Туркестанский крест
Шрифт:
– Залез я под танк и не знаю, что делать. Машина горит, а если боекомплект рванёт – мало не покажется! Прячусь за клубами дыма и понимаю, что и минуты не пройдет, как убьют. Бежать назад, к дому? Метров тридцать… Тоже верная смерть! А бой-то, наверное, последний, до Рейхстага километр остался.
Вот тогда-то я и решился на разговор с Богом, без всяких там молитв, так, по-солдатски. Мол, помоги, Господи! Молодой я, жить хочется, аж страсть. Помоги, что тебе стоит? Дай знак! Я по твоему знаку и рвану. Глаза прикрыл, жду, значит, знака… Вокруг пули летают… Автоматные – как воробушки посвистывают, пулемётные – фырчат, а те, которые в танк попадают, рикошетируют с каким-то загробным завыванием… И вдруг перед глазами появляется та самая цыганка, с Поворинского вокзала, и говорит с укором, мол, война кончается, а ты тут разлёгся. И командует – «Бегом марш!» Я по её команде, не раздумывая, вскочил и рванул к дому. Показалось мне тогда, что пока бежал, вечность прошла…
Домой вернулся, женился на девчонке, о которой всю войну мечтал. Выучился, детей родили, мальчика и девочку. И жена меня всю жизнь любит. Не скажу, конечно, что первая красавица, но вполне симпатичная, ты ж её знаешь. Другие женщины в моей жизни, если уж на чистоту, тоже были, но красавиц, на которых мужики оборачиваются, не было ни одной. Тебе же, за каких-то шестнадцать лет, аж трёх таких пообещали! А потом-то, может, и ещё три раза по три… А ты – маловато будет! Стыдитесь, Кольченко.
А если уж совсем серьёзно, то думаю я, что любовь красивой женщины – конечно же, награда. Узнать бы у кого, за что вручает судьба такие награды… – и он опять незаметно перешёл на шутливый тон.
Минут через десять, получив наказ служить достойно, Максим вышел из редакции на шумную улицу. В молодой траве качали золотыми головками будущие одуванчики. Над ними, ошалело вращая крыльями, надрывно жужжал чёрно-жёлтый шмель, опьянённый хмельной весной, выживший наперекор морозам и вьюгам. Кольченко брёл в сторону дома, всё отчётливее осознавая, какая сложная штука жизнь. Пошёл к умному человеку со своими вопросами, тот, вроде бы, всё разъяснил, а в результате вопросов стало ещё больше.
Скрип тормозов вернул его в настоящее. Уазик остановился в конце урочища Фирюза, у ворот, за которыми начиналась самая настоящая погранзона. До границы с Ираном отсюда было не больше трёх километров по Арчабильскому ущелью, в котором и располагалась застава «Фирюза». Слева и справа от ворот тянулся солидный забор, увенчанный спиралью колючей проволоки. Он перекрывал даже текущую по долине речку Фирюзинку, упираясь в отвесные скалы ущелья. Максим вышел из машины и с наслаждением вдохнул порцию чистого и относительно прохладного горного воздуха. Из калитки, расположенной рядом с воротами, появился пограничник с автоматом на плече. Он взглянул на документы лейтенанта, и открыл ворота.
– Можете проезжать. До заставы – чуть больше километра. С дороги не сворачивайте. Старший лейтенант Шевченко ждёт Вас.
Дальнейший путь пролегал по сказочно красивой местности. Дорога серпантином взбиралась вверх, а навстречу каскадами водопадов спускалась с гор весело бурлящая речка. Воздух был напоён мельчайшей водяной пылью, скалы поросли кустарником. На небольших и относительно ровных участках земли росли красавицы чинары и стройные пирамидальные тополя. Завершив подъём по «тёщиному языку», уазик въехал в Арчабильское ущелье. Оно оказалось ещё более красивым, чем Фирюзинское. Фирюза – дачный посёлок, горноклиматический курорт, а здесь – дикая природа в своей первозданной красоте. Само урочище не отличалось большими размерами: километра два в длину и не более пятисот метров в ширину. За ним каменным массивом, возвышались громады гор, вероятно, уже иранского Копетдага. Уютная долина радовала глаз изумрудным цветом, казавшимся таким необычным после желтизны каракумских песков. Обочины дороги заросли высокой и сочной травой. Речка спадала в долину водопадом и, извиваясь змеёй, неслась в сторону Фирюзы. В центре долины высились деревья, их кроны сплетались в сплошной зелёный шатёр. Вдоль дороги росли старые яблони с вполне созревшими яблоками на скрюченных ветвях. После раскалённых, унылых барханов Кизыл-Арвата это место казалось раем, причём со всеми его непременными атрибутами – с райским садом и с запретными плодами. Можно было не сомневаться, что и змей-искуситель здесь тоже водился. Проехав сквозь эти кущи, машина остановилась у белого здания погранзаставы.
«Именно так, наверное, и выглядит «небесная канцелярия» – завистливо вздохнув, подумал про себя лейтенант.
В беседке, под сенью раскидистой акации, сидел Денис. Пограничник был по-мужски красив: высокого роста, атлетически сложенный, с правильными чертами лица и чёрными, слегка вьющимися волосами. Глубоко посаженные карие глаза с проницательным взглядом, прямой греческий нос, волевой подбородок свидетельствовали о твёрдости характера, а приплюснутые боксёрские уши подчёркивали брутальность натуры. Он родился и вырос в Ленинграде, в профессорской семье и в дополнение ко всем своим внешним достоинствам был еще начитан и умён, свободно изъяснялся на французском языке, неплохо знал английский. За четыре года службы на иранской границе самостоятельно постиг фарси. В данный момент он исполнял обязанности
начальника заставы, то есть был на этом участке государственной границы самым главным человеком. За время учёбы Денис не женился, видимо не найдя достойную кандидатуру, но на отсутствие женского внимания пожаловаться не мог, ни в училище, ни здесь, в Туркестане, правда, до серьёзных отношений дело не доходило ни разу. С Максимом они сдружились в кизыл-арватском госпитале. У них было много схожего и в воспитании, и в чертах характера, и в мировосприятии. Денис был на пару лет старше, но это не отражалось на их взаимоотношениях. За тот госпитальный месяц они сблизились и, расставшись, какое-то время переписывались, но потом потеряли следы друг друга.Той осенью калейдоскоп туркестанских событий крутился с бешеной скоростью. Практически одновременно один из них угодил в спецназ ГРУ, а другой был переведён на афганскую границу, под Тахта-Базар. Казалось, суровая жизнь развела друзей навсегда, но Судьбе было угодно вновь пересечь их пути, столкнув лбами в библиотеке дома офицеров. По дороге на заставу Максим рассказал Злате всё, что знал о Денисе, и теперь она с интересом разглядывала его друга.
– Я уж думал, что не приедешь. Всем – добрый вечер и добро пожаловать! – с восхищением глядя на девушку, произнёс пограничник. – Знакомь со свитой!
Максим представил всех друг другу, и инициативой вновь завладел Денис.
– Макс, учитывая твою тягу к романтике, я дал команду разбить шатёр на сказочной полянке у водопада. Это специально подготовленное место, мы там обычно размещаем начальников, приезжающих с проверками. Вам, двоим, места точно хватит! Григория Семёновича разместим в ленинской комнате, рядом с Марксом и Энгельсом, а водителя определим в казарму к пограничникам, – он вопросительно глянул на Максима, – возражений нет?
После раскалённого Ашхабада – палатка у водопада! Звучало заманчиво, но лейтенант на всякий случай уточнил, входит ли в комплект полотняного шатра противопаучий набор – кошма и длинная верёвка из овечьей шерсти. Уж очень не любил он скорпионов, фаланг и каракуртов! И, наверное, потому что никаких других надёжных способов защиты от ядовитой нечисти не существовало, он верил в чудодейственность этих немудрёных атрибутов из жизни кочевников.
– Обижаешь, начальник… – театрально сморщил нос Денис, – план таков: сейчас подойдёт Ровшан – бача из Хорога, отличный парнишка, учит меня премудростям дари. Вы с ним выдвигаетесь на обговоренную точку в район водопада. Он всё расскажет и покажет. Можете искупаться и расслабиться. Хозяйские хлопоты возьмёт на себя Ровшан, а я после отправки нарядов на охрану госграницы, где-то через часик, приеду к вам с холодной водочкой на горячие шашлыки, которые к тому времени, несомненно, будут готовы. Промоем печень от остатков желтушного билирубина, и ты, наконец-то, расскажешь мне и про свою войну, и про свою непутёвую жизнь. Лады?
–Хоп! – кратко отозвался Максим.
– А вот и Ровшан! Давай-ка, брат, забирай гостей и вези их на водопад, а потом, на этой же машине, пулей ко мне, для уточнения задачи. Понял? – Денис хлопнул пограничника по плечу. – Заскочи по дороге к старшине, возьми у него нулёвые комплекты белья и банные полотенца. Вперёд!
Бача метнулся в каптёрку и через минуту вынес оттуда стопку чистого постельного белья, три куска банного мыла, тюбик лецитинового шампуня и три роскошных махровых полотенца, с которыми не стыдно было бы выйти и на сочинский пляж. Уазик тронулся и, недолго попетляв между деревьев по едва заметной грунтовой дороге, выскочил на небольшую ровную площадку – уютное местечко среди вековых чинар на берегу речки с ласковым названием Фирюзинка. По центру располагалось выложенное камешками место для костра, вокруг него, не симметрично, разместились семь достаточно крупных валунов, на которых, наверно, было удобно сидеть у огня, одномоментно созерцая и пляску языков пламени костра, и струящийся поток реки. Ближе к берегу, под чинарой с идеально раздвоенным стволом, достойной пера Омара Хайяма, была оборудована курилка со скамейками, стоящими под прямым углом друг к другу. В выкопанную между ними ямку практически без зазоров вписалась цинковая коробка из-под патронов, служившая урной для окурков. С противоположной стороны, между кострищем и водопадом, в каменистом грунте было выкопано углубление под большую квадратную палатку, дно и стенки которого были обложены плоскими скальными обломками, подогнанными друг к другу плотно и красиво, как мозаичные осколки. Над всем этим великолепием возвышался деревянный столб с крестовиной для фиксации углов полотнища палатки.
– Здесь располагайтесь пока, пожалуйста! Пойдёмте, я покажу водопад и место, где удобнее всего купаться, – с улыбкой на лице произнёс Ровшан, приглашая жестом следовать за собой.
По тропинке сквозь заросли арчового кустарника, они вышли к водопаду и замерли в немом восторге. Фирюзинка в этом месте спадала с края широкой скалы. Срываясь с пятиметровой высоты на большие округлые камни, она, игриво брызгаясь, стекала в овальное озерцо. Стремительный поток, ненадолго замерев в этой каменной ванне, с журчанием уносился вниз по долине.