Тунгусский Робинзон
Шрифт:
После столь страстного и романтического вступления все было готово к трапезе. Гости расселись за столом в предчувствии праздника желудка и с огромным вниманием уставились на виновника этого торжества.
Сергей был приятно удивлен. На столе стояли до боли знакомые бутылки, которые были экспроприированы из секретной зоны, водочной базы тайных запасов дедушки Хрущева.
Виктору здорово повезло. Пока следователи ФСБ, занимаясь трупами своих коллег, на приватизированные запасы алкоголя никто внимания не обратил. Летчик даром времени терять не стал и за две бутылки коньяка успешно доставил аэродромным транспортом весь этот груз в свой гараж. В подвале гаража у Виктора был свой маленький «мужской клуб», где в часы досуга он прятался от жены. Жене, детям и теще вход в эти чисто мужские покои настрого был заказан. Майор после службы отдыхал здесь от семейной
Налив в бокалы вино, все присутствующие встали. Каждому хотелось в эти счастливые минуты выпить за героя и виновника торжества бракосочетания. До глубины души тронутый таким вниманием, Сергей поднял бокал и перехватил назревающий тост за его здоровье и освобождение:
— Я хочу, дорогие мои друзья, выпить сей лучезарный напиток дедушки Хрущева за свою жену. За эту милую девочку, которая прошла со мной через огонь, воду и медные трубы. За это милое существо, которое в самом начале нашего семейного пути, спасла мне жизнь. Огромное тебе, Вика, спасибо. Я очень-очень тебя люблю и хочу быть с тобой всю жизнь!
Все присутствующие, с умилением посмотрели на смущенную девчонку, и дружно заорали:
— Горько! Горько! Горько!
Лютый, предчувствуя сексуальную экспансию своей супруги, вытянул губы в трубочку, чтобы она вновь не смогла превратить их в перезрелую сливу. Он всеми силами старался избежать «садистского» посягательства столь страстной женщины. От кипящего в ее груди счастья она могла не только его губы травмировать, но и перегрызть рельс.
Но было поздно. Вика со страстью всосала в себя его губы и долго удерживала его в таком положении. Подобный наполненный страстью поцелуй вызвал у друзей бурные и продолжительные аплодисменты, переходящие в овации.
За долгие годы пребывания в неволе, Сергей оказался в кругу довольно верных и надежных друзей. Ему было в эти минуты удивительно приятно и от этого мурашки бежали по его спине. Среди этих милых ему людей было очень хорошо и даже как-то по-домашнему уютно. Вокруг стола сидели добрые друзья, а на столе стояла настоящая закуска. Вот, вот это и было ощущение настоящего и неподдельного счастья.
К удивлению Сергея Виктор, несмотря на столь короткий срок, так сдружился с ним, будто прошел плечом к плечу не одну боевую операцию. Лютый верил летчику, как самому себе. Внутреннее ощущение подсказывало Сергею, что судьба возможно на долгие годы свела его с Виктором. Лютый чувствовал, что Господарский настоящий русский мужик способный сохранить их дружбу в любой жизненной ситуации.
Первый день на воле вскружил голову Сергея и он, стараясь взять себя в руки, вышел на балкон. Широта и великолепие местного ландшафта до глубины души поразили его воображение. В оранжевом свете уходящего на запад солнца было что-то символическое.
Там далеко на западе, где уходящее солнце пряталось за линию горизонта, вдали от сибирских просторов его ждала мама. Вот уже десять лет, как он не видел её лица, не слышал ее голоса. За радостью долгожданной свободы в его душу вошла легкая и приятная грусть. Он вспоминал её добрые глаза, нежные и ласковые руки. Он вспомнил родной Калининград, его улицы уложенные брусчаткой, черепичные крыши, форты, озера, золотой берег Куршской косы и россыпи янтаря после шторма Балтийского моря.
— Витя, ты не возражаешь, если я поживу у тебя пару дней, пока мы с Викой не найдем себе квартиру?
— Бога ради, Сергей, можешь жить сколько хочешь! Я не возражаю, ты же тоже принимал меня в своей квартире как своего, — сказал летчик.
— Я уеду с Викой в Калининград, но пока я хочу разобраться, кто это такой таинственный Иван Иванович, который спит и видит, что я возвращусь на зону. Я поэтому хочу задержаться здесь в Красноярке до выяснения. Мне просто хочется довести дело до логического конца и поставить в этом деле точку, чтобы через суд реабилитироваться. Мне на гражданке места нет. Как закрываю глаза, так вижу голубое небо, купол парашюта и свист в ушах ветра. Я, Витя, ведь кроме того, как Родине служить, вообще ничего не умею. Вся наша семья служила отечеству. Прадед мой еще до революции воевал с японцами и за время своей службы стал полным Георгиевским Кавалером. Четыре креста украшали его грудь. Первый крест он получил за то, что взял в плен пятерых япошек, которые сами хотели его пленить. Он набил им рожи, забрал оружие и зимой босиком
доставил в штаб. Потом были еще подвиги. Знаешь, Витек, моя фамилия вписана в Кремле в Георгиевском зале на мраморной доске золотыми буквами. В 37 году комиссары хотели снять с него царские кресты, но прадед послал их и сказал прямо в глаза: «Награды эти на мою грудь не царь вешал, а Отчизна, которую я защищал и не вам голодранцы их трогать»! Прадеда тогда хотели этапировать в город, чтобы судить по 58-й, но до города было около ста верст. Его просто расстреляли. Начальник конвоя в тот день опаздывал на свадьбу. Он не хотел тащиться в областной город. Проще было пристрелить при его «попытке к бегству». Дед мой воевал и дошел до Кенигсберга, после ранения он демобилизовался и там же остался жить. Отец тоже был офицер — майор, но он погиб в 78 году в Праге на десятилетие входа наших войск в Чехословакию. Мне тогда только год исполнился. Мать всю жизнь прожила одна и старалась воспитать меня в духе нашей семьи, но……На глаза Лютого навернулась слеза. Он вытер ее тыльной стороной ладони и сказал:
— Черт, я на зоне стал такой сентиментальный. Как подумаю, что теперь я никому не нужен, так меня сразу начинает колбасить. Знаешь, как в народе говорят вот про таких, как мы?
— Не знаю, — ответил майор, — ну-ка, изобрази!
— А вот слушай! Как надену портупею, все тупею и тупею. Как сниму я портупею, ни хрена я не умею! Вот и я, Витек, ни хрена не умею, кроме как воевать!
Сергей глубоко затянулся и, покрутив в руках окурок, щелчком отправил его в дальний полет. Окурок, словно сбившийся с курса «трассер» описал дугу и упал на асфальт, разлетевшись россыпью искр.
— Ой, ой, слушай, что ты стонешь? У тебя тесть — директор золотого прииска. Он тебе баксов на раскрутку своего дела даст. Откроешь свою туристическую фирму, и будем с тобой делать бортные прогулки по местам секретных объектов времен развитого коммунизма. А еще будем потихонечку зелень стричь и рассказывать, как погиб известный на всю Сибирь Иван Росохин по кличке Росомаха.
— Да, погиб он очень страшно. Как сейчас вижу, волк ему глотку рвет…. Нет, Витя, за чужие бабки я не хочу устраивать свой бизнес. Хоть он и тесть, но это не в моих правилах. Если начинать с нуля, то я лучше бы нашим коньячком поторговал, не в каждом магазине купишь коньяк с пятидесятилетней выдержкой, да к тому же со звездочкой на этикетке.
— Да, звезду в те времена только на продукцию военпрома ставили. Вот качество было! До сих пор холодильники ЗИЛ со звездами работают как швейцарские часы. Нужно что-нибудь более радикальное придумать.
— Что ты предлагаешь? Тротил с бункера продать ментам по 200 рублей за сто граммов, как они покупают? Или америкосам то, что там под бронированным стеклом лежит?
— А что там?
— Ты меня спрашиваешь, будто я это знаю? Лазил я туда, ну видел. Лежит этот булыжник на постаменте под стеклом, словно музейный экспонат, а больше ни хрена нет. Я подходить туда вообще не имел никакого желания. Может там какая «химия или физика»? Получишь дозу радиации, будешь потом свой член на палец, как шнурок накручивать. А у меня вон жена, какая молодая!
— Пошли, выпьем, шалунишка! — сказам Виктор, приглашая Сергея в квартиру.
Свадьба выдалась на славу. Уже к полуночи все основные мероприятия вокруг накрытого стола были закончены. Женщины наводили порядок, а мужики стояли снова на балконе и наслаждались теплой майской ночью.
Естественно, что с утра для Сергея начнется новая жизнь, и сейчас было просто необходимо наметить план. Первым делом необходимо предпринять все меры, чтобы себя полностью реабилитировать. А значит, нужно было уже в ближайшие дни вступить в настоящую схватку с коварным врагом. Лютый понимал, что согласно русской пословице «один в поле не воин» он мог противопоставить свой профессионализм. В свое время Родина научила его не только из подручных средств делать оружие, но и аналитически мыслить. Сейчас просто необходимо применить это знание на практике, и Сергей был готов к этому.
Впервые в жизни Тощий столкнулся с настоящей «электричкой». Не успев открыть свой гараж, как в его лицо воткнулся кулак высокого покровителя. Через несколько минут, придя в себя, он открыл глаза и, наведя резкость, увидел лицо Иваныча. Инстинктивно Тощий полез за пояс, но ствола там он уже не обнаружил. Прямо перед ним своим смертельным зрачком на него глядело дуло австрийского «Глока».
— Тощий», а ведь за тобой должок? — проговорил слащавый и гадкий голос тайного покровителя.