Тверской баскак. Том Пятый

Тут мой рот самопроизвольно кривится в ироничной усмешке.

«Если вообще эти понятия применимы к этому кровавому времени!»

Чувствую, что кто-то дергает меня за рукав, и поворачиваю голову. Это проводник. Он настойчиво пытается привлечь мое внимание.

— Эй, тебе не туда! — Он тыкнул в поток людей и телег сворачивающий к городским воротам. — Тебе прямо! Замок герцога там.

Под любопытные взгляды беженцев берем правее и выезжаем на дорогу, что идет в обход Мюнхена на юг.

Все это время проводник не затыкается и непрерывно болтает.

— Людвиг Суровый не любит город, ныне в Мюнхене стало слишком тесно и грязно. Герцог предпочитает жить в замке, что я показывал тебе. Помнишь остров…?

Конечно я помню, но пускаться в разговор со словоохотливым немцем мне неохота, и я лишь молча киваю.

Видя мое нежелание, проводник тоже умолкает, и дальше мы уже едем в тишине, пока из леса на другом краю равнины не появляется большой отряд всадников. Даже отсюда различим блеск металла и характерная дрожь земли под копытами тяжелых рыцарских лошадей.

Сомнений нет, навстречу идет отряд тяжелой конницы и намерения его далеко не ясны. Да, мы ехали не таясь, и новость о посольстве должна была уже достичь герцога, но во избежание неприятных сюрпризов два десятка стрелков по команде Соболя выезжают вперед и достают пищали. Выстроившись поперек дороги в две шеренги, они готовятся встретить возможное нападение дружным залпом. Еще три десятка во главе с Калидой собираются позади них для контратаки. Мы готовы к любому исходу, но я все же очень надеюсь, что нам навстречу мчится почетная встреча, а не атакующий отряд.

«Ну не идиот же герцог! — Мысленно убеждаю самого себя. — Хотел бы напасть, так устроил бы засаду на переправе!»

Пыльное облако приближается, и уже можно различить всадников в кольчугах и шлемах под сине-белым штандартом герцогов Баварии. Стук лошадиных копыт врезается в уши, Соболь поднимает оголенную саблю.

— Товсь!

Стрелки вскидывают пищали, целясь в приближающуюся конницу, но у идущий галопом кавалерии хватает здравого смысла сбросить ход шагов за сто, и я облегченно выдыхаю.

— Отставить! — Кричу на всякий случай, ибо не дай бог нервы у кого-нибудь не выдержат.

Стрелки поднимают стволы ружей вверх, а я, ткнув кобылу пятками, выезжаю вперед. Калида и Соболь тут же пристраиваются справа и слева. От команды встречающих тоже отделяется всадник и парадным аллюром скачет нам навстречу.

«Встреча на Эльбе, мать его!» — Выматерившись про себя, успокаиваю натянутые нервы и одеваю на лицо радушную улыбку.

— Посол Великого хана и консул Твери, Иоанн Фрязин! — Представляюсь подъехавшему всаднику, и в ответ тот, едва склонив голову, лишь намечает приветственный поклон.

— Граф Отто фон Вильденау, командор замка Коленинзель.

Граф и не менее сотни всадников в полном вооружении. Пробегаюсь оценивающим взглядом по рядам встречающих. Хауберки с латными пластинами на груди, кольчужные чулки, кованые шлемы с забралами… В общем полный набор, который по мнению герцога должен произвести на нас неизгладимое впечатление'.

«Отсюда и галоп, и штандарт, и боевые копья! — Делаю очевидный вывод. — Нас банально пытались припугнуть! Нет, господа, не на тех напали. Нас такими штучками не пронять! Мы и сами кого хошь напугаем!»

Усмехаясь про себя, выслушиваю приглашение графа проследовать в замок Коленинзель.

