть внутри.

Скидываю футболку и переодеваю её ещё до того, как дверь за спиной Келлера закрывается. Но дух перевести мне не суждено, в моё царство врывается Синтия, и она, мягко говоря, негодует.

– Какого хрена?

– Я делала тату…

– И со всеми, кому делаешь тату, ты лобзаешься?

– Нет.

– Тогда ты выбрала не ту кандидатуру.

– Почему это?

Синтия смотрит на меня как на идиотку.

– Ты что не слышала, что я говорила о Хосе и Оливии? Отношения всё усложняют. Всё-всё-всё.

– Я думала, что ты ревнуешь Хосе…

– Что? Боже, Алекс, ты что несешь? Да я быстрее глаз на тебя положу, чем на Хосе, но мы в одной команде, и отношения, повторю ещё раз, всё портят. Из-за быстрого секса в комнатушке мы можем умереть!

– Ты преувеличиваешь.

– Это не так. Что, если у Келлера будет выбор спасти меня или броситься спасать ту, с кем у него был секс?

Синтия вылетает за дверь, но тут же возвращается.

– Твоя мама искала тебя.

Оставшись одна, я прячу лицо в ладонях и не знаю, что мне делать. Смеяться или плакать. За какие-то несколько минут я испытала столько эмоций, что кровь вскипела и не собирается остывать.

Я поцеловалась с Келлером и, да простит меня Синтия, мне это понравилось. В отличие от поцелуя с Рики, я испытала то, чего хотела получить от другого парня и не думала, что холодный Келлер, сможет зажечь ту самую искорку.

Через минуту покидаю каморку и всё равно ловлю себя на том, что улыбаюсь. Синтия права, но если судьба снова подкинет мне Келлера, который мне не нравится, то я повторю случай в кладовке.

Келлер не нравится.

Поцелуй очень даже неплох.

Глава двадцать вторая

Проклятая кровать. Уже четвертое ведро воды не в силах до конца отмыть следы крови, что покрывала собой всё вокруг. Если бы я не знала, что это всё вытекло из Лексы, то подумала бы, что в комнате явно орудовал какой-то маньяк. Крайне неаккуратный маньяк.

– Может, всё же сожжём её? – в надежде спрашиваю я у мамы.

– Я не собираюсь спать на полу, – говорит она, держа на руках маленького Доминика. – Могу заменить тебя, а ты пока подержишь Доми.

Бегло смотрю на комок в руках мамы и тут же отвечаю.

– Ну уж нет, я ему что-нибудь да сломаю.

Выжимаю тряпку и продолжаю натирать пол у подножия кровати. Матрас и постельное уже вынесли и с минуты на минуту доставят новое. Лекса спит, в её вене по-прежнему торчит игла. Доктор Эмет сказал маме, что Лекса потеряла много крови. Как будто мы этого не видели. Несмотря на то, что Лексе нужно будет кормить ребенка грудью, ей вкололи какую-то сильную дичь, и она проспит не меньше десяти часов. Пока юная мать отдыхает, молодая бабушка присматривает за внуком, я драю полы.

– Лари ушёл на задание, – говорит мама.

Сердце тут же сжимается, и я прекращаю натирать пол.

– Он даже не попрощался.

– Это было экстренно, сразу после занятий его команда отправилась наружу, – объясняет мама и тут же быстро, но более тихо спрашивает. – Что там происходит?

Закидываю тряпку в ведро и поднимаю взгляд на маму.

– Я не могу говорить об этом.

Мама присаживается на краешек кровати, где лежит Лекса и смотрит на меня пристальным взглядом.

– Нас держат в неведении.

– Не просто так.

– Мы в праве знать, что там творится.

Я тоже так считала, до того момента пока Келлер не объяснил Киту самую главную причину умалчивания. Люди впадут в панику и начнется хаос, а как известно – хаос ничего хорошего не несет. Кто-то не поверит, другие, наоборот, будут преувеличивать и распускать несуществующие вводные, некоторые решат проверить самостоятельно. Как говорит Келлер, толпа плохо управляема, а напуганная толпа смертоносна в первую очередь для себя же самой.

– Мам, я не могу сказать. Это строго запрещено, всё, что должны знать жители базы номер восемь, решаю не я.

На лице мамы легко читается грусть, но всё же она кивает.

– Хорошо. Но я так переживаю, когда ты уходишь. Места себе не нахожу.

Слабо улыбаюсь и пожимаю плечами.

– Но я возвращаюсь.

Мама снова кивает, и в её глазах появляются слезы.

– Знаешь, с беременностью Лексы в мою голову стали лезть различные мысли. Я тут думала о моей жизни, то, чего я добилась за свои годы, и пришла к печальному заключению. Я ничего не добилась, была отвратительной женой, не самой лучшей матерью, но сейчас у меня появилась возможность что-то изменить, – мама заглядывает в свёрток и улыбается сквозь слезы. – Я могу стать отличной бабушкой, такой, что Доминику будут все завидовать.

Не решаюсь напомнить маме о том, что Доминику и так будут завидовать многие. У большинства детей на базе не то, что нет бабушки, у них и родителей-то нет.

– Ты была идеальной женой и лучшей мамой. Мне другой никогда не было нужно.

Как бы я не сердилась на маму, я бы её ни на кого не променяла.

– Я бросила тебя, заблудилась в своём горе. Ты знаешь, развод раздавил меня. Я ведь даже не знала, что ты потеряла место в колледже, я даже не догадывалась, что ты работала в баре. Я мало обращала на тебя внимание. Ты всегда была более самостоятельной нежели сестра, и отчего то я решила – ты справишься сама.

– Это уже мои ошибки. Но вспоминая тебя и папу, когда вы были вместе, я бы хотела и для себя такой жизни. До определенного момента вы являлись идеальным примером. Лучшим из лучших.

По лицу мамы пробегает неуверенность.

– Ты много не знаешь, – серьезно говорит она.

В дверь стучат, и она тут же открывается. На пороге трое желтых, они вносят новый матрас и укладывают его на практически отмытую мною кровать. Наверх ставят пакет с постельным бельём, а также в апартаменты вносят целую коробку детских вещей и нужных принадлежностей.

Жду, когда желтые уходят, и возвращаюсь к прерванному разговору.

– О чем я не знаю?

– Это неважно. Мы все люди, и каждый из нас ошибается. Главное… Алекс, главное, чтобы рядом с тобой всегда был человек, который сможет принять и простить твои ошибки. Иначе всё закончится так, как у меня.

Мы что – в шарады играем?

– Я не понимаю.

Мама грустно улыбается и говорит:

– Иди, помой руки, я разложу все вещи, а потом отпущу тебя.

– Мама, пожалуйста, не давай мне в руки ребенка, я же его уроню или сломаю ему руки и ноги, или…