Твари распада

– Причин, по которым, они такими стали больше нет. Повсюду была паника…

– Только не в городах – людей просто не проинформировали о происходящем.

– А надо было, чтобы помимо мёртвых, ещё и живые начали топтать и убивать друг друга?!

– Да пусть хоть так. Люди имеют право защищать себя сами. К чему привело это замалчивание? Всё равно все умерли! – я развёл руки, указывая на автомобильный ряд.

– Что было, то было, – неожиданно спокойно и рассудительно сказал майор.

Я думал, он ещё продолжит спорить, как военный, привыкший считать, что всё благо исходит от начальства.

– Куда теперь? – спросил я.

– Пока никуда. Ждём группу выживших, – он махнул рукой в направлении оставленного джипа, как бы напоминая про сообщение по рации.

– Мы замёрзнем.

Солнца уже не было, дождя, насколько помню, тоже, но было ощущение, что к вечеру, вся эта влага в воздухе и в нашей обуви обогатится прекрасным охлаждающим свойством.

– Есть где погреться, – небрежно обронил Юрий Александрович.

Я посмотрел вдоль дороги. Повсюду стояли металлические конструкции с покойниками внутри.

«Погреться».

– А почему у всех машин выключены двигатели? – спросила Жанна.

Майор помолчал, почесал подбородок.

– Мне все детали не известны, но насколько могу судить, изначально планировалось, что остановят только движки. Сейчас большинство машин с электроникой, так что достаточно хорошего ЭМИ-удара и двигатели отключатся. Но наш народ очень мастеровит… Бывает. И многие залезли под капот, поколдовали там, и некоторые машины снова завелись. Начались давки и драки, потому что те, у кого машины были на ходу, не могли объехать тех, кто стоял. Ну, в общем… Дальше сама, девочка.

– А чем их так? – спросил уже я.

Я думал, он не ответит, но он среагировал:

– Не знаю.

Кожа на них была сморщенной, как будто из людей выпарили всю влагу разом. Не знаю, что это было за оружие, но оно убило всех.

Мы дождались группу. Она состояла из нескольких женщин и мужчин, одного младенца на руках женщины, одетой в ночнушку и кроссовки, и троих парней с автоматами – всего около десяти человек. Один, видимо старший по званию приветствовал майора, отдав ему честь. Ни одного имени я не запомнил.

Майор приказал дать женщине в ночнушке какую-нибудь одежду, затем был короткий спор о том, где всем остановиться, чтобы перевести дух и решить, что делать дальше. Нежелание вытаскивать высушенные трупы из машин, чтобы занять их место победило, и мы по очереди, страхуясь верёвкой, заскользили вниз.

На распутье

Люди были напуганы. Многие были не в состоянии двигаться. Но двигаться было нужно. Позади нас остался океан мёртвых, движимый неизвестными силами, и ждать, когда этот океан достигнет нашего броневика, совсем не хотелось.

Женщину с ребёнком укутали во что было. Жанна, покопавшись в рюкзачке, нашла расчёску и мыло – дала их молодой матери, чтобы та помыла ребёнка и расчесала спутавшиеся волосы. Когда женщины и моя Жанна удалились, я остался наедине с пахнущими кислым потом военными и несколькими мужчинами из гражданских.

– Так, господа, – начал майор – вот что мы имеем. У нас есть несколько стволов, но патронов мало. Еды нет. Вернуться назад мы не можем. На мой взгляд, всё, что нам остаётся – это двигаться вперёд.

– К чему двигаться?! – крикнул один гражданский, одетый в синюю спортивную куртку и спортивные штаны.

– Если двигаться по этой дороге от города, мы очень скоро выйдем к одному из городов-спутников Питера. Там будет и еда и…

– Троглодиты, – вставил другой гражданский.

Он чем-то напоминал сотрудника банка: коренастый, с круглым животом, в порванной рубашке с белым воротником. Точнее, он когда-то был белым.

– … крыша, – закончил майор – В любом случае, это будет лучше, чем торчать здесь и отправиться на корм или просто умереть от голода.

– Ну допустим, – очень нагло, как будто ему все тут должны, произнёс парень в спортивном костюме – а если дохлятина там тоже есть?

– Не «если» – троглодиты там точно есть. Но их там гораздо меньше. Кроме того, насколько мы можем судить, к нам в лагерь их привели, они управляемы. Лагерь был большим, кто бы ни руководил ими, он знал, что мы там. Теперь эффект неожиданности будет на нашей стороне.

– А кто их туда привёл? – не унимался парень – Может быть, это животные, кто-нибудь видел хоть одно животное с тех пор, как этот пиздец случился?

– Кхм. Женщин здесь нет, – майор тяжело посмотрел на парня в спортивке, его манера разговаривать начинала раздражать – У нас сейчас одна дорога, – жёстко сказал он, отрезая дальнейшие рассуждения – сейчас нам надо прорваться в один из городков на этой дороге, рассчитываем теперь только на себя.

– Может нам лучше ехать на этом, – банковский сотрудник обвёл внутренность джипа, где мы находились.

– Джип не проедет по тем болотам, тут гусеничная техника бы пригодилась. Дорога полностью заблокирована машинами, сами видите. И вот что… Идти нам придётся тоже не по дороге, – он поднял руку, чтобы остановить готовящуюся волну возгласов – теперь люди нам тоже враги. Ещё раз говорю: с этого момента мы сами по себе. Это значит, что, за исключением правительственных сил, если они ещё где-нибудь остались, мы должны относиться ко всем встреченным живым людям очень подозрительно.

– Мне бабушка рассказывала, – вставил я – про случаи каннибализма в блокадном Петербурге. Говорила, что у тех, кто ел человечину, глаза светились.

– Они светились, потому что тот, кто съедал хоть что-то, выглядел лучше, чем остальные и окружающим казалось, что он светится, – спокойно объяснил Коненков – Всё, отбой. Ждём женщин и идём. Возьмите всё, что есть полезного в машине.

– А что тут можно взять? – полушёпотом спросил банковский клерк.

Когда спина майора скрылась за насыпью дороги, парень в спортивке громко, но не слишком, чтобы майор вдруг не услышал произнёс:

– А чего эта сука тут командует?

– Да заткнись ты уже, – сказал банковский служащий.

Парень со злостью в утонувших под низкими надбровными дугами глазах посмотрел на него.

– Не забуду.

В путь-дороге

Ну, вот мы и идём. Если честно, эмоционально всё то, что произошло с лагерем и дальше, до меня в полной мере ещё не дошло. Как в самом начале – когда мозг отказывался верить в происходящее. Разница была, пожалуй, в том, что тогда это было просто… Ну, немыслимо, такого не бывает, это просто что-то невообразимое, не реальное, чушь, фантастический бред, лютая ахинея. А в теперешней ситуации мозг просто не успел отойти от впечатления о лагере и его гибели и перейти к дальнейшим событиям. Я не мог зацепиться за происходящее вокруг, всё текло, а я бултыхался в этом течении.