Туз в трудном положении

– Билет на самолет был выписан на имя Джорджа Керби.

На последних двух словах голос Экройда стал пронзительным. Тахион вытащил карту из замка и открыл дверь. Заходя, он услышал, как Хирам пророкотал:

– Билеты на имя призрака.

Экройд отозвался:

– Ага, на призрака. На восставшего из мертвых.

– Джеймс Спектор! – заявил Хирам.

– И оба Джорджа Керби восстали из мертвых, – подхватил Джей. – Она наняла этого сукина сына, Несущего Гибель.

Оба стояли к нему спиной и не услышали, как он вошел.

– Надо всех предупредить, – сказал Хирам. Он прошел через комнату, взял телефонную трубку и вызвал оператора. – Соедините меня с Секретной службой.

Наконец они его заметили. Хирам воззрился на него со страхом. Экройд по-змеиному полуприкрыл глаза.

– Это… это неправда, так ведь? – отчаянно взмолился Хирам. – Это ведь просто какая-то страшная ошибка, да? Грег не мог…

Тахион сочувствовал гибели грез и крушению доверия.

– Хирам, – сказал он мягко, – мой бедный, бедный Хирам. Я видел его разум. Я коснулся Кукольника. – Снова вернулся тот ужас, и Тахион передернулся. – Все в тысячу раз хуже, чем мы могли себе вообразить.

У Тахиона подкосились ноги. Он сел на ковер, уткнулся лицом в ладони и заплакал. Сквозь туман собственного горя он услышал, как Хирам сказал:

– Боже, прости меня!

«За что Ему тебя прощать? Это я должен был заметить! Двадцать лет! Я должен был понять! Мне следовало знать!»

От рыданий у него болела грудь. Тахион понял, что скатывается в истерику. Он угрюмо стал брать над собой контроль, и его рыдания стихли.

– Что будем делать? – спросил Хирам.

– Разоблачим его, – ответил Джей.

Тахион стремительно вскочил на ноги.

– Нет! – воскликнул он. – Экройд, ты в своем уме? Широким массам нельзя говорить правду!

– Хартманн – чудовище! – возразил Джей.

– Я это знаю лучше всех, – согласился Тахион. – Я искупался в сточных водах его разума. Я ощутил ту мерзость, которая в нем живет, – Кукольника. Он прикоснулся ко мне. Вы себе даже представить не можете, каково это было.

– Я не телепат, – ответил Джей. – Ну и что? Я все равно не собираюсь помогать вам обелить Хартманна.

– Ты не понимаешь, – сказал Тахион. – Почти два года Лео Барнет всех доставал мрачными предостережениями относительно преступных тенденций диких карт, раздувая страхи и подпитывая недоверие к тузам. А теперь ты хочешь, чтобы мы признали, что он был прав, что чудовищный тайный туз действительно оказался у власти. И как, по-твоему, люди на это отреагируют?

Джей пожал плечами.

– Ну и что? Изберут Барнета – подумаешь! Четыре года будем иметь в Белом доме придурка-расиста. Мы смогли выдержать Рейгана все восемь.

Тахион был поражен его идиотизмом.

– Ты не представляешь себе и половины того, что я прочел в голове у Хартманна. Убийства, зверства – и он вечно в центре своей паутины, а Кукольник дергает его за веревочки. Предупреждаю вас: если станет известна вся правда, общее отвращение запустит такой террор, по сравнению с которым преследования пятидесятых годов покажутся мелочью. – Такисианец отчаянно взмахнул рукой. – Он убил собственного неродившегося младенца и смаковал боль и ужас его гибели. А его марионетки… тузы, джокеры, политики, религиозные деятели – все, кому хватает глупости прикоснуться к нему. Если их имена станут известны…

– Тахион! – прервал его Хирам.

Он говорил тихо, но в каждом произнесенном звуке слышалась мучительная боль.

Тахион бросил на Хирама виноватый взгляд.

– Скажи мне, – попросил Хирам, – эти марионетки… я был… одним из…

Он не договорил, поперхнувшись последними словами.

Тахион кивнул. Быстро и едва заметно. По его щеке скатилась слезинка. Он отвернулся. У него за спиной Хирам проговорил:

– В каком-то нелепом смысле это даже смешно. – Однако он не смеялся. – Джей, он прав. Это должно остаться нашей тайной.

Обернувшись, Тахион увидел, что Экройд переводит взгляд с него на Хирама и обратно. В глазах сыщика стояла горечь.

– Делайте что хотите, – сказал он, – но не рассчитывайте, что я стану голосовать за этого хера. Даже если бы я был зарегистрирован.

Внезапно Тахион понял, что вопрос слишком важен. Нельзя полагаться на одно только ничем не подкрепленное обещание.

– Мы должны дать клятву, – сказал Тахион. – Торжественно поклясться, что мы сделаем все, от нас зависящее, чтобы остановить Хартманна, и что мы унесем эту тайну с собой в могилу.

– Ох, избавь! – простонал Джей.

– Хирам, бокал! – потребовал такисианец. Хирам вручил ему недопитый стаканчик, и Тахион выплеснул его содержимое на ковер. Наклонившись, он извлек из наголенных ножен кинжал и продемонстрировал клинок потрясенным мужчинам. – Мы должны поклясться кровью и костью, – объявил он.

Несмотря на то что он не слишком уверенно держал рукоять в скользкой от пота ладони, он резанул себя по левому запястью и с удовлетворением отметил, что единственной его реакцией стал едва слышный вздох. Возможно, Земля не заставила его размякнуть так сильно, как он опасался. Тах подержал рану над стаканом, пока на дне не собрался сантиметровый слой крови, а потом перетянул себе запястье носовым платком и протянул свой кинжал Экройду.

Сыщик воззрился на клинок.

– Шутишь!

– Нет.

– А можно вместо этого пописать? – предложил Экройд.

– Кровь – это порука.

Хирам вышел вперед.

– Я это сделаю, – сказал он, берясь за кинжал.

Скинув белый льняной пиджак, он закатал рукав и сделал надрез. Боль заставила его резко втянуть в себя воздух, но рука у него не дрогнула.

– Как глубоко! – пробормотал Тахион.

Рана была настолько глубокой, что представляла собой опасность для жизни. Неужели Хирам настолько потрясен случившимся, что готов даже на самоубийство? Хирам поморщился и поднес раненую руку к стакану. Красная полоска поднялась выше.

Тахион устремил суровый взгляд на Экройда.

Джей глубоко вздохнул:

– Так вы – Том Сойер и Гекльберри Финн! Значит, мне остается роль негра Джима, – проворчал он. – Когда все закончится, напомните мне сходить к психиатру.

Он взял кинжал и взвизгнул, когда лезвие впилось в кожу.

Приняв от покрывшегося испариной Джея стакан, Тахион покрутил его, смешивая три крови, а потом воздел над головой и произнес по-такисиански: «Кровью и костью клянусь в этом». Договорив, он запрокинул голову и одним глотком выпил треть содержимого.