* * *

В высоких потолочных арках застывает эхо наших шагов, а в десятках нацеленных на нас глаз я читаю удивление, перемешанное с разочарованием. Думаю, очень многие в этом зале рассчитывали увидеть жутких страшилищ. Тех чудовищ, что примчались с другого конца земли и истребили по пути сотни народов, а тут вроде бы обыкновенные люди и даже одежда не сильно отличается. Надо сказать, у меня тоже довольно странные ощущения. Все вокруг напоминает мне любительскую постановку в провинциальном театре. Какой-нибудь Золушки или Короля Лира…! С высокими колпаками и тяжелым бархатом платьев у дам, с мужскими чулками и буфами у мужчин, и длинными носами туфель без каблуков у тех и других. Но нет, пожалуй, беру свои слова назад, ни в одном даже самом задрипанном театре не будет такого острого, пропитавшего стены запаха сырости и немытого человеческого тела.

Мы с Калидой проходим через зал и останавливаемся перед креслом герцога. По обе стороны от него полукругом выстроились придворные. Зал небольшой, прямоугольной формы, и высоченные потолки визуально делают его еще меньше. Народу за герцогским кресло выстроилось немало, и всем им приходится тесниться. Сам герцог Людвиг II тоже напряжен, на его еще молодом лице написана тщательно скрываемая растерянность. Единственно, кто чувствует себя совершенно свободно в этом зале — это шут. Он сидит на каменном полу, прямо перед троном, в грубых зеленых лосинах и колпаке с рожками. Точно таким, каким бы нарисовал его художник все того же провинциального театра.

Остановившись в трех шагах от герцога, склоняю голову в поклоне и приветствую хозяина замка на баварском диалекте немецкого. Моя речь, как и произношение, вызывает у придворных общий вздох удивления, что только подтверждает мою мысль о том, кого они все ожидали увидеть.

— Повелитель необъятной империи, на которой никогда не заходит солнца, Великий хан Мунке послал меня к тебе, высокородный герцог, дабы выказать тебе свое уважение и расположение богатыми дарами.

Я не знаю всех титулов Великого хана и пунктов обязательной церемонии, поэтому леплю отсебятину без всяких угрызений совести. Как скажу, так и будет! Проверять меня некому, и претензий ждать не от кого. Меня больше волнует результат, и пока стража вносит сундук с дарами, а стоящая за троном знать восторженно реагирует на щелчок зажигалки, я думаю о том, как бы мне перевести формат общения из общедоступно-парадного в кулуарный.

Смотрю, как Калида поднимает тяжелую крышку и медленно достает подарки. Каждый из них сопровождается восхищенным вздохом придворным, которые не в силах скрыть своего изумления.

Маленькое овальное зеркало в золотой оправе, рулон шелковой ткани, ящичек с пряностями, сабля дамасской работы с украшенной рубинами рукоятью, и прочее… Все это для стоящей передо мной немытой, но напыщенной знати представляет собой такое немыслимое богатство, что они даже не пытаются скрыть свой завистливый восторг.

Надо сказать, что для этого представления Бурундай не выделил мне даже медного обола. Весь «праздник» так сказать за мой счет. В понимании монгольского полководца, любой и так с радостью должен ухватиться за его милостивое предложение, и еще должен сам ползать на коленях, благодарить и слать в ответ бесчисленные дары. Наверное, поэтому в реальной в истории так часто казнили монгольских послов. Они нарушали все правила хорошего тона, были вызывающе грубы и непочтительны.

У меня планы совсем другие, как и цели. В первую очередь, я хочу надавить на жадность, а потом уж на страх и доводы разума. Для этого мой взгляд ищет того, к кому в этом замке прислушиваются больше всего. Вот священник с тонким изможденным лицом, но в рясе из отлично выделанного дорогущего сукна, склонился к герцогу и стал что-то нашептывать тому на ухо. Его холеные пальцы, унизанные крупными перстнями, панибратски легли на герцогское плечо. По этому жесту и по тому, как хозяин замка отвлекся от созерцания своих подарков и начал усиленно внимать шепоту священника, понимаю, что я уже нашел искомое. Осталось лишь выяснить, кто этот высушенный церковный щеголь.