Туз Черепов

Он крепко сжал глаза. «Не сейчас».

Когда он открыл их, на скамье опять лежал Кондред, из его губ текла кровь, а зрачки вращались, как у обезумевшей лошади. Крейк подхватил брата под руки, прижал к груди и потащил по полу, торопливо и грубо.

«Ты делаешь мне больно, дядя Грайзер, — донесся из темноты голос маленькой девочки. — Очень больно».

Вот тут из его губ вырвался крик, пробившись через стиснутые зубы. Но он принял свое горе, почерпнул в нем новую силу и втащил Кондреда в открытую дверь эхо-камеры, в тот самый кошмарный портал, через который когда-то внес дочку Кондреда. Кондред скользил и извивался, так и этак, но Крейк был неумолим. Рука ударила его по носу, и Крейк вздрогнул от боли. Он не отступит. Напрягая мышцы, он потащил брата дальше через люк. Когда Кондред наполовину оказался внутри, Крейк схватил брата за бедра и втолкнул внутрь его дергающиеся ноги.

«Очень больно…»

Он захлопнул крышку. Окровавленная детская ручка ударила изнутри по иллюминатору. Крейк, испуганный, отскочил. Потом его лицо покраснело от гнева, и он бросился к контрольной панели. Не обращая внимания на показания счетчиков, он передвинул верньеры, выстроив хорду ужасной дисгармонии.

Крошечные ручки обняли его ногу, к нему прижалось холодное маленькое тельце.

— Отличная попытка, — с ненавистью сказал он и повернул включатель.

Эхо-камера выпустила по Кондреду акустический залп, мешанину из вибраций и гармонических колебаний, которые набросились на демона и стали его бить и терзать. По винному подвалу пронесся жуткий крик — звуковой поток разрывал демона на части. Казалось, что звук шел отовсюду: из стен, из пола, из головы Крейка. Казалось, что он никогда не кончится, но вот он смолк, уйдя на невообразимое расстояние.

Крейк не прекращал атаку, пока не убедился, что никакая маленькая девочка не держится за его ногу. Только тогда он выключил эхо-камеру и осмелился взглянуть вниз, потом рывком открыл дверь. Кондред неподвижно лежал, свернувшись в клубок; глаза закрыты, нос и рот вымазаны красным.

Мертв?

— Ты не умрешь! — яростно проорал Крейк. Он потянулся внутрь и потащил брата наружу. Он не разрешит Кондреду умереть. Он не даст этому случиться, одной силой воли. Он и наполовину не любил брата так, как любил Бесс, но убить обоих в одном святилище… нет, это больше, чем он сможет выдержать. Этого не произойдет, и точка. Мир не может быть таким жестоким.

Понадобилась вся его сила, чтобы вытащить брата из эхо-камеры. Наконец тело выскользнуло из камеры, босые ноги тяжело и неуклюже ударились о пол. Крейк споткнулся под тяжестью неподвижного груза и опустился на пол. Какое-то время он сидел, держа на коленях голову Кондреда, словно тот был его любовником, и выискивая на бледном расслабленном лице признаки жизни.

Внезапно глаза Кондреда открылись, и он закричал.

— Нет! Не трогай меня! Нет! — орал он, размахивая руками, словно защищаясь от невидимых врагов. Он отполз от Крейка, перекатился и, прижав руки к лицу, скорчился на боку, словно защищаясь от кого-то. Потом он успокоился, все еще настороженный, словно проснулся после ночного кошмара

— Где человек в черном? — хрипло прошептал он. Он встал на колени. — Чужак? — Его глаза уставились на Крейка. — Он ушел?

При этих словах сердце Крейка печернело. Не удивительно, что он почувствовал что-то ужасное, когда вошел в этот дом. Один из них был здесь. Человек в черном. Император.

— Да, Кондред, — тихо ответил Крейк. — Он ушел

Кондред только сейчас сообразил, кто находится перед ним.

— Грайзер? — хрипло спросил он.

Крейк почувствовал, как слезы навернулись на глаза и постарался не заплакать.

— Это я, — сказал он.

Кондред по-прежнему глядел на него, вытаращив от изумления глаза. Потом брат кинулся к нему. Крейк поднял руки, но слишком медленно, и не успел остановить Кондреда, который обнял его и крепко сжал в объятиях.

Вот тогда Крейк заплакал и никак не мог остановиться. Слезы капали из глаз, пока он держал брата, хрупкую оболочку человека, которого знал, и, несмотря на всю их вражду, он сжимал его как нечто дорогое и давно потерянное. После того, как его схватили шакльморцы, он ожидал чего угодно, но только не этого.

— Никогда не думал, что вновь увижу тебя, — наконец сказал Кондред над его плечом. — Кровь и сопли, после всего, что я потерял, я думал, что потерял и тебя.

— Кондред… — сказал Крейк. — Кондред, прости меня за…

Эти слова сломали его; слезы потекли потоком, он схватил спину брата пальцами, как когтями, и сильно сжал. Но пока охваченный горем Крейк ревел, Кондред не пролил ни одной слезинки. Он ровно дышал, держал брата и… молчал.

В конце концов, Кондред освободил его, и они уселись лицом друг к другу на каменном полу, окруженные разрушенными приборами святилища. Мрачный электрический свет отбрасывал глубокие тени, вокруг лежала темнота. Крейк ждал — наполовину с ужасом, наполовину с надеждой, — когда брат заговорит.

Кондред вытер кровь со рта рукавом ночной рубашки. Он был слаб, голова, наверно, страшно болела, но он не жаловался. Таков был стиль его жизни. Их отец никогда не любил тех, кто жалуется.

— Грайзер, — наконец сказал он. — Ты не знаешь, что такое потерять ребенка, и я молюсь, чтобы ты никогда не узнал. Если бы ты спросил меня об этом до того, как Бесс умерла, я бы сказал тебе, что буду охотиться на тебя до самых дальних краев земли и до тех пор, пока не увижу тебя мертвым. Но даже у ненависти есть предел, по меньшей мере у моей, и я давно достиг его. Бесс ушла, Аманта… — он сглотнул, — ушла… Какой смысл в мести? Назло себе самому убить последнего человека, которого я любил?

Крейк почувствовал удар в грудь, физическую боль. Услышать, как Кондред говорит такое… Он никогда даже представить себе не мог, что Кондред чувствует к нему нечто большее, чем презрение. Но разве Кондред не приютил его, когда Крейку негде было жить, разве не сделал его частью семьи, пусть и неохотно? Разве он не делал то, что и должен делать брат, даже хотя каждое действие сопровождалось презрением?

— Я не могу объяснить это тебе, Грайзер, — прошептал он. — Я просто… Однажды я просто перестал тебя ненавидеть. И я решил, что разрешаю тебе уйти. Ты достаточно настрадался. Заставлять тебя страдать дальше… Бесс это не вернет.

Крейк никогда не слышал, чтобы Кондред говорил таким образом и не знал, что сказать в ответ. Слова казались плохим орудием для такой цели.

— Это была случайность… — наконец сказал он и замолчал, потому что это прозвучало жалко.

— Я знаю, — кивнул Кондред. — Я знаю, конечно. Ты обожал ее. Как и мы все.

Но Крейк решил двигаться дальше, хоть и вслепую. Если он не выскажется сейчас, то возможности, скорее всего, больше не будет.

— Это не я… — сказал он. — Ты понимаешь, что это сделал не я? Мной завладел демон. Это была моя ошибка, моя, черт побери, но тогда меня не было в моем теле, это сделал не я. — Слезы брызнули опять. — Я закрыл дверь. Я всегда закрывал дверь. Но, может быть, на этот раз…

— Ты закрыл дверь, — сказал Кондред утомленным, лишенным чувств голосом. Словно из него все вытекло. Он никогда не позволял эмоциям вырваться наружу, и, наверно, уже выплакал все свои слезы, даже если они у него были. — Я знал, что ты делал там.

Крейк с удивлением посмотрел на него. Кондред фыркнул:

— Ты жил под моей крышей, проводил все время в винном погребе и делал вид, что работаешь над каким-то большим изобретением. Неужели ты думаешь, что я не знал о том, что ты строишь какую-то ученую штуку? Я боялся, что ты можешь взорвать дом. И всегда имел второй ключ, Грайзер. Так что когда ты уходил, я спускался вниз.