Туннель

Он помолчал. Потом взглянул на Этель. Она застегивала перчатки, и это дело, казалось, поглощало все ее внимание.

Этель поднялась и улыбнулась Аллану.

– Папа, конечно, не поручал мне говорить вам это, Аллан! Он не должен знать, что я здесь была, – сказала она, понизив голос и протягивая ему руку.

Аллан окинул ее теплым, благодарным взором.

– Это было, действительно, очень любезно с вашей стороны, что вы посетили меня, мисс Ллойд! – сказал он и пожал ей руку.

Этель тихо засмеялась.

– Пустяки, – сказала она. – Мне нечего было делать эти дни, и вот я подумала, что хорошо бы посмотреть, как поживает Аллан. Good bye! [91]

И Этель ушла.

2

В этот вечер Этель за обедом была в таком превосходном настроении, что душа Ллойда радовалась. После обеда она обвила руками его шею и сказала:

– Будет ли у моего дорогого папочки завтра утром время поговорить со мной об одном важном деле?

91

До свидания! (англ.)

– Даже сегодня, если хочешь, Этель!

– Нет, завтра. И сделает ли мой дорогой папочка все, о чем попросит его Этель?

– Если смогу, дитя мое.

– Ты сможешь, папа!

На другой день Аллан получил собственноручно написанное, очень дружеское приглашение от Ллойда, явно свидетельствовавшее, что оно написано под диктовку Этель.

«Мы будем совсем одни, – писал Ллойд, – только втроем».

Аллан застал Ллойда в отличном настроении. Старик еще больше высох, и Аллану показалось, что он начинает впадать в детство. Так, он совершенно забыл о том, что Аллан посетил его прошлой осенью. Ллойд снова рассказал ему все подробности процесса Этель и смеялся до слез, когда описывал, как Этель издевалась над властями, плавая по морю на своей яхте. Он болтал о событиях последней осени и зимы, о скандалах и выборах. Хотя его разум как будто ослабел, он был еще очень оживлен, интересовался всеми новостями, хитрил и лукавил. Аллан рассеянно поддерживал беседу, слишком занятый своими мыслями. Он все не находил случая перевести разговор на туннель. Ллойд показывал ему проекты обсерваторий, которые он хотел подарить разным нациям, и как раз в тот момент, когда Аллан собрался заговорить о том, что ему было дорого, слуга доложил, что мисс Ллойд ждет их к столу.

Этель была одета как на придворный бал. Она была ослепительна. Блеск, свежесть, величие излучала она. Не будь на подбородке все разраставшегося лишая, портившего лицо, ее можно было бы признать первой красавицей Нью-Йорка. Аллан был поражен, когда увидел Этель. Он никогда раньше не замечал, как она хороша. Но еще больше поразил его актерский талант, который она обнаружила при встрече.

– Вот и вы, наконец, Аллан! – воскликнула она, глядя на него сияющими, искренними голубыми глазами. – Как давно мы-не виделись! Где же вы пропадали все это время?

– Не будь так любопытна, Этель, – укоризненно сказал Ллойд.

Этель рассмеялась. За столом она была в великолепном расположении духа. Они обедали за большим круглым столом красного дерева, который Этель ежедневно сама украшала цветами. Среди моря цветов голова Ллойда казалась причудливой, как коричневый череп мумии. Этель все время была очень внимательна к отцу. Он должен был есть только то, что она позволяла, и, отказывая ему в чем-нибудь, она ребячески хохотала. Все, что приходилось ему по вкусу, было запрещено врачами.

Его лицо исказилось гримасой удовольствия, когда Этель положила ему немного майонеза с омарами.

– Сегодня мы не будем так строги, dad, [92] – сказала она, – потому что у нас в гостях господин Аллан.

– Приходите как можно чаще, господин Аллан, – прохрипел Ллойд. – Она лучше обращается со мной, когда вы здесь.

Этель пользовалась каждым случаем, чтобы дать понять Аллану, как она обрадована его посещением.

После обеда пили кофе в высоком зале, похожем на пальмовую оранжерею. В громадном камине – замечательном и дорогом произведении эпохи Ренессанса – пылали прекрасно имитированные большие буковые поленья.

92

Папочка (англ.)

Где-то плескался незримый фонтан. Здесь было так темно, что видны были только силуэты сидевших. Ллойд должен был беречь свои воспаленные глаза.

– Спой нам, детка! – сказал Ллойд, закуривая большую черную сигару.

Эти сигары изготовлялись специально для него в Гаване и были единственной роскошью, которую он себе позволил.

Этель покачала головой:

– Нет, dad, Аллан не любит музыки.

Коричневый череп мумии повернулся к Аллану:

– Вы не любите музыки?

– У меня нет слуха, – ответил Аллан.

Ллойд кивнул.

– Это естественно, – начал он с неторопливой важностью старца. – Вам надо мыслить, и вам не нужна музыка… Прежде со мной было то же самое. Но когда я стал старше и у меня явилась потребность мечтать, я вдруг полюбил ее. Музыка нужна только детям, женщинам и людям со слабой головой…

– Фи, отец! – воскликнула Этель со своей качалки.

– Я пользуюсь привилегией возраста, Аллан, – болтливо продолжал Ллойд. – Впрочем, к музыке меня приучила Этель, моя маленькая Этель, которая сидит там и смеется над своим отцом!

– Разве папа не очарователен? – сказала Этель и посмотрела на Аллана.

Потом, после маленькой горячей перепалки между отцом в дочерью, во время которой Ллойду здорово досталось, Ллойд сам заговорил о туннеле:

– Как обстоит дело с туннелем, Аллан?

Из всех его вопросов ясно было видно, что Этель обо всем переговорила с отцом и Ллойд хотел облегчить Аллану задачу «обратиться к нему».

– Немцы собираются организовать регулярное воздушное сообщение, – сказал Ллойд. – Вам следует поскорее двинуть дело, Аллан!

Момент настал. И Аллан сказал ясно и громко:

– Дайте мне ваше имя, господин Ллойд, и я завтра же приступлю к работе!

На это Ллойд неторопливо ответил:

– Я уже давно хотел предложить вам это, Аллан. Я даже думал написать вам об этом, когда вас здесь не было. Но Этель говорила: «Подожди, пока Аллан сам обратится к тебе!» Она мне не позволила!

И Ллойд торжествующе заклохтал от радости, что нанес Этель удар. Но тут же на его лице появилось выражение крайней растерянности, так как Этель возмущенно ударила ладонью по ручке кресла, встала, вся побледнев, и крикнула, сверкая глазами:

– Отец! Как ты смеешь говорить такие вещи!

Она откинула шлейф, вышла и так хлопнула дверью, что зал задрожал.

Аллан сидел бледный и молчаливый: Ллойд выдал ее!

Старик смущенно вертел головой из стороны в сторону.

– Что я ей сделал? – пробормотал он. – Ведь это была только шутка! Я же не всерьез! Что же я сказал худого? О, как она умеет сердиться!

Он взял себя в руки и старался казаться опять веселым и довольным.

– Ничего, она вернется, – сказал он, успокоившись. – У нее прекрасная душа, Аллан! Но она вспыльчива и капризна, вся в мать. Впрочем, через некоторое время она обычно возвращается, опускается возле меня на колени, поглаживает меня и говорит: «Прости, папочка, я сегодня не в духе!»