Тунгусский Робинзон

Сергей, достав спутниковый телефон, набрал номер матери, которая жила в Калининграде и сказал:

— Мама, здравствуй! Я жив, здоров и, кажется, скоро стану папой, а ты бабушкой! Позвоню позже, прости, — Сергей выключил телефон и отдал его Виктору.

— На, Витек, держи, только спрячь подальше, чтобы он к ФСБешникам не попал.

— В чем дело? — спросил удивленно летчик, пряча телефон за пояс брюк.

— А дело, Витя, в том, что Копченый перед смертью проговорился, что у Росомахи была прямая связь с каким-то ФСБешником из красноярского управления. И, якобы, он контролировал не только ваш полет, но и отдал Росомахе приказ на убийство твоего второго и этих ребят из ФСБ.

— Ну, ни хрена себе! — сказал Виктор. — Нужно спрятать телефончик, чтобы цел был. Это штучка может еще пригодиться. Я за своего напарника достану любую гниду из любого управления.

Виктор осмотрелся и направился в сторону аккумуляторной, которая находилась рядом с бортной площадкой.

— А куда Виктор делся, — спросила Вика, озираясь по сторонам.

— Виктор, Викуся, в туалет пошел, — ответил Лютый, — что-то у него в животе заурчало…

Негодованию начальства по факту гибели шести человек просто не было предела. Многие понимали, что за их смерть и придется отвечать всему руководству. Теперь оставалось найти крайнего, чтобы переложить вину на его плечи и этим крайним должен был стать Сергей, как ярый представитель уголовного мира.

Лютый, как никто подходил на роль «козла отпущения». ФСБешники, учитывая его «послужной список», уже знали, что это был для этого дела человек с идеальными данными. Ловкая манипуляция уголовного закона и потерпевший, как мановению волшебной палочки, становится подозреваемым.

Уже через час после приземления Сергея вместо того, чтобы отпустить встретил следственный изолятор Красноярского УФСБ. В отличие от тюрьмы это заведение было необыкновенно ухожено и смотрелось довольно-таки пристойно. Камеры на одного-двух человек, белые простыни, довольно сносное питание и хорошая библиотека. Согласно закону его содержание не должно было превысить трех суток, поэтому Сергей особого волнения не испытывал, а отключившись решил отоспаться после такого стресса. Уже на третий день в изоляторе появился помощник прокурора.

Он ознакомил Лютого с предъявленным обвинением, которое по всем канонам юриспруденции было абсолютно абсурдно. Четыре статьи из уголовного кодекса сулили Сергею почти пожизненное заключение в колонии строгого режима. Склонение малолетки к сожительству, хранение оружия и взрывчатых веществ, уничтожение военного имущества, вот весь набор, вмененный ему следственным управлением.

Никто из руководства следственного управления не обратил внимания на то, что он почти в одиночку покончил с бандой, которая терроризировала всю Эвенкию. Сергей ходил по камере, словно туча. Он почти неделю не находил себе места.

Каждую ночь приходили видения, связанные с Кавказом и его таежным заточением. Не было в этих снах только одного — ни тюрьмы, ни колонии, и это вселяло в него надежду. Сергей, словно пророк, мог сам предсказать свою судьбу на ближайшие сутки. Сегодня он знал с точностью до минуты, что его ждет какой-то сюрприз. Уже с утра он томился в каком-то странном ожидании. «Кормушка» в камеру открылась, и противный казенный голос дежурного спросил:

— Фамилия, имя, отчество, статья обвинения, — сказал четко поставленный голос в дверное окошечко.

Лютый без запинки исполнил этот тюремный ритуал, будто в этой камере сидело еще человек двадцать, и снова услышал:

— От кого ожидаете посылку или передачу?

— Возможно, от матери, а возможно, от Виктора Господарского, моего друга?

— Кем вам, доводится Ермакова Виктория? — спросил голос, вытягивая из Лютого информацию.

Сергей задумался. К его горлу поднялся комок, который мешал ему говорить. Он вспомнил лицо милой его сердцу девчонки, которая сейчас снаружи следственного изолятора боролась за его освобождение.

— Потерпевшая, — с издевкой ответил Лютый и, взяв ручку, расписался в получении передачи.

— Слушай, шутник, она сказала, что она твоя невеста. Забирай свой мешок, да смотри не обожрись. А то получишь несварение желудка, придется тебя потом к врачам таскать, или обдрищешь тут всю камеру от потолка до пола.

Сергей схватил мешок и вытряс его содержимое на нары. Ему страсть как хотелось видеть от этой девчонки хоть маленькую записочку. Среди белья, колбасы, сигарет, сала, халвы он обнаружил вожделенный конверт с письмом, который не был запретом. С дрожащими руками Сергей вскрыл конверт. Почерка Вики он раньше не видел, но сразу оценил его каллиграфическую аккуратность. Буковки, словно штампованные, были как бисеринки, надетые на шелковую нить, радовали глаз безукоризненной красотой.

Здравствуй милый, любимый Сережка!

Мой дорогой и бесценный «человек-волк», с первых строк своего письма хочу сообщить тебе, что я вернулась домой к родителям. Мои старики были в шоке, когда увидели меня в полном здравии и порядке, да еще с прибавлением семейства. Первые дни даже собрался весь поселок, чтобы посмотреть на меня. Никто не предполагал, что я жива и здорова. Отец уже заказал мне памятник. Как только он увидел меня живой и здоровой, то сразу снял заказ. Когда родители узнали, что я жду ребенка, они были беспредельно счастливы. Мой отец, узнав о тебе, очень обрадовался и пообещал сделать все, чтобы у тебя был хороший адвокат. Я написала заявление начальнику следственного управления, что хочу стать твоей женой. В случае твоего подтверждения нас обещали расписать уже через пять дней. Адвокат сказал, что если мы поженимся, статья за совращение малолетней будет снята. Сейчас я живу у нашего майора-«летуна». У него очень милая жена, которая взяла меня под свою опеку. Витя говорил, что дойдет даже до Министра обороны Сердюкова, но тебя мы из тюрьмы вытащим. Мы все ждем тебя, и надеемся на скорую встречу. Очень тебя люблю, твоя Вика.

Сергей сидел на наре и несколько раз перечитывал письмо. Он старался выучить каждую букву, каждую запятую. На глаза накатили скупые мужские слезы, а в голове мгновенно нарисовался образ милой сердцу девчонки. От её письма вкусно пахло дорогими французскими духами и он, уткнув в письмо свой нос, с жадностью пылесоса втягивал в себя его благоухание. Не успев насладиться этим ароматом, как возле двери снова зазвенели ключи.

— «День полон сюрпризов», — подумал Сергей и приготовился.

Дверь в камеру открылась, в её проеме показалась фигура дежурного прапорщика с синими петлицами и в синей фуражке.

— Лютый, на выход!!!

Лютый вышел из камеры и по-привычке повернулся лицом к стене, держа руки за спиной.

— Вперед! — скомандовал прапорщик.

Сергей двинулся по коридору, следом за ним шел корпусной. Возле каждой решетки Сергей останавливался, и строго по инструкции поворачивался лицом к стене. В конце коридора была лестница, которая вела вниз, где располагались комнаты для допросов. Зайдя в одну из них, он присел на прикрученный к полу стул и, достав из кармана сигарету, закурил в ожидании следователя. Через несколько минут в комнату вошел мужчина лет сорока пяти с черным кейсом в руках. По всему было видно, что это адвокат.

— Будем знакомы, Сергей Сергеевич, я ваш адвокат, меня зовут Виталий Александрович Францев. Я буду в суде представлять ваши интересы. Меня нанял Еремин Николай Николаевич. Он, если не секрет, кем вам доводится?

Сергей пожал плечами, совсем забыв, что фамилия его будущей жены тоже Еремина. Тут до него дошло, что Николай Николаевич, это тот «бурундук Чип» в росомашьей шубе, которого он видел после освобождения из зоны, и с которым стояла Вика в здании аэропорта. От этих воспоминаний он засмеялся.