Тверской Баскак. Том Третий

Со вчерашнего дня валит мокрый снег, заметая все непроходимыми сугробами, и настроение у меня такое же мрачное, как и погода за окном. Хотя ни вьюга, ни серая хмарь тут не при чем, просто сегодня утром, когда ехал в Заволжский, я встретил Иргиль.

Вспоминаю этот момент, и сердце невольно сжимается тоской.

Подъем на крутой берег уже закончился, и дорога свернула в обход стены. Луна, фыркая от слепящего снега, прибавила ходу, торопясь скрыться за деревьями. Впереди путь шел через сосновый бор, и там уже мело не так сильно.

Едва заехали в лес, как я увидел ее. Она стояла у дороги, кутаясь в черный платок от колючего ветра.

Подъехав, я придержал кобылу и, стряхнув с башлыка снег, постарался не выдать нахлынувших на меня чувств.

— Здравствуй, Иргиль!

— Ну, здравствуй, консул! — Она подняла на меня смеющееся лицо, и я увидел, что она как и прежде прекрасна все той же своей холодной и неприступной красотой.

Ее черные глаза сверкнули озорством.

— Что-то не виделись мы с тобой давно, я даже соскучиться успела!

Ее взгляд, как и весь ее вид, говорили мне, что она здесь на дороге совсем не случайно. Она знала, что я поеду сегодня и специально вышла навстречу.

Она высказалась, как всегда, прямо, и я также не стал таиться.

— Я тоже скучал по тебе, Иргиль!

— Так чего ж не заходишь, коли душа просит?!

Задоринка в ее глазах сменилась тревожным ожиданием, а я не знал, что ответить.

«А ведь и правда, чего?! — Где-то внутри меня вспыхнула циничная самоиздевка. — Евпраксия беремена! Уж шестой месяц пошел!»

И так вдруг нестерпимо захотелось, как когда-то, притянуть ее к себе и впиться губами в этот насмешливо приоткрытый рот.

С силой зажмурившись, я постарался прогнать наваждение.

'А потом что?! Придется врать себе, матери моего ребенка, и даже ей, Иргиль, придется тоже врать!

Даю себе секунду, чтобы прийти в себя, и встречаю ее ищущий взгляд.

— Не надо, Иргиль! Не трави душу. — С каждым новым словом все больше понимаю, что я прав. — Ты сама заставила меня жениться! А я такой человек, что либо все, либо ничего! Не по мне разрываться и врать по десять раз на дню! Не по душе мне такое! Уж лучше один раз отрезать… Пусть по больному, пусть с криком, но сразу! Так честнее для всех будет.

Озорная искорка в ее глазах сменилась понимающей печалью, а в голосе послышалась обреченность провидицы.

— Я всегда знала, Ваня, — ее губы изогнулись в печальной улыбке, — что ты хороший человек…

Она замолчала, не закончив фразу, но и без слов я уловил продолжение — поэтому и отпустила тебя.

В тот же миг маленькая женская ладошка поднялась и хлопнула Луну по крупу.

— Пошла!

Мягко зашлепали копыта по раскисшей жиже, и сознаюсь, мне до боли тогда захотелось обернуться, но я лишь пришпорил кобылу, желая побыстрее оборвать последнюю ниточку.

От воспоминаний стало совсем хреново, и я даже обрадовался, когда скрипнула дверь, и в проеме показалась голова Калиды.

— Позволишь?!

Его голос окончательно вывел меня из охватившего все тело апатичного нежелания.

Вздрогнув, поднимаю взгляд на друга.

— Конечно! Проходи, садись!

Калида прошел к столу, но садиться не стал.

— Тут у меня новостей прибыло. Так я подумал, ты должен знать!

«Раз он пришел в неурочный час, — кольнула тревожная мысль, — значит, действительно, что-то серьезное».

С того времени, как я назначил Калиду на пост главы разведки и службы безопасности, у нас родилось негласное правило. Раз в неделю он приходит ко мне и докладывает обо все текущих делах, ну а если что-то срочное, то понятное дело, поднимает в любое время.

Подтверждая мои опасения, Калида нахмурил брови.

— Тут вчера купец Ефимка из Владимира возвернулся, говорит, дела нехорошие там творятся. Мол город бурлит, потому как Михаил Всеволодович Московский наехал нежданно с дружиной да дядю своего родного Святослава, что княжил после смерти брата, со стола Великокняжеского согнал.

Для меня эта новость ожидаема, но показывать это Калиде я, естественно, не собираюсь. Более того, меня интересуют подробности.

— И что же, Святослав Всеволодович так без боя и сдался, и никто за него не вступился? А дружина его как же?!

Калида, не удержавшись, хмыкнул.

— Так Михаил-то стервец, аккурат после рождества нагрянул. Когда все ближние бояре да дружинники по своим вотчинам да хуторам разъехались. Те, кто остались, конечно, за мечи схватились, но Святослав, видя что силы неравны, не позволил крови пролиться. Отдал стол без брани и в Суздаль к себе отъехал.

Я молчу, а Калида бурчит в сердцах.

— И без того времена темные, а теперь и вовсе мрак. Ведь скоро Михайловы старшие братья из Орды воротятся, они ему такого беспредела не спустят! — Он мрачно покачал головой. — Чего будет, даже сказать не возьмусь!

Я точно знаю, что ничего страшного не случится, и судьба все сама разрулит, поэтому успокаиваю своего друга.

— Не думай об этом! Михаил грех на душу взял, и бог ему этого не спустит.

В глазах Калиды сверкнула искорка удивленного подозрения.

— Что-то не припомню я такого, чтобы ты лишь на господа бога уповал. Раньше ты все больше на свои силы рассчитывал.

Улыбаюсь ему в ответ.

— Это правильно, но тут случай особый, тут судьба и без нас справится.

— Тебе видней! — Он покосился на меня с подозрением, а потом продолжил совсем о другом. — Помнишь, летом у нас человечек был из далеких краев, то ли с Персии, то ли еще откуда, ты у него еще пряности восточные покупал.

Я кивнул, мол помню.

— Льстивый такой, всем улыбающийся тип с масляными глазками.

— Точно. — Калида ухмыльнулся моей верной оценке. — Так вот он тут как-то сболтнул, что хочет в Сарае Батыевом осесть и лавку там открыть, так я опосля с ним поговорил и убедил, что торговля с нами у него покатится как по маслу, ежели им в Твери довольны будут. Он все понял, не даром крученый такой, и вот вчера с Орды караван пришел.

На этом он вытащил из-за пазухи свернутый трубочкой пергамент и положил на стол передо мной.

— Говорил-то перс по-нашему, а вот написал по-своему. — На его лице появилось извиняющая гримаска. — Но ты-то поди разберешься!