Туманная река 4
Шрифт:
— Что в дорогу-то собрать? — Спросила его супруга.
— Смену белья, спортивный костюм, — задумался на полминуты Костарев. — Да, ещё Маша, положи коньки.
— Ты же уже не играющий тренер, — забеспокоилась жена. — У тебя ведь колено травмированное, спина побаливает, хватит, пусть молодые бегают.
— Коньки, пусть будут на всякий случай, — пробормотал Виталий Петрович, при этом ещё больше поперчив новую порцию красного от свеклы супа.
— Я тут тебе на пиджак пуговицу заговорённую пришила, — похвасталась супруга. — Чтобы вам с ЦСКА в кубке играть не пришлось. Ведь если хорошо выступите нам и премия не помешает,
Услышав в третий раз про прославленный армейский коллектив, у Костарева вмиг «упала планка», и он, не отдавая себе отчёт, от отчаяния бросил алюминиевую ложку прямо в тарелку с борщом.
— Ну, Маша, ты же у меня грамотная женщина! Ну, какая к чёрту заговорённая пуговица! — Взревел Виталий Петрович. — Там кроме ЦСКА и «Динамо» есть, и «Спартак»! Налей лучше пятьдесят грамм для успокоения. Игроки в команде мечтают новые штаны в Москве купить, — уже более спокойно пожаловался Костарев супруге. — А ты говоришь ЦСКА.
Вечером во вторник на заднем дворе нашей съёмной избушки я придумал для себя новый хоккейный тренажёр. Который назвал просто: сыграй в ящик, если сможешь. Для этого я приколотил к наружной стене сарая обычную тару из-под бутылок. Примерно на высоту в метр двадцать сантиметров, что соответствовало высоте перекладины хоккейных ворот. Лист фанеры я оттащил на расстояние около шести метров от ящика, под углом в сорок пять градусов вправо. То есть если тара из-под бутылок была как бы верхним дальним углом вратарской рамки, то фанера находилась точно в правом круге вбрасывания. Можно сказать — это был мой «хоккейный офис».
Я высыпал на фанеру шесть шайб из плотной литой чёрной резины. Расставил их по порядку. И как можно с большей скоростью кистевым броском клюшкой запустил их одну за другой внутрь приколоченного фанерного параллелепипеда.
— Бах! Бах! — Раздавался звонкий характерный щелчок, когда резиновый диск попадал в цель.
— Пум! Пум! — Глухо плюхались в бревенчатую стену шайбы, которые летели мимо.
Таким образом, я решил тренироваться, так же как и в баскетболе. Только если раньше я выполнял перед сном триста бросков мячом по кольцу, то сейчас наметил для себя триста попаданий шайбой в дальний верхний угол ворот. На звук непонятных звонких ударов, которых было гораздо больше, из дома вышел, опираясь на костыль, ветеран войны Прохор.
— А я думаю, что такое? Дрова что ли кто-то, на ночь глядя решил поколоть, а это ты, дурью маешься, — ухмыльнулся он.
— Зато знаешь, как нервы успокаивает? Попробуй понравиться, — хохотнул в ответ я.
— Что? С Наташкой совсем поссорился? — Прохор вынул из кармана брюк пачку «Памира» и вытащил из неё одну сигаретку.
— Мы не ссорились, — просипел я на выдохе, так как снова запустил очередную шайбу в ящик.
— Бах! — Резиновый диск попал внутрь и тут же выскочил обратно.
— У нас с Наташей оказались разные взгляды на жизнь, — следующую шайбу я засандалил точно в крестовину фанерного ящика. — Может ещё, найдём консенсус. Кто его знает.
— Между прочим, Вадька уже нашёл косесус этот, — Прохор затянулся сигареткой. — Вон, брюки эти ваши из парусины натянул. Одеколоном намарафетился и в кино со своей Тонькой усвистал.
— Что сказать? — Я пошёл собирать резиновые шайбы, раскиданные по огороду. — Если повезёт с подругой,
станешь счастливым человеком.— А если нет, — хитро прищурился ветеран войны.
— Значит, будешь философом, — улыбнулся я.
— Ловко, — хохотнул Прохор. — Завтра всё, переезжаете в новое жильё?
— Окончательно и бесповоротно, — я опять расставил резиновые диски на большом фанерном листе.
— А как же я? — Погрустнел ветеран.
— Раз ты с нами не хочешь, купим тебе этот замок из дерева, гвоздей и рубероида, — я обвёл рукой нашу съёмную избушку. — С хозяйкой я уже поговорил. Напишет она на тебя дарственную, а деньги мы ей отдадим «чёрным налом». Навещать тебя обязуемся регулярно. Будем в баню приезжать, париться. А то я общественные городские термы не перевариваю.
— Да, баньку я сделал по всем законам, — заулыбался Прохор. — Печку переложил. Стены проконопатил. А если чего надо на новом месте починить, обращайтесь. Всё чин чинарём устрою. За бесплатно!
— Коммунизм, Прохор, ещё не скоро наступит. Поэтому про бесплатную работу, даже не заикайся, — я на мгновение прицелился и почти все шайбы по очереди отправил точно в ящик.
— Бах! Бах! Пум! Бах! Бах! Бах! — Громко «отчеканили» запущенные мной чёрные диски.
— Работы в новых квартирах завались, — обрисовал я перспективу ветерану. — И кровати нужно делать, и встроенные шкафы, и кухню, и столы, и стулья. Ведь то, что сейчас продают в магазинах из спрессованных опилок — это барахло. Так что готовься к трудовому подвигу.
— Прощайте скалистые горы, на подвиг отчизна зовёт, — пропел тихо скрипучим голосом Прохор.
Глава 9
— День седьмое октября, красный день календаря! — Продекламировал я стихотворение Маршака, когда мы вытаскивали железные в разобранном виде кровати из микроавтобуса. — Посмотри в своё окно, вот — наш дом! Вот — барахло!
Я показал одной рукой на новенькую пятиэтажку на Щёлковском шоссе, где нам с «барской руки» выделили три квартиры. Другой рукой я ткнул в наши скромные пожитки. Кроме кроватей и чемоданов у нас был один стол и несколько табуреток. И ещё Толик держал в руках катушечный магнитофон марки «Мелодия МГ-56».
— Красота, — согласился со мной Зёма, осматривая двор. — Только сегодня уже двенадцатое число. Да и в оригинале упоминается — день седьмое ноября.
— До седьмого ноября надо бы ещё дожить, — пробормотал я. — А двенадцатое октября в размер стиха не укладывается. Кстати, вон наши окна, на дефицитном третьем этаже.
— Может, однушку мне уступите? — Снова «насел» на Вадьку с Тоней Земакович.
— Вот ещё, — заворчала на него Тоня, что-то шепча на ухо Вадьке Буракову.
— Ну всё, засосало мещанское болото! — Хохотнул Санька.
— Мальчики давайте уже вещи носить, — недовольно поёжилась Наташа. — Вон, на нас весь двор смотрит.
— А может быть, сходим сегодня ещё на репетицию? — Завёл свою любимую «шарманку» Толик Маэстро.
— В такой день? — Пробасил Бураков. — Никогда! Это же первая собственная жилплощадь в нашей жизни! Сегодня гуляем…
Вадька виновато посмотрел на меня.
— Так и быть, — махнул рукой я. — Возьмём сегодня бутылочку конька, бутылочку шампанского и бутылки три настоящего красного вина. Для гостей, — добавил я, выразительно глядя на расплывшегося в улыбке Земаковича.