Туманная река 4
Шрифт:
— Закабанел, — подсказал я нужное слово. — Рост был 172 сейчас 174.
Вдруг к женщине подошел, судя по озадаченному лицу, её муж. Он был не то археологом, не то архитектором, этого я не запомнил.
— Здравствуйте, — кивнул я ему. — Билетов у меня лишних нет, и вообще никаких нет, зато я могу вас провести внутрь и посадить на запасные места. Согласны?
— А сколько это будет стоить? — Пробасил мужчина.
— Какие деньги? — Я повёл интеллигентную пару театралов окольными путями, в обход ДК. — За оберег я вам должен намного больше. Кстати, хотел спросить, а картина «Туманная река» ещё случайно
— Совершенно случайно, — улыбнулась Марина Ворожцова, — её недавно купил один писатель. Представляете, пишет фантастический роман про человека, который внезапно попал из нашего 1960 года в 1939 год в Ленинград.
— Чудик, — пробурчал муж Ворожцовой.
— А причём здесь «Туманная река»? — Удивился я.
— Писатель сказал, — ответила, аккуратно ступая по кривой окольной дорожке художница, — что эта картина очень походит по его описанию на пересечение миров.
— Никто это не напечатает и читать не будет, — отстаивал свою точку зрения на сугубо материалистическую картину мира мужчина.
— Игнат! — Одёрнула его Марина.
— Очень интересно, — признался я. — Ну и что там этот человек в 1939 году будет делать?
Я открыл запасным ключом чёрный вход, как разведчик посмотрел — нет ли «хвоста», и завел супругов внутрь ДК. Провел их по темному коридору и вывел практически за кулисы цены. С одной стороны — гримёрки, с другой — выход в фойе.
— Что там произойдёт в 39? — Повторил я вопрос.
— Я всего не знаю, — пожала плечами художница. — Просто 1939 год — это же перед самой войной. Нужно же как-то спасать страну! А паникёров вокруг отдают под суд.
— Это понятно, — мне вдруг захотелось хоть краем глаза полистать ту книгу.
— И этот мужчина решает устроиться работать в газету, — Ворожцова выразительно посмотрела на часы. — И начинает писать рассказы, якобы воспоминания старого фронтовика, про то, как тот ловко бил фашистов в Испании за счёт украденной у врага радиосвязи.
— Да, — согласился Игнат. — Если бы у нас в начале войны была бы нормальная радиосвязь хрен бы фрицы дошли до Москвы. Дальше Белоруссии бы не пролезли.
— Любопытно, — пробормотал я. — Пойдёмте посажу вас на дополнительные места.
В помещении ДК раздался второй театральный звонок. Я провёл Ворожцовых в зрительный зал, мило улыбнувшись знакомому контролёру, и усадил в проходе на два дополнительных стула из фойе.
— А как книга будет называться, если её напечатают? — Спросил я на прощанье.
— Наверное «Туманная река», — удивилась моей заинтересованности Ворожцова.
— Идиотское название, — пробурчал её муж.
Почти половину репетиции этот разговор не шёл у меня из головы. Интересно откуда этот писатель знает про Туманную реку? Где он её видел? Может быть, по-настоящему воображение работает именно так: считывает реальную информацию из инфополя? Может быть, ещё доведётся с ним поговорить. Ведь последнее посещение того загадочного пересечения Миров, когда я упал в обморок на премьере спектакля, меня совсем не порадовало. Кстати, и Мара, и Велес тоже были озадачены.
— Богдан! — Шлепнул своими палками по рабочему барабану из всех сил Санька Земакович. — Ну, ты что уснул?
— ЧК не спит, ЧК — дремлет, — пробормотал я.
— Я говорю, что недавно песню новую сочинил, —
Зёма сделал сбивку на барабанах.— Сам? — Удивилась Наташа.
— Точнее не всю песню, — Санька почесал затылок.
— Точнее не сочинил, — пробурчал Толик.
— Показывай что получилось, — пробасил Вадька Бураков.
— Какая мелодия? — Заинтересовалась Лиза.
— Пока без мелодии, — Земакович прокашлялся:
Льёт ли тёплый дождь,
Падает ли снег,
Я в подъезде против дома
Твоего стою. Жду.
— Чего? — Первым спросил Бураков.
— Ни чего, а кого, — пояснила витиеватую мысль друга Наташа. — Машку он ждет.
— Тогда уже не против дома, а против ДК, где она допоздна афиши малюет, — внёс «существенное» дополнение Вадька.
— А где песня? — Психанула наша нервная рок-звезда, Толик Маэстро.
— Может Богдан сам дальше досочинит? — Посмотрел на меня с надеждой Санька.
«Композитор Давид Тухманов, поэт Онегин Гаджикасимов, певец Валерий Ободзинский, — пробурчал я про себя, — извините товарищи дорогие, придётся вам придумать лет через восемь вместо «Восточной песни» что-нибудь другое».
— Что вы так все на меня смотрите? — Обратился я к друзьям. — Хорошее начало будущего хита. Тащи Толик свою записную книжку. Сейчас мы подъездную песню Саньки Земаковича до ума дотрунькаем. Тем более нам к концу месяца нужно записать новый материал на диск.
— И музыку прямо сейчас сочиним? — Удивилась Лиза, проведя тонкими музыкальными пальцами по клавишам.
— Нам же не симфоническую поэму Рахманинова нужно изобразить, — хохотнул я. — Сейчас на трёх блатных аккордах и сбацаем про влюблённого джигита из подъезда. Значит, начало такое…
Глава 6
Перед дискотекой к нам в закулисье нагрянули актёры местного театра почти в полном составе: Высоцкий, Трещалов, Щацкая, Наталья Рязанцева и актёры-любители из стройтреста. Естественно, главный режиссёр Болеславский, которого ритмичное дергание ног под оглушающую музыку раздражало, от посещения танцевального вечера отказался.
— Какой, Богдаша, успех! — Ревел хрипотцой молоденький Владимир Семёнович. — Люди раз пять вызывали на бис! Хохот стоял такой, что стулья на сцене тряслись!
— Да, — соглашался Владимир Трещалов, — это тебе не кушать подано. Пьеса — вещь!
— Только для афиши неплохо было бы придумать название театру, — мелодичным голосом «пропела» Нина Шацкая. — Например: «Бригантина».
— Да, как вы лодку назовёте, так она и поплывёт, — неожиданно заметила Рязанцева.
— Ну, а что думает сам, Семён Болеславский? — Перевёл я разговор, ещё не хватало за них придумывать название театра. «Хватит с меня пьесы», — подумал я.
— Да говорит, нужно чтоб что-то современное было, прорывное, — ответил Высоцкий.
— Значит так и назовите: «Школа современной пьесы», — брякнул я. — Школа — это прорыв, а современная пьеса — это что-то современное.
— Хорошо звучит, — улыбнулся Владимир Трещалов.
— Мужики, — вмешался в разговор недовольный Толик Маэстро, — мы сейчас здесь как бы выступаем. Вы давайте либо в зал, либо в буфет.
— Мир! — Высоцкий комично поднял руки, как взятый в плен фриц. — В среду придём на новоселье